СКИННЕР: РАЗМЫШЛЕНИЯ О БИХЕВИОРИЗМЕ И ОБЩЕСТВЕ 6-2

Cатирическое изображение когнитивистского "сознания"
Рисунок Сола Стейнберга (Saul Steinberg)

Мои пояснения в тексте - (в скобках курсивом)

*  *  *

Б.Ф. Скиннер:

"Изучение системы поведения внутри (организма) началось всерьез с открытием рефлексов, однако рефлекторная дуга не только не была местом разумного поведения, но она считалась узурпатором - например, спинномозговые рефлексы заменили Rückenmarkseele или "душу спинного мозга". Рефлекторная дуга была по сути анатомическим понятием, а физиология долгое время оставалась в значительной мере воображаемой. Много лет назад я предложил, что буквы CNS - ЦНС могут означать не центральную нервную систему (central nervous system), а концептуальную нервную систему (conceptual nervous system). Я имел в виду (концепцию) великих физиологов - сэра Чарльза Шеррингтона и Ивана Петровича Павлова. В своей эпохальной работе "Интегративная деятельность нервной системы" ("Integrative Action of the Nervous System" by C. S. Sherrington) Шеррингтон анализировал роль синапсов, перечислив примерно дюжину их характерных свойств. Я указал на то, что он никогда не наблюдал синапс в действии и что все свойства, приписываемые ему, были домыслены из реакций его (анатомических) препаратов. Павлов предложил свои исследования в качестве доказательства деятельности коры головного мозга, хотя он никогда не наблюдал её в действии, а просто сделал ее как вывод из поведения своих подопытных животных. Однако Шеррингтон, Павлов и многие другие двигались в направлении инструментального подхода, и физиологи теперь, конечно, изучают нервную систему напрямую.

Концептуальная нервная система была усвоена другими дисциплинами: теорией информации, кибернетикой, системным анализом, математическими моделями и когнитивной психологией. Гипотетические структуры, которые они описывают, не зависят от своего подтверждения прямым исследованием нервной системы, поскольку это - дело слишком далекого будущего, чтобы представлять (для них) интерес. Они должны иметь оправдание своей внутренней непротиворечивостью и успешным предсказанием избранных (для этого) фактов, предположительно не тех же, из которых были выведены их концепции.

Эти дисциплины занимаются тем, как должен* работать мозг или разум, чтобы человеческий организм действовал так, как он это делает. Они предлагают своего рода термодинамику поведения без связи с (реальными) молекулярными процессами. Компьютер с его мнимой имитацией мышления человека представляется ими как доминирующая аналогия. Но это - не вопрос физиологии компьютера - того, какова его (интегральная) схема или какой тип запоминающего (устройства) он использует, а вопрос характеристик его действия. Компьютер получает информацию, как организм получает стимулы, и обрабатывает ее в соответствии с заложенной программой, как организм, как говорят, делает в соответствии со своим генетическим наследием. Он кодирует информацию, преобразуя ее в форму, с которой он может работать, как организм преобразует визуальные, слуховые и другие стимулы в нервные импульсы. Как и его человеческий аналог, он хранит закодированную информацию в памяти, индексированную для облегчения поиска (данных). Он использует то, что он хранит, для обработки полученной информации, как человек, как говорят, использует предыдущий опыт для интерпретации поступающих сигналов, а затем для выполнения различных действий - короче говоря, для вычислений. Наконец, он (организм) принимает решение и действует: (как копмьютер выводит результат на) выпечатку.

В этом нет ничего нового. То же самое делали тысячи лет назад на глиняных табличках. Надсмотрщик или сборщик налогов вел учет мешков с зерном, соответствующим образом учитывая количество, качество и вид. Таблички хранились с пометкой реестра и дополнительно группировались соответствующим образом; наконец эти записи извлекались (из архива) и производились вычисления, выдающие в результате сводный отчет. Машина (ЭВМ) намного быстрее, и она так сконструирована, что участие человека требуется только до и после её действия (ввод и вывод данных). Скорость является явным преимуществом, но кажущаяся автономность (ЭВМ) породила проблемы. Казалось, это означало, что режим работы компьютера напоминает (мышление) человека. Люди действительно делают материальные записи, которые они хранят, достают и используют при решении проблем, но из этого не следует, что в уме они делают что-то подобное. Если бы были какие-то исключительно субъективные достижения, то аргумент в пользу так называемой высшей нервной деятельности был бы сильнее, но, насколько мне известно, ничего такого не было продемонстрировано. Правда, мы говорим, что математики иногда интуитивно решают задачи и только позже, если вообще делают это, сводят решение к поэтапным доказательствам, и при этом они, очевидно, сильно отличаются от тех, кто действует шаг за шагом, но различия вполне могут быть в доказательствах того, что происходило, и было бы не очень удовлетворительно определять мысль просто как необъяснимое поведение.#

Опять же, было бы глупо с моей стороны пытаться разработать альтернативное объяснение в доступном объёме. То, что я сказал об интроспективно наблюдаемом мышлении, применимо и к мышлению, которое конструируют из наблюдений за поведением других людей. Доступность сохраненного в памяти, например, можно интерпретировать как вероятность (воспроизведения) приобретенного поведения, без утраты адекватности обработки фактов и с весьма значительным выигрышем в ассимиляции (т.е. интеграции) этой сложной области с другими частями человеческого поведения.

Я уже сказал, что большая часть биологии заглядывает внутрь живой системы и ищет объяснение того, как она работает. Но это справедливо не для всей биологии. Сэр Чарльз (? - Александр) Белл (изобретатель телефона и азбуки жестов для глухонемых) мог бы написать книгу о руке как о доказательстве промысла (божия). Рука была доказательством; однако промысл был где-то ещё. Дарвин тоже нашел промысл, но в совсем другом месте. Он смог систематизировать существ, которых он обнаружил во время путешествия на (корабле) "Бигль", с точки зрения их формы или структуры, и мог классифицировать ракушки морских уточек многие годы таким же образом, но его поиск за пределами структуры дал принцип естественного отбора. Именно воздействие окружающей среды на организм было важным для эволюции. И именно воздействие окружающей среды имеет первостепенное значение при анализе поведения.**

Следовательно, недостаточно ограничиваться организацией или структурой, даже самой изощренной. В этом - ошибка большей части феноменологии, экзистенциализма и структурализма в антропологии и лингвистике. Когда важным является взаимодействие с окружающей средой, как в филогенезе и онтогенезе поведения, фантазирование внутренней системы становится просто ретроградством.

Наш прогресс в методах и инструментах, необходимых для изучения поведения, был заторможен именно из-за отвлечения озабоченностью предполагаемой или реальной внутренней жизнью. Согласен, что интроспективные психологи и создатели моделей исследовали окружающую среду, но они делали это только для того, чтобы осветить происходившее внутри - то, что их интересовало. Они, без сомнения, помощники с благими намерениями, но они часто просто вводили в заблуждение тех, кто брался за изучение организма как поведенческой системы как таковой. Даже когда это полезно, наблюдаемая или гипотетическая внутренняя детерминанта не является объяснением поведения, пока оно само не будет объяснено, и восхищение внутренней жизнью глушило интерес к дальнейшим этапам (исследования), которые надо было делать.

Я уже слышу крики критиков: "Вы что, действительно хотите сказать, будто все те, кто исследовал человеческий разум, от Платона и Аристотеля, римлян и схоластов, Бэкона и Гоббса, Локка и других британских эмпириков, до Джона Стюарта Милля и всех тех, кто начал называть себя психологами, что все они тратили свое время впустую?" Ну пусть, к счастью, не все свое время. Если забыть их чисто психологические выдумки, они все равно остаются замечательными людьми. Но по моему мнению, они были бы еще более замечательными, если бы сами смогли забыть эти выдумки. Они были внимательными наблюдателями человеческого поведения, но интуитивная мудрость, которую они приобрели из своего общения с реальными людьми, была испорчена их теориями.

Легче объяснить эту мысль на примере медицины. До нашего (20-го) столетия было очень мало знаний о процессах в организме при здоровье и болезни, из которых можно было бы вывести полезные методы терапии. Тем не менее, было разумно обратиться к врачу. Врачи видели много больных людей и должны были обрести своего рода мудрость, возможно, непроанализированную, но все же ценную для назначения простых методов лечения. Однако история медицины в значительной степени является историей варварских методов - кровопускания, банок, припарок, слабительных, сильных рвотных средств, что в большинстве случаев должно было быть вредным. Я подчеркиваю, что эти методы не были плодом интуитивной мудрости, приобретенной благодаря знанию о болезнях; они были плодом теоретизирования - теорий о том, что (якобы) происходит внутри больного человека.

Теории о мышлении имели подобное действие, возможно, менее драматичное, но вполне возможно, что гораздо более разрушительное. (Знаменитые) люди, которых я упомянул, внесли важный вклад в государственность, религию, этику, экономику и многие другие области. Они могли бы сделать то же и с интуитивной мудростью, приобретенной из опыта. Но у философии и психологии тоже были свои кровопускания, банки и слабительные, и они заслонили простую мудрость. Они сбили этих мудрецов с пути, который привел бы и более прямо к возможной науке поведения. Платон добился бы гораздо большего прогресса в направлении улучшения жизни, если бы смог забыть (идеалистический вымысел) о тенях на стене своей пещеры.

Еще один вид озабоченности себой отвлекает нас от программы (исследований), которую я обрисовал. Он касается личности не как объекта самопознания, а как деятеля, инициатора, творца. Я развил эту тему в книге "Beyond Freedom and Dignity - Превыше свободы и чести". Мы более склонны признавать заслуги человека за то, что он делает, если не очевидно, что причина этого - его материальное или социальное окружение, и мы, скорее всего, чувствуем, что действительно великие достижения должны быть неизъяснимы. Чем более естественно произведение искусства, тем менее оно креативно; чем лучше видна личная выгода, тем менее героичен акт жертвенности. Соблюдать эффективно санкционируемый закон - не значит проявлять гражданскую добродетель.

Мы видим стремление превознести личность, преувнличить заслуги, которые ей следует воздать, в "самовыражении" так называемой гуманистической психологии, в ряде версий экзистенциализма, в восточном мистицизме и определенных формах христианского мистицизма, наставляющих человека отвергнуть "мирское", чтобы освободить себя для единения с божественным началом или с богом, а также в примитивном структурализме, который усматривает организацию поведения, а не на предшествующие события - причину этой организации. Трудность в том, что если заслуги, причитающиеся человеку, обесцениваются очевидностью условий, функцией которых является его поведение, то научный анализ начинает казаться нападками на человеческую гордость или достоинство. А его задача - объяснить прежде необъяснимое и, следовательно, урезать любой мнимый вклад (души) изнутри, который служил вместо объяснения. Фрейд двигался в этом направлении, объясняя творческое в искусстве***, и теперь это (наука) уже не просто циник, который видит источник героизма и мученичества в мощной индоктринации. Кульминационным достижением человеческого вида они считают эволюцию человека как морального животного, но более простая точка зрения заключается в том, что это была эволюция культур, в которых люди ведут себя морально, хотя они внутренне не претерпели никаких изменений характера.

Еще более болезненным было воображаемое нападение на свободу. Исторически борьба за свободу была бегством от физических ограничений и от ограничений поведения, налагаемых при помощи наказаний и иных мер (угнетения и) эксплуатации. Личность освободилась от ограничений (социальной) среды, созданных государственными и религиозными учреждениями и обладателями больших богатств. Успех этой борьбы, хотя она еще не завершена, является одним из величайших достижений человека, и ни один разумный человек не станет его оспаривать. К сожалению, одним из ее побочных результатов стал лозунг о том, что "любое управление человеческим поведением неправильно и его надо отвергнуть". Ничто в обстоятельствах борьбы человека за свободу не оправдывает распространение этой бортбы на меры управления, и нам пришлось бы отказаться от всех преимуществ высокоразвитой культуры, если бы мы отказались от всех методов управления человеческим поведением. Тем не менее, новые (бихевиористские) методы в образовании, психотерапии, системах стимулирования, криминологии и организации повседневной жизни в настоящее время подвергаются нападкам, поскольку они, как говорят, угрожают личной свободе, и я могу засвидетельствовать, что эти нападки могут быть довольно буйными.

Степень, в которой человек свободен или ответственен за свои достижения, не является вопросом, который должен решаться строгими доказательствами, но я утверждаю, что то, что мы называем поведением человеческого организма, не более свободно, чем его пищеварение, беременность, иммунность или любой другой физиологический процесс. Поскольку оно связано с окружающей средой многими тонкими связями, оно намного сложнее, и, следовательно, его закономерность гораздо труднее продемонстрировать. Но научный (оперантный) анализ движется в этом направлении, и мы уже можем объяснить традиционные темы, такие как свобода воли или творчество, что более полезно, чем традиционные объяснения, и я считаю, что дальнейший прогресс неизбежен.

Проблема, конечно, в детерминизме. Немногим более 100 лет назад в своей знаменитой статье Клод Бернар поднял в отношении физиологии вопрос, который сейчас стоит перед нами в науке о поведении. Почти непреодолимым препятствием для применения научного метода в биологии, по его словам, была вера в "жизненную силу". Заслуга его современника Луи Пастера - драматическое (опытное) опровержение теории самопроизвольного зарождения, и я полагаю, что нынешнее (когнитивистское) самопроизвольное зарождение поведения в виде идей и актов воли соответствует теории самопроизвольного зарождения жизни в виде личинок и микробов 100 лет назад.

Практическая проблема продолжения борьбы за свободу и достоинство заключается не в том, чтобы уничтожить управляющие (поведением) силы, а в том, чтобы изменить их, создать мир, в котором люди достигнут гораздо большего, чем они когда-либо достигали прежде в искусстве, музыке, литературе, науке, технике и, прежде всего, в радостях жизни. Это может быть мир, в котором люди чувствуют себя свободнее, чем когда-либо прежде, потому что они не будут находиться под насильственным управлением. При конструировании такого мира нам понадобится вся помощь, которую может дать наука о поведения. Неправильно истолковывать борьбу за свободу и достоинство и отказаться от всех мер управления было бы трагической ошибкой.

Но это - ошибка, которую легко можно совершить. Наша озабоченность личностью как творческой силой - это не пустяк; это явное препятствие, а не заблуждение, ведь укоренившиеся страхи нелегко развеять. Перенос центра тяжести с личности на окружающую среду, особенно на социальную среду, вызывает в памяти различные формы тоталитарного этатизма (культа государственности). Легко отвергнуть то, что может оказаться неизбежным движением в этом направлении, и флиртовать с либерастией.

Но в этой позиции всё еще предстоит многое проанализировать. Например, мы можем различать свободу и вседозволенность, придерживаясь правила делать то, что нам нравится, при условии, что мы не нарушаем аналогичные права других, но при этом мы скрываем или маскируем общественные санкции, выраженные как права личности. Права и обязанности, равно как и чувство морали или этики, являются примерами санкций (социальной) среды, гипотетически ставших внутренними.

В долгосрочной перспективе возвеличивание личности ставит под угрозу будущее человечества и культуры (цивилизации). По сути, оно нарушает так называемые права миллиардов людей, которым еще предстоит родиться, в интересах которых сейчас действуют только самые слабые санкции. Мы начинаем осознавать масштаб проблемы упорядочения человеческого поведения управлением прогнозируемым будущим, и мы уже страдаем от того, что мы очень поздно пришли к пониманию того, что у человечества будет будущее, только если оно разработает устойчивый образ жизни. Мне хотелось бы разделять оптимизм веры Дарвина и Герберта Спенсера в том, что курс эволюции неизбежно направлен к совершенству. Напротив, оказывается, что этот курс надо время от времени корректировать. Но если разумное поведение, которое его корректирует, также является результатом эволюции, то, возможно, они все-таки были правы. Но это может быть на грани.****

Возможно, теперь ясно, что я имею в виду под заблуждениями и препятствиями. Наука, которую я обсуждаю, - это исследование связи между поведением и окружающей средой, с одной стороны, среды, в которой эволюционировал вид и которая ответственна за факты, исследуемые этологами, и, с другой стороны, среды, в которой личность живет и на которую в любой момент реагирует поведением. Нас ввел в заблуждение и заблокировал наши исследования связей между поведением и этой средой захватывающий интерес к самому организму. Нас ввела в заблуждение почти инстинктивная тенденция заглядывать внутрь любой системы, чтобы увидеть, как она работает, тенденция вдвойне мощная в случае поведения из-за воображаемой внутренней информации, предоставляемой чувствами и интроспективно наблюдаемыми состояниями. Наш единственный выход - поручить этот предмет физиологам, у которых есть или будут единственные подходящие инструменты и методы. Нас также поощряли двигаться в центростремительном направлении, потому что открытие управляющих сил в окружающей среде, казалось бы, уменьшило заслуги, которые надо воздавать нашим достижениям, и показало, что борьба за свободу не была столь успешной, как мы себе представляли. Мы еще не готовы признать тот факт, что задача состоит в том, чтобы изменить не людей, а мир, в котором они живут (и получают оперантное подкрепление своего соответствующего поведения).

Мы с меньшей неохотой откажемся от этих заблуждений и будем преодолевать эти препятствия, поскольку мы придем к пониманию возможности другого подхода. Роль окружающей среды в человеческих делах, конечно, не осталась незамеченной. Историки и биографы признавали её влияние на человеческое поведение, и литература снова и снова повторяла то же самое. Просвещение было делом прогресса личности, улучшая мир, в котором она жила - энциклопедия Дидро и Д'Аламбера была предназначена для дальнейших изменений такого рода, и к девятнадцатому веку управляющая сила окружающей среды была ясно осознана. Бентама и Маркса называли бихевиористами, хотя для них окружающая среда детерминировала поведение лишь после того, как сперва детерминировала сознание, и это было неудачное условие, поскольку предположение о опосредующей инстанции (сознании) затуманивало связь между (реальными связями) конечных событий.

Роль окружающей среды стала яснее в нашем (20-м) столетии. Ее селекционное действие в эволюции было изучено этологами, и аналогичное избирательное действие в течение жизни личности является предметом экспериментального анализа поведения. В современной лаборатории конструируются очень сложные среды и изучаются их эффекты на поведение. Я считаю, что эта работа дает утешительное успокоение тем, кто не хочет отказаться от традиционных формулировок. К сожалению, она не очень известна за пределами этой специальности. Однако ее практическое применение начинает привлекать внимание. Методы, полученные в результате анализа (поведения), оказались полезными в других областях биологии, например, в физиологии и психофармакологии, и уже привели к улучшению конструкции норм культуры, в программируемых учебных материалах, управлении факторами (подкрепления) в классе, модификации поведения в психотерапии и борьбе с преступностью и во многих других областях.

Многое еще предстоит сделать, и это будет сделано быстрее, когда роль окружающей среды займет свое надлежащее место в соревновании с мнимыми доказательствами внутренней жизни. Как сказал Дидро почти 200 лет назад: "К сожалению, проще и быстрее советоваться с самим собой, чем с природой. Таким образом, разум склонен оставаться в одиночестве". Но проблемы, с которыми мы сталкиваемся, следует искать не в (личностях) мужчин и женщин, а в мире, в котором они живут, особенно в тех социальных средах, которые мы называем культурами. Это важное и многообещающее изменение, потому что, в отличие от недосягаемой крепости так называемого человеческого духа, окружающая среда находится в пределах досягаемости, и мы учимся, как ее изменять.

Поэтому я возвращаюсь к роли, которую мне приписали как своего рода Кальвину двадцатого века, и призываю вас отказаться от успанного розами пути тотального индивидуализма, самовыражения, самообожания и эгоиз ма и вместо этого обратиться к строительству того рая на Земле, который, как я считаю, находится в пределах досягаемости методов науки. Я хочу засвидетельствовать, что, как только вы привыкнете к нему, этот путь всё же не будет слишкрс крутым или тернистым." (Продолжение следует)

---

* Вот именно - "должен"! Попросту говоря, они исходят из очень даже спорной гипотезы, что мозг как часть нервной системы якобы работает как "процессор ЭВМ", а остальная нервная система - как "периферические устройства ЭВМ". Из этого вздорного предположения шарлатаны-глобалисты (Курцвейль & Co) сделали себе рекламу мнимой возможности мошеннического "индивидуального бессмертия" фантастической "загрузкой" информации из "сознания" в ЭВМ.
Иное дело - проект "Neuralink" Элона Маска, представляющий собой протезирование нервной связи мозга с периферической иннервацией, в отдельных случаях ограниченно восстанавливающее пользование рукой или ногой при ограниченном повреждении соответствующего нерва-эффектора. Это аналогично ремонту или замене поврежденного провода, подсоединяющего "мышь" к персональному компьютеру.
Скиннер многословно и по-своему излагает это в тексте, в конце которого я поставил #.

** В наше позорное мрачное время ретроградства и реакции вошёл в моду креационизм - религиозная антинаучная брехня. Для тех, кого интересует увлекательное изложение научной теории эволюции, рекомендую книги Стивена Джея Гульда (Stephen Jay Gould).

*** Не согласен. Все выдумки Фрейда - явно "внутренние и неизменные" свойства "души", которую он расчленил на фикции "оно", "я" и "сверх-я", каждое из которых якобы со своими стремлениями, которые воюют между собой и окружающей действительностью, которую Фрейд переименовал в "принцип реальности", то есть опять-таки во что-то "внутреннее".

**** Опять эти глупые страшные сказки глобалистов о том, что человечество якобы копает могилу себе и вообще всему живому. (Примечания behaviorist-socialist)

.

СКИННЕР: РАЗМЫШЛЕНИЯ О БИХЕВИОРИЗМЕ И ОБЩЕСТВЕ 6-1

"Наблюдающее и действующее сознание" когнитивистов жарит яичницу-глазунью

Мои пояснения в тексте - (в скобках курсивом)

*  *  *

Б.Ф. Скиннер:

"6. Крутой и тернистый путь к науке о поведении

Один критик утверждал, что моя недавняя книга ("Beyond Freedom and Dignity - Превыше свободы и чести", перевод на русский: начало http://behaviorist-socialist-ru.blogspot.de/2015/04/1-1.html, конец http://behaviorist-socialist-ru.blogspot.de/2015/08/9-3.html) не содержит ничего нового, что почти то же самое более четырехсот лет назад было высказано в богословских выражениях Жаном Кальвином.* Поэтому не удивляйтесь, обнаружив, что я проповедую вам крутой и тернистый путь в рай, который обещает наука о поведении. Но я не один из тех мерзких попов, на которых жаловалась Офелия (в "Гамлете" Шекспира), которые "вопреки своим собственным проповедям, сами идут по цветастой тропе греха". Нет, я буду обличать грех, причём в манере, достойной, я надеюсь, моего выдающегося предшественника. Если я не буду метать гром и молнии, то только потому, что нам, современным людям, легче представить себе действительно страшный ад. Я лишь упомяну губительное радиоактивное заражение после ядерной войны. И ни один Кальвин никогда не имел больше оснований бояться своего ада, поскольку я исхожу из предположения, что ничто кроме радикального улучшения нашего понимания человеческого поведения не предотвратит уничтожение нашего образа жизни или самого человечества.

Почему научное понимание человеческого поведения всегда было таким трудным делом? Почему методы, которые были столь невероятно успешными почти везде, так позорно отказали в этой области? Потому ли это, что человеческое поведение представляет собой необычные препятствия для науки? Несомненно, это так, но я думаю, что мы начали понимать, как эти препятствия можно преодолеть. Проблема, как я утверждаю, создана заблуждениями.** Нас увели с прямого и узкого пути, и слово "заблуждение" хорошо подходит для этого, обозначая не только отклонение, но и безрассудство. В этой статье я анализирую ряд заблуждений, характерных в отношении человеческого поведения, которые, очевидно, задержали наш прогресс в лучшем понимании его, крайне необходимый для нас.

Я должен начать с того, что понимаю под наукой о поведении. Я  считаю, что это - раздел биологии. Поведение организма - это то, как организм дышит, переваривает, размножается, вскармливает потомство и так далее. Таким образом, поведение организмов в конечном итоге будет описано и объяснено анатомами и физиологами. Что же касается поведения, они дадут как объяснение генетическое наследие (биологического) вида и опишут, как это наследие изменяет особь в течение её жизни и почему в результате особь затем реагирует определенным образом в конкретных случаях. Но несмотря на замечательный прогресс, мы все еще далеки от удовлетворительного объяснения в таких терминах. Мы знаем кое-что о химических и электрических процессах в нервной системе и локализации многих ее функций, но процессы, которые фактически лежат в основе отдельного акта поведения, когда голубь берёт веточку, чтобы построить гнездо, или ребенок - кубик, чтобы достроить башню, или ученый - ручку, чтобы написать статью, все еще далеки от понимания.

К счастью, нам незачем ждать дальнейшего прогресса в этом направлении. Мы можем проанализировать данный акт поведения в его взаимоотношении с конкретной обстановкой и с предшествующими событиями в истории вида и особи. Таким образом, нам не нужно детальное анатомическое и физиологическое описание генетического наследия, чтобы описать поведение или поведенческие процессы, характерные для этого вида, или обсуждать факторы выживания, под действием которых они могли бы эволюционировать, как это убедительно продемонстрировали этологи. Нам также не нужно обращаться к анатомии и физиологии, чтобы видеть, как поведение особи изменяется под воздействием факторов подкрепления в течение её жизни и как в результате этого она в конкретном случае ведет себя определенным образом.

Я должен здесь признаться в своей пристрастности к моей собственной специальности, экспериментальному анализу поведения, который является вполне резонным исследованием воздействия на отдельные организмы чрезвычайно сложных и тонких факторов (оперантного) подкрепления. В таком анализе временно будут определенные пробелы. Поведение и условия, функцией которых оно является, не находятся в тесной временной или пространственной связи, и нам придётся ждать, пока физиология установит эту связь. Когда она это сделает,от  этого бихевиористское описание процесса не станет недействительным (в самом деле, его назначением, можно сказать, является это описание), и нисколько не сделает его терминологию и принципы менее полезными. Наука о поведении будет необходима как для теоретических, так и для практических целей, даже когда поведение организма будет полностью понято на другом уровне, точно так же, как многое из химии остается полезным, даже если подробное описание в отдельных случаях может быть дано на уровне молекулярных или атомных сил. Такова, таким образом, наука о поведении, от которой, как я считаю, нас отвлек целый ряд заблуждений, к которым я теперь перехожу.

Для биологии не помеха тот факт, что биолог сам является примером того, что он изучает, но той отрасли науки, с которой мы здесь имеем дело, так не повезло. Нам кажется, что у нас есть некая внутренняя информация о нашем поведении. Может быть, и правда то, что окружающая среда формирует наше поведение и управляет им, как она формирует и управляет поведением других видов, но у нас вопреки этому есть чувства. И оказывается, что они - источник заблуждений. Наша любовь, наши страхи, наши эмоции в отношении войны, преступности, нищеты и бога - всё это основные, если не важнейшие, заботы. И мы столь же обеспокоены чувствами других.

Многие из великих тем мифологии - это чувства жертвы на пути к закланию или воина, идущего на битву. Мы читаем, что поэты рассказывают нам о своих чувствах, и мы разделяем чувства персонажей в пьесах и романах. Мы подражаем образцам и принимаем наркотики, чтобы изменить наши чувства. Мы становимся знатоками в этом, скажем, в манере (французского моралиста) Ларошфуко, заметившего, что ревность произрастает из сомнений, или что милосердие правителя — это смесь тщеславия, лени и страха. И вместе с некоторыми психиатрами мы можем даже попытаться основать независимую науку о чувствах как внутрипсихической жизнедеятельности ума или личности.

И разве чувства не имеют какого-то отношения к нашей формулировке науки о поведении? Разве мы не наносим удары, потому что злимся, и не проигрываем музыку, потому что нам хочется ее слушать? И если так, то не следует ли добавить наши чувства к тем предшествующим событиям, функцией которых является поведение? Здесь нет места для подробного ответа на такие вопросы, но я должен по меньшей мере предложить такой ответ, который можно дать.

Уильям Джеймс (философ-прагматист) подверг сомнению этот порядок причины и следствия: возможно, мы ударяем не потому, что злимся, а злимся, потому что ударяем. Но это не возвращает нас к окружающей среде (как причине), хотя Джеймс и другие были на правильном пути. То, что мы чувствуем - это состояния наших тел, большинство из которых тесно связано с поведением и с обстоятельствами, в которых мы ведем себя. Мы и бьем, и злимся по одной и той же причине, и эта причина находится в окружающей среде. Короче говоря, ощущения нашего тела являются побочными результатами нашей генетической и экологической предыстории. Они не имеют никакой объяснительной силы; это просто дополнительные факты, которые следует учитывать.

Чувства имют огромное преимущество перед генетической и экологической предысторией. Они свежие, заметные и требовательные, когда факты об окружающей среде легко упустить из виду. Более того, они непосредственно связаны с поведением, будучи побочными результатами тех же причин, и поэтому привлекают больше внимания, чем сами причины, которые часто весьма далеки. Из-за этого они оказались одной из самых сильных причин, привлекших нас на путь заблуждений.

Любой прогресс науки о поведении на протяжении более 2000 лет делало особенно трудным другое, куда более важное заблуждение. Окружающая среда воздействует на организм на поверхности его тела, но когда тело лично моё, мне кажется, что я наблюдаю его проникновение за этот предел; например, мне кажется, что я вижу, как реальный мир становится моим (внутренним) опытом, а физическое воздействие становится ощущением или восприятием. В самом деле, эта вторая стадия может стать всем, что мы сознаём. Реальность может стать всего лишь домыслом, причём по мнению некоторых авторитетов (субъективных идеалистов), плохим. Может стать важным не физический мир за пределами кожи, а то, что этот мир значит для нас в её пределах.

Нам кажется, что мы не только видим окружающую среду на пути внутрь, но и поведение на пути вовне. Мы наблюдаем определенные ранние стадии желаний, намерений, идей и волевых актов до того, как они, как мы говорим, "находят выражение" в поведении. А что касается истории окружающей нас среды, то ее также можно наблюдать и рассматривать внутри кожи, поскольку мы спрятали её всю в хранилище нашей памяти. Опять же, тут нет места для обсуждения альтернативного объяснения, но необходимо сделать несколько замечаний. Возражения бихевиористов касаются отнюдь не в первую очередь метафизической природы содержимого разума. Я приветствую ту точку зрения, явно становящуюся более популярнойсреди психологов и физиологов и нисколько не чуждую философии, что то, что мы наблюдаем интроспективно ("внутри я"), а также чувствуем, является состояниями наших тел. Но я не готов даже в этом случае уступать позиции интроспекции, поскольку есть две важные причины, по которым мы не можем точно различать наши чувства и состояния ума, и, следовательно,из-за которых существует много различных (систем) философии и психологии.

Во-первых, мир внутри кожи - (интимно) личный. Только тот человек, чья это кожа, может вступать с ним в некие контакты. Мы могли бы ожидать, что результатом этой интимности станет большая ясность, но в ней-то и трудность. Интимность мешает самому процессу познания. Языковая общность, которае научает нас делать различия между вещами в окружающем мире, лишена необходимой информации, чтобы научить нас различать явления в нашем внутреннем мире. Например, она не может научить нас различать неуверенность и замешательство так же легко или точно, как разницу между красным и синим или сладким и кислым.

Во-вторых, самонаблюдение, которое приводит к интроспективному знанию, ограничено анатомией. Оно возникло очень поздно в эволюции вида, потому что только когда (окружающие) начинают спрашивать человека о его поведении и о том, почему он ведет себя так, а не иначе, он начинает осознавать себя в этом смысле. Самопознание зависит от языка и фактически от довольно совершенного языка, но когда впервые стали задавать такие вопросы, единственная нервная система, доступная для ответа на них, была результатом развития по совершенно другим причинам. Она оказалась эффективной во внутреннем управлении организма, в координации движений и в воздействии на окружающую среду, но не было никаких причин, по которым она должна была бы способна давать информацию о тех очень обширных системах, которые опосредуют поведение. Грубо говоря, интроспекция не может быть очень точной или всеобъемлющей, потому что у человеческого организма нет нервных (связей), идущих в нужные (для этого) места.

Еще одна проблема касается природы и местоположения познающего. Сам организм находится, так сказать, между средой, которая на него действует, и средой, на которую он действует, но что лежит между этими внутренними стадиями (поведения), между, например, опытом и волей? С какой точки зрения мы наблюдаем стимулы на пути в хранилище памяти или поведение на пути к физическому осуществлению? Активный наблюдатель и познаватель ("сознание") кажется сжатым во что-то очень маленькое посредине (внешних) вещей.

В формулировке науки, с которой я начал, поведение осуществляет организм в целом. Он действует в физическом мире и на него, и его может побудить языковое окружение реагировать на некоторые из его собственных действий. События, наблюдаемые как жизнь разума, как и чувства, являются побочными результатами, которые стали основой многих сложных метафор. Философ за своим письменным столом, спрашивающий себя, что он действительно знает о себе или мире, вполне естественно начнет со своего личного опыта, своих актов воли и своей памяти, но попытка понять разум с этой точки зрения, начиная с (её) мнимого открытия (философом-идеалистом) Платоном, была одним из величайших факторов заблуждения, который задержал анализ роли окружающей действительности.

Конечно, не бывает внутренней информации при побуждении человека направить свое внимание на то, что происходит внутри организма при акте поведения. Мы почти инстинктивно заглядываем внутрь любой системы, чтобы увидеть, как она работает. Мы делаем это и с часами, и с живыми системами. Это - стандартный подход во многих областях биологии. Некоторые ранние попытки понять и объяснить поведение таким образом были описаны Ониансом в его классическом труде "Истоки европейской мысли - The Origins of European Thought" by R. D. Onians. Должно быть, именно забой животных и убийства на поле битвы дали людям первые знания об анатомии и физиологии. Различные функции, присущие частям организма, обычно были не теми, которые наблюдались интроспективно. Если Онианс прав, то phrenes (органами мышления, вместилищем души) были легкие, тесно связанные с дыханием и, следовательно, как говорили греки, с мышлением и, конечно, с жизнью и смертью. Phrenes были местообитанием thumos, жизненной силы, суть которой сейчас не совсем понятна, и, возможно, активных идей в смысле гомеровского греческого языка. (К тому времени, когда идея стала объектом спокойного размышления, интерес к ее местообитанию, похоже, был утерян.) Позже различные жидкости тела - humors - стали ассоциироваться с предрасположенностью (темперамента), а глаза и уши - с чувственными данными. Мне забавно представлять себе ужас того, кто первым проанализировал оптику глазного яблока и обнаружил, что изображение на его сетчатке - перевернутое!" (Продолжение следует)

---

* Эта статья содержит толковое объяснение принципиального различия между наукой о поведении - радикальным бихевиоризмом, и антинаучной идеалистической схоластикой модной нынче менталистско-когнитивистской "психологии". Поэтому я не понимаю того, почему Скиннер в самом начале упоминает бред какого-то "критика", не понимающего, что буржуйская так называемая "свобода" - это не что иное, как произвол имеющих власть и капитал.

Ведь трудно найти что-то более несуразное, чем уподобление радикального бихевиоризма человеконенавистнической религиозной доктрине Жана Кальвина (1509-1564) с её догматом "божественного предопределения" судеб людей как на этом, так и на том свете, и с соответствующей "протестантской этикой", согласно которой в рай попадут лишь "изначально избранные", т.е. преуспевающие в стяжательстве буржуи, а всем остальным, т.е. "нищебродам", боженькой предопределены вечные муки в аду.

Напротив, оперантный бихевиоризм Скиннера из бесспорного факта формирования и изменения поведения животных и людей под действием факторов окружающей среды делает вывод о принципиальной возможности целенаправленного изменения не только поведения, а стало быть, характера и судьбы отдельного человека, но и всего общества в целом. Но Скиннер не упоминает имени этого критика-дуралея, поэтому на этом придётся поставить точку.

** Мудрейшее замечание. Дураками не рождаются, ими становятся под оболванивающим действием лжи, особенно "авторитетной" лжи масс-медий и "знаменитостей". Господствующий класс постоянно и во всём лжёт народу, чтобы дезориентировать его, внушив совершенно абсурдные "убеждения" и тем самым сделать его беспомощным и покорным. Кроме того, реальные властители (глобалистская закулиса миллиардеров) запугивают человечество "пандемиями", "климатической катастрофой" и т.п. небылицами с той же самой целью, плюс для того, чтобы отвлечь внимание публики от всего ужаса своих реальных преступлений против человечества, и чтобы люди, а особенно - желторотая неопытная молодёжь - мучились этими мнимыми проблемами и забыли и думать о реальных проблемах, которые для них создаёт господство капитала.  (Примечания behaviorist-socialist)

.

УБИРАЙТЕСЬ ВДВОЁМ ПОДОБРУ-ПОЗДОРОВУ!

 

МОЯ КРИТИКА "УОЛДЕНА-ДВА" СКИННЕРА

 

Крысиная гонка за счастьем. Рисунок Стива Каттса (Steve Cutts)

Так как "Уолден-Два" - это утопия, то критиковать её - это критиковать представления её автора об идеальном устройстве человеческого общества. Можно сделать это кратко, совершенно справедливо заклеймив эти представления как мелкобуржуазную маниловщину и поставив на этом точку. Но это была бы не критика, а руготня. С другой стороны, можно исписать сотни страниц критикой всех частностей, на что у меня нет ни времени, ни сил, ни желания. Поэтому ограничусь лишь тем, что я считаю главными, принципиально важными изъянами в этой книге, которые необходимо подвергнуть критике.

Во-первых, причина всех острых проблем буржуазного общества - вовсе не большие размеры городов, фабрик и всего прочего, а классовый антагонизм между трудящимися "низами" и господствующими паразитическими "верхами" - буржуями, политиканами и бюрократами. Эта причина может отсутствовать в малых эгалитарных общинах, пока в них не захватит тираническую власть какой-нибудь "гуру" или "лидер" со своими прихвостнями. Так что упования Скиннера по примеру упоминаемого им пустобрёха Шумахера на то, что "small is beautiful - маленькое прекрасно" просто смехотворны. Кстати, это упование на "маленькое" явно противоречит правильному тезису Скиннера о необходимости применения бихевиористской социальной инженерии для преобразования общества. Хуже того, шаблоны поведения как в большом (государстве), так и в малом (например, в семье) одни и те же. При капитализме каждый тянет одеяло на себя и плюёт на окружающих, даже на близких. Именно поэтому при капитализме такая низкая рождаемость и так много разводов, абортов, проституток и матерей-одиночек.

Во-вторых, как я уже написал в первом комментарии к предыдущей блогозаписи, Скиннер, привыкший обращаться с подопытными животными, наивно полагает, что с людьми можно обращаться точно так же, и они будут ещё и благодарны за это "управляющим" общиной.  Да, очень заманчиво и просто приказом предписать всем правила поведения и объявить утопию осуществленной. Так сделал подонок сталин в 1937 году, объявив, что "в СССР в основном построен социализм", или Мао, объявивший  в Китае в 1966 году "культурную революцию". И там, и там народ, конечно, поневоле подчинился приказу, чтобы не попасть в Гулаг или "на перевоспитание" в "народные коммуны", мало чем отличавшиеся от Гулага. А укоренившиеся еще при царях и китайских богдыханах привычки и шаблоны и нормы поведения классового общества остались в полной силе. Конечно, на сталинских парадах физкультурников все шагали в ногу (теперь это делают лишь на севере Кореи, в монархии Кимов), а в жизни все ходили и поступали совершенно иначе - так, как это описал, например, М.М. Зощенко в своих сатирических рассказах и особенно в замечательной "Голубой книге". Так что ясно, что "бихевиористская община", как её выдумал тогда ещё молодой Скиннер в "Уолдене-Два", или будет диктатурой управляющих, или потерпит крах с самого начала.

В-третьих, в "Уолдене-Два" Скиннер вообще не затронул чрезвычайно важную проблему "свободы". Я здесь выложил несколько картинок, чтобы показать, что "свобода" людей ограничена их личными возможностями. Рабы и крепостные - и в древности, и в первой половине 19-го века в царской России и на плантациях в США (цари симпатизировали США скорее всего из-за наличия там массового рабства) не имеют ни малейшей возможности быть свободными, т.е. распоряжаться своей собственной судьбой. Государства во всём мире, служа интересам господствующего класса - буржуев и бюрократов, при любой возможности насколько могут урезают "свободу личности" своих подданных, называя это защитой демократии и правопорядка. Это мы недавно пережили во время мнимой "пандемии ковид".

Это значит, что при отсутствии реального и полного равенства "свобода" - это не что иное, как произвол имеющих капитал и власть. Стало быть, при социализме не должно быть такой "свободы", а должно быть равенство прав и обязанностей всех граждан. Его не было в СССР, где один сидел в шикарном и тёплом офисе, тиская секретуток, а другой под холодным осенним дождём копал для них в поле картошку... И это называлось "социализмом"!

Поэтому после социалистической революции при системном конструировании общественных и межличностных отношений методами оперантной бихевиористской социальной инженерии надо постоянно и зорко следить за результатами, учитывая и исправляя все оплошности конструирования, дающие лазейки для коварства, обманов, сговоров, несправедливостей и всех прочих разновидностей антиобщественного поведения, ставящего личные интересы выше общих. Повторяю, социализм - это не "свобода личности", а система практического, конкретного равенства прав (например, на материальные блага) и обязанностей (например, выполнять "грязную", но необходимую работу). Хорошее начало такой системы - это недавние локальные эксперименты в Китае с "системой социального доверия - social credit system".

Изменить образ жизни, т.е. всю систему взаимосвязанных привычек и шаблонов поведения целого народа, с бужуазного на социалистический очень сложно, причём сделать это можно лишь умелым, постепенным и системным применением положительного подкрепления (вознаграждения, поощрения и т.п.) социалистических отношений. Отрицательное подкрепление (наказание, порицание и т.п.) буржуазных межличностных и общественных отношений вызовет лишь избегание наказания; привычные отношения будут скрываться за лицемерием и показухой, но не исчезнут. Это доказано историческим опытом реставрации капитализма на развалинах СССР и тем, что все столь различающиеся друг от друга попытки строительства социализма без применения бихевиористской социальной инженерии - на Кубе, во Вьетнаме, в Венесуэле и где бы то ни было ещё - зашли теперь в тупик.

Это изменение образа жизни при строительстве социалистического общества сложно прежде всего потому, что оно должно быть по своему характеру созидательным, создавая и тонко настраивая единую внутренне непротиворечивую систему оперантных взаимозависимостей между равными гражданами. В отличие от этого манипулирование поведения при капитализме намного проще, потому что имеет разрушительное действие на общество и отчуждающее - на личностей. Капиталист ставит конкретную задачу, например, сбыта своего товара, и привязывает рекламой его приобретение к миражу мошеннически преувеличенного положительного подкрепления от него, сам получая реальное подкрепление - денежную плату. В результате этого общественные отношения закорачиваются на денежные отношения купли-продажи и деградируют, общество из более или менее единой организованной социальными нормами структуры межличностных и общественных отношений (культуры повседневности) превращается в антиобщество - толпу одиночек, скопище двуногих диких животных, которыми легко манипулировать при помощи рекламы и пропаганды.

Поэтому ясно, что предпосылкой построения социализма должна быть хотя бы минимальная культура повседневных отношений, само собой разумеющаяся для всех. Этому капитализм опять-таки противодействует, стараясь "разделять (низы) и властвовать (над ними)", наводняя ранее культурно и этнически монолитные страны толпами озверевшего криминализованного мигрантского сброда, по сравнению с которым дубоголовые немцы кажутся ангелами. В результате этого Запад теперь представляет собой вавилонское столпотворение с большим количеством разнородных культурно чуждых пришельцев, которым невозможно ни в чём доверять. Этой же цели служит и глобалистская гендерная пропаганда извращенчества, злонамеренно разбивающая вдребезги нормальные половые и семейные отношения.

На эти печальные темы антиобщественной деятельности капитала можно писать бесконечно, что не изменяет положение дел к лучшему. Этой сатанинской деятельности надо мешать и противопоставлять ей деятельность по укреплению общества всеми силами, которые, к сожалению, очень слабы при капитализме. Укрепление спаянности общества должно быть главной задачей после социалистической революции. Ведь если вся масса народа не будет уверена (по личному опыту получения подкрепления, а не брехнёй пропаганды!) в том, что для каждого выгоднее действовать не в узких личных интересах, а активно сотрудничать с другими в интересах общего дела, причём даже при конфликте между этими интересами, то никакого социализма и быть не может.

А мировая социалистическая революция исторически необходима потому, что все нынешние глобалистские буржуйско-бюрократические режимы, навязанные человечеству закулисой миллиардеров-глобалистов, будучи марионеточными режимами, не только реакционны и антинародны, но и неизбежно некомпетентны и безнадёжно коррумпированы - в Западной Европе, на Украине, в России и вообще везде, за исключением правительств Орбана в Венгрии, Фицо в Словакии и теперь ещё Трампа в США. Но эти националистические правительства - буржуазные, поэтому они неспособны даже трезво видеть главную проблему человечества - капитализм, не говоря уже о том, чтобы решить её уничтожением капитализма.

И последнее. Самый главный недостаток "Уолдена-Два" - это то, что Скиннер понаписал длинные разглагольствования, вложив их в уста своему alter ego Фрейзеру, но вовсе не изобразил конкретно методику самого бихевиористского процесса модификации поведения - изменения образа жизни и привычек - от антиобщества, где человек человеку - волк, к обществу его утопии, в котором все довольны своим положением и о лучшей доле даже не мечтают. Именно потому, что у Скиннера не было такого опыта "перековки" поведения целой группы людей методами социальной инженерии, его утопия получилась абстрактной, безжизненной и малоубедительной. Даже откровенная утопия, которую изобразил Н.Г. Чернышевский в романе "Что делать?", в главе XVI - "Четвёртый сон Веры Павловны" - несравненно более полнокровная и конкретная.

Абстрактно теоретизировать и пропагандировать очень просто, а реально целенаправленно изменять поведение целых групп людей и тем паче народов - несравненно сложнее. Есть - как упоминает Скиннер - лишь опыт (в США) программного обучения младшеклассников и приучения психопатов в больницах к более адекватному повседневному поведению. Я постараюсь попозже перевести и выложить здесь перевод нескольких статей на эту тему из изданной в 1980 году книги Алана Каздина "Модификация поведения в практической обстановке" - "Behavior Modification in Applied Settings" by Alan E. Kazdin. А пока рекомендую интересующимся этой проблемой книги А.С. Макаренко, плюс интереснейшую книгу Г. Белых и Л. Пантелеева "Республика ШКИД".

.