Джордж
Оруэлл
"ДОРОГА НА УИГАН-ПИРС
Глава
13: В конце концов, можно ли вообще это как-то исправить?
В
первой части этой книги я несколькими примерами проиллюстрировал ту жуткую
ситуацию, в которой мы находимся; а во второй части я попытался показать, почему
столько нормальных и порядочных, на мой взгляд, людей отворачиваются от
единственной возможности исправить эту ситуацию - от социализма. Очевидно, что теперь
наиболее актуальная задача − это привлечь на свою сторону этих людей,
пока фашизм не пустил в ход свои козыри. Я не хочу поднимать здесь вопрос о
партиях и их политических уловках. Хотя нет сомнения в том, что сама по себе
угроза фашизма в ближайшем будущем вызовет создание какого-нибудь Народного Фронта,
однако распространение учения социализма в эффективной (доходчивой) форме куда
важнее любой партийной рекламы. Народ надо готовить к тому, чтобы он действовал
по-социалистически.
Я
верю, что есть бесчисленное множество тех, кто симпатизирует главным целям социализма,
но не осознаёт этого; тех, кто почти без колебаний стал бы нашим сторонником,
если бы нам удалось найти слова, убедительные для них. Каждый, кто знает, что
такое бедность, каждый, кто искренне ненавидит произвол и войну - тот потенциально
за социализм. Поэтому моя задача здесь состоит в том, чтобы предложить - по
необходимости в самых общих чертах - то, как можно примирить социализм и его
наиболее разумных противников.
Прежде
всего - о том, кто эти противники. Я имею в виду всех тех людей, которые
понимают, что капитализм - это зло, но в сознании которых возникает смутный
образ чего-то тошнотворного и отвратительного, когда речь заходит о социализме.
Как я уже отметил, это можно объяснить двумя главными причинами. Первая - это
то, что многие социалисты примитивны как личности, а вторая - это тот факт, что
социализм слишком часто отождествляют с образом толстопузого безбожного "прогресса", который
отвратителен для любого, кому дороги традиции или хотя бы зачаточные
эстетические представления. Позвольте начать со второй причины.
Отвращение
к "прогрессу" и
машинной цивилизации, которое столь широко распространено среди думающих людей,
можно оправдать лишь как умонастроение. Но оно не может служить оправданием
неприятия социализма, потому что оно предполагает альтернативу, которой реально
не существует. Когда они говорят: "Я
против механизации и стандартизации, поэтому я отвергаю социализм", они
этим в сущности говорят:
"Если я захочу, то я вполне могу обойтись и без машин", что
конечно чепуха. Все мы полностью зависим от машин, и если бы машины перестали
работать, то большинство из нас погибло бы. Вы можете ненавидеть машинную
цивилизацию, и возможно вы правы в своей ненависти, но в настоящее время
невозможна сама постановка вопроса о том, принять её или отвергнуть. Машинная
цивилизация - это реальность,
и критиковать ее можно только не покидая её, потому что мы
все в её чреве.
Только
романтичные придурки охмуряют себя тем, что им якобы удалось убежать из неё:
например, литератор-сноб в своём старинном особняке времён династии Тюдоров, но
со всеми нынешними удобствами,
или самец-сверхчеловек, который отправился жить "первобытной
жизнью" в джунглях с винтовкой Манлихера и четырьмя вагонами
консервов. Я почти полностью уверен, что машинная цивилизация продолжит своё триумфальное
шествие. Нет оснований полагать, что она сама уничтожит себя или по своей воле
прекратит своё функционирование. Какое-то время назад было модно говорить, что
война вот-вот полностью "уничтожит цивилизацию", но хотя следующая
мировая война несомненно будет столь ужасной, что все предыдущие покажутся
пустяками, крайне маловероятно, что это остановит технический прогресс.
Согласен,
что такую уязвимую страну, как Англия, а возможно и всю Западную Европу, можно ввергнуть
в хаос несколькими тысячами продуманно подложенных бомб, но в настоящее время немыслима
война, которая в один миг стёрла бы с лица Земли промышленность всех стран мира.
Так что можно быть уверенным в том, что возврат к более простому, вольному и
менее механизированному образу жизни, каким бы желанным он ни представлялся,
попросту невозможен. Это не фатализм, а всего лишь понимание фактов. Поэтому
бессмысленно отвергать социализм на том основании, что вы - противник
государства-муравейника, ведь государство-муравейник является реальностью. В
данный момент выбор - не между гуманным и антигуманным порядком в мире. На
самом деле выбор - между социализмом и фашизмом, который в самом лучшем случае
является социализмом, лишенным всех его достоинств.
Так
что задача мыслящих людей не отвергать социализм, а задуматься над тем, как
сделать его гуманнее. Когда начнётся созидание социализма, тогда умеющие видеть
мошенническую суть (буржуйского) "прогресса", вероятно,
воспротивятся этому "прогрессу". В сущности, таково их
призвание. В механизированном мире им придётся быть некоей вечной
оппозицией, что вовсе не тождественно обструкционизму и предательству. Однако я
тут говорю о будущем. А в наше время любой порядочный человек, будь он консерватор
или анархист по своему характеру, обязан содействовать победе социализма.
Ничто
иное не спасет нас от нынешних бед и грядущих кошмаров. Быть противником социализма сейчас, когда
двадцать миллионов англичан голодают, а фашизм захватил половину Европы - это
самоубийство. Это подобно разжиганию гражданской войны во время вторжения
варваров.
Поэтому
столь важно избавиться от того скорее невротического предубеждения против
социализма, которое не основано на каких-либо серьёзных возражениях. Как я уже
упоминал, для многих отвратителен не социализм, а сами социалисты. Социализм в
нынешнем его обличии непривлекателен прежде всего потому, что он выглядит, по
меньшей мере для посторонних, как забава чудаков, доктринеров, салонных
большевиков и т.п. Но нужно понимать, что это оттого, что чудаки, доктринеры и
т.п. влезли в это дело первыми. А если в это движение нахлынет масса более
умных и серьёзных людей, то засилью в нём этих неприятных, никчемных субъектов придёт
конец. Ну а пока надо стиснуть зубы и игнорировать их; эти пузыри сдуются,
когда социалистическое движение станет гуманнее. Кроме того, они никчемны. Наше
дело − бороться за справедливость и свободу, ведь социализм, если
очистить его от вздора, означает именно справедливость и свободу. И вообще
стоит помнить только самое важное. А отворачиваться от социализма потому, что
среди социалистов так много дрянных индивидов, это так же абсурдно, как
отказаться ехать в поезде потому, что вам не понравилась физиономия кондуктора.
Во-вторых
- по адресу самих социалистов, особенно той разновидности, которая выступает с
речами и пишет трактаты.
Настоящий момент настоятельно требует от левых
всех разновидностей оставить свои разногласия и сплотиться. И действительно,
это уже понемногу происходит. Поэтому очевидно, что радикальным социалистам
придётся стать союзниками людей, которые далеко не во всём с ними согласны. Нежелание
социалистов это сделать, как правило, обоснованно, потому что они видят совершенно
реальную опасность разбавления всего социалистического движения в какую-то
бледно-розовую белиберду, еще более бесполезное, чем заседающая в парламенте
партия лейбористов.
Например, сейчас велика опасность того, что
Народный фронт, который предположительно возникнет под угрозой фашизма, не
будет истинно социалистическим по своему характеру, а будет просто политическим
маневром, направленным против итальянского и немецкого (но не английского)
фашизма. Таким путём необходимость объединиться против фашизма может втянуть
социалистов в союз с их самыми худшими врагами. Однако надо придерживаться
такого принципа: если важнейшие основы ставить на первое место, то опасность
вступить в союз с неподобающими людьми не возникнет. А каковы важнейшие основы
социализма? Что характерно для настоящего социалиста? Я полагаю, что истинный
социалист − тот, кто стремится − не только считает желательным, но и активно стремится
к победе над произволом. Однако я боюсь, что для большинства ортодоксальных
марксистов это определение не приемлемо или допустимо с большими оговорками.
Иногда, когда я слышу разговоры этих людей, а ещё
более, когда я читаю их книги, у меня появляется впечатление, что для них все
социалистическое движение - не более чем азартная охота на еретиков, они пляшут
наподобие дикарей-колдунов под барабанный бой там-тамов и распевают: "Чур меня, чур, я чую запах крови правых
уклонистов!" Это
всё потому, что благодаря таким выходкам гораздо проще выглядеть социалистом, очутившись
среди рабочего люда. Напротив, социалист-рабочий, подобно католику-рабочему, не
особо силен в доктринерстве и стоит ему открыть рот, как он сразу впадает в
ересь, однако ему ясна сама суть дела. Ему понятен тот главный факт, что
социализм означает уничтожение угнетения, и "Марсельеза", если бы для него перевели текст этой
песни, была бы ему куда ближе к сердцу, чем глубокомысленные трактаты о
диалектическом материализме. В настоящий момент настаивать на том, что
принадлежность к социалистам означает верность философской стороне марксизма
плюс культ России - это пустая трата времени. Социалистическому движению сейчас
некогда превращаться в лигу диалектических материалистов, когда необходимо быть
союзом угнетенных против угнетателей. Надо привлекать людей действия и гнать
прочь краснобаев-либералов, которые хотят поражения иностранных фашистов, чтобы
по-прежнему мирно получать свои дивиденды; они - это тот сорт прохиндеев,
который голосует за резолюции "против фашизма и коммунизма", то есть против и крыс и крысиного яда.
Социализм означает победу над произволом как в своей стране, так и за рубежом. И
пока вы выдвигаете этот факт на первое место, у вас не будет особых сомнений
относительно того, кто ваши настоящие союзники. Ведь что касается мелких
разногласий, то глубочайшие философские расхождения совершенно не
важны по сравнению со
спасением двадцати миллионов англичан, которые гниют заживо из-за скверного
питания; а все споры надо отложить на будущее.
Я
считаю, что социалисты не должны поступаться принципами, однако им безусловно
придётся пожертвовать массой внешней шелухи. Было бы, например, крайне полезно избавиться
от духа эксцентричности, который по-прежнему витает над социалистическим
движением. Хорошо было бы собрать в кучу и сжечь все сандалии и рубахи
нежно-зеленого цвета, а всех вегетарианцев, трезвенников и святош послать в их
логово - Уэлвин-Гарден-Сити - безмятежно заниматься йогой!
Но
я боюсь, что этого не случится. Однако возможно, что те социалисты,
кто поумней, перестанут отпугивать потенциальных сторонников глупыми и совершенно
неуместными манерами. И ещё есть масса мелкого зазнайства, от которого так
легко избавиться. Возьмём, например, наводящее скуку отношение типичного
марксиста к литературе. Из массы приходящих на ум примеров приведу лишь один.
Он внешне тривиален, но по сути не таков. В старой газете "Уокер Уикли" - Worker’s Weekly (одной
из предшественниц "Дейли
Уокер" - DailyWorker)
имелась колонка о литературе под названием "Книги на столе редактора". И там несколько
недель разглагольствовали о Шекспире, из-за чего один раздосадованный читатель
написал: "Дорогой
товарищ! Надоело слушать про буржуазных авторов вроде Шекспира. Не могли бы вы
сменить тему на что-то более пролетарское?"… и т.д. Ответ редактора был
прост: "Загляните
в алфавитный указатель к
"Капиталу" Маркса, − поучал он, − и вы обнаружите,
что там несколько раз упомянут Шекспир".
Прошу заметить, что этого было достаточно, чтобы возражения замолкли. Как
только Шекспир получил благословение Маркса, он стал внушать уважение. Именно
такое отношение отпугивает простых думающих людей от социалистического движения. Дело не в Шекспире, а в том, как
отталкивающи такие выходки. И ещё существует ужасный жаргон,
который все социалисты считают обязательным для употребления. Когда простой
человек слышит фразы вроде "буржуазная
идеология",
"пролетарская
солидарность"
и "экспроприация
экспроприаторов",
они его не вдохновляют, а вызывают тошноту. Даже единственное слово "товарищ" внесло свою малую,
но грязную лепту в дискредитацию социалистического движения. Как
много колеблющихся останавливалось на пороге, придя на какой-нибудь массовый
митинг и наблюдая, как чопорные социалисты обращались друг к другу "товарищ", разочаровывались
и тихонько уходили в ближайшую пивнушку! Такое инстинктивное отношение
обоснованно; ну какой смысл налепить на себя такой нелепый ярлык, который даже
после долгого употребления трудно произносить без некоторого стыда? Просто
самоубийственно, если у простых заинтересовавшихся людей создаётся впечатление,
что быть социалистом - это значит носить сандалии и бубнить о "диалектическом
материализме".
Надо четко дать понять, что в социалистическом движении есть место для людей,
как они есть, иначе всё пропало.
И
тут возникает огромная трудность. Она означает, что к проблеме классов, в
отличие от просто экономического статуса, надо подходить более реалистично, чем
это делается сейчас.
Я
посвятил три главы (этой книги) обсуждению классовых проблем. Я думаю, что
главный факт, который обнаруживается при этом, это то, что хотя классовая
система в Англии пережила свою полезность, но пережив её, сама не проявляет
никаких признаков отмирания. И эту проблему сильно запутывает то предположение,
которое так часто делают ортодоксальные марксисты (см., например, кое в чём
любопытную книгу г-на Эли Брауна "Судьба
средних классов"),
что социальный статус определяется только уровнем доходов. Несомненно, что с
экономической точки зрения есть лишь два класса: богатые и бедные, но в
обществе существует целая иерархия классов, и манеры и традиции, усваиваемые каждым классом в детстве, не только
очень различны, но - и это главное - обычно сохраняются всю жизнь до смерти.
Так возникают аномальные индивиды, которых можно обнаружить во всех классах
общества. Например, есть такие писатели, как Герберт Уэллс и Арнольд
Беннет, которые, став очень богатыми, сохранили свои религиозные предрассудки,
свойственные низам среднего класса, а есть и миллионеры, так и не усвоившие специфическое
"элитное" произношение. Есть мелкие лавочники, чей доход намного
ниже, чем у рабочих-каменщиков, однако они сами (и все общество) считают свой
статус выше, чем статус каменщиков. Есть ученики заурядной муниципальной школы,
ставшие губернаторами провинций в Индии, а есть воспитанники элитных школ,
ставшие бродячими коммивояжерами. Если бы социальный статус точно
соответствовал материальному положению, то воспитанник элитной школы, как
только его доходы упадут ниже 200 фунтов в год, заговорил бы с акцентом кокни -
лондонского простонародья. А поступает ли он так? - Нет, наоборот, его манеры
становятся в двадцать раз элитнее, чем прежде. Он цепляется за свой галстук
элитной школы как за конец каната, брошенного упавшему за борт. И даже
миллионер из простонародья, хоть и обращается порой к логопеду, чтобы освоить
произношение дикторов Би-Би-Си, но ему редко удаётся скрыть своё происхождение.
Факт остаётся фактом: людям очень трудно избавиться от культуры (привычек) того
класса, к которому они принадлежали в детстве.
По
мере того, как народ беднеет, социальные аномалии становятся всё более
распространенным явлением. Конечно, нуворишей-миллионеров, не усвоивших
"элитное" произношение, не становится больше, зато все больше сынков
привилегированного класса становятся бродячими коммивояжерами, а всё больше
разорившихся мелких торговцев попадают в ряды армии безработных.
Целые
социальные группы, ранее бывшие средним классом, постепенно пролетаризируются, однако
важно заметить, что они, по меньшей мере в первом поколении, пытаются не выглядеть
пролетариями. Вот, например, я, получивший буржуазное воспитание, но имеющий
заработок пролетария. К какому классу я принадлежу? Экономически − явно
к рабочему, но мне совершенно невозможно считать себя не иначе как
представителем класса буржуазии. Предположим, что я буду вынужден встать на ту
или иную сторону, тогда к кому же я примкну? К классу собственников, лишающему
меня средств к существованию, или к пролетариям с их привычками, абсолютно
чуждыми моим? Вероятнее всего, что лично я в любом важном вопросе буду на
стороне рабочего класса.
Однако
что можно сказать о десятках и сотнях тысяч других людей, находящихся в
примерно таком же положении? И как насчет ещё более многочисленного класса,
исчисляемого уже миллионами в наше время - офисного планктона и других служащих
в галстуках, кто своими привычками не столь явно принадлежит к среднему классу,
но кто явно не согласен, чтобы их называли пролетариями? У всех этих людей те
же самые интересы и враги, что у рабочего класса. Всех их эксплуатирует и притесняет
одна и та же система. Но многие ли из них понимают это? В критической ситуации
почти все из них примкнут к своим угнетателям против тех, с кем им следовало бы
быть солидарными. Очень легко представить себе средний класс ввергнутым в
глубочайшую нищету, однако по-прежнему настроенным непримиримо враждебно к
рабочему классу; а будучи таковым, он, конечно, является готовым материалом для
фашистской партии.
Совершенно
ясно, что социалистическое движение должно, пока не поздно, привлечь к себе
эксплуатируемый средний класс. Прежде всего оно должно агитировать офисный
планктон, который столь многочислен и который, если поймёт, как
самоорганизоваться, станет огромной силой. Но ясно и то, что до сих пор это
было безуспешно. А самый последний сорт людей, в ком можно обнаружить
революционные идеи, − это мелкие чиновники и
коммивояжеры. Почему это так? Я думаю, что в значительной степени в этом
виновата "пролетарская"
фразеология, подмешанная в социалистическую пропаганду. Как символы классовой
борьбы в ней выступают мифические фигуры "пролетария" -
мускулистого, но угнетённого человека в замасленном комбинезоне, и как его
антагониста - "капиталиста": жирного гнусного субъекта в цилиндре и
меховой шубе. По умолчанию предполагается, что нет ничего среднего между этими
фигурами; однако на самом деле между ними в странах вроде Англии находится примерно
четверть населения. Те, кто хотят проповедовать "диктатуру пролетариата", в
качестве элементарной предосторожности должны начать с объяснения того, кто является пролетариатом. Но из-за
тенденции социалистов идеализировать работников именно физического труда, они
никогда этого не объясняют достаточно ясно. А кто изо всей массы несчастного
запуганного офисного планктона и торгового персонала, которая беднее шахтеров или
портовых грузчиков, считает себя пролетарием? Пролетарий для них (так их приучили
думать) - это человек без белого воротничка. Так что те, кто пытается привлечь
их, говоря о "классовой
борьбе",
лишь ещё больше их отпугивают; они забывают о своём нищенском заработке, но не забыв
своего "элитного" произношения, бегут спасаться он неё к тому классу,
который их эксплуатирует.
Здесь
у социалистов работы непочатый край. Они должны четко объяснять, где именно
проходит линия, разделяющая эксплуататоров и эксплуатируемых. И опять таки, это
требует концентрации на самом главном; а главная мысль здесь это то, что все
люди с небольшими и ненадёжными заработками сидят в одной лодке и в борьбе должны
быть на одной и той же стороне. Возможно, нам следует поменьше говорить о "капиталисте"
и "пролетарии",
а больше - о ворах и обворовываемых. Но во всяком
случае, надо избавиться от вводящей в заблуждение привычки притворяться, что
пролетарии - это исключительно работники физического труда. Надо объяснить
всему офисному планктону, всем инженерам, коммивояжерам, всем представителям
среднего класса, которые "не добились успеха в жизни", всем
деревенским лавочникам, всем мелким чиновникам и всем, кто "не рыба и не
мясо", что они − это пролетариат, что социализм означает
защиту их интересов так же, как и интересов строительных и заводских рабочих.
Нельзя
оставлять их в заблуждении о том, что борьба якобы идет между теми, кто
выражается "элитно", и теми, кто говорит на языке простонародья,
потому что, думая так, они будут считать себя на стороне "элитных".
А
это значит, что надо убедить "разные классы" действовать совместно
без того, чтобы уговаривать их отказаться от своих классовых различий. Но это
звучит подозрительно. Уж слишком это напоминает летний лагерь герцога Йоркского
с опасной тенденцией пропаганды сотрудничества классов и того, что все должны
напрячься в общем усилии, что является или демагогией, или фашизмом, или тем и
другим. Не может быть сотрудничества классов, интересы которых противоположны.
Капиталист не может "сотрудничать" с рабочим. Кошка не может "сотрудничать"
с мышью, а если мышь так глупа, что поверит в это, то недолго ждать того, когда
она исчезнет в глотке у кошки. Но вот если есть основа общих интересов, то на
ней всегда возможно сотрудничество.
Люди,
которым надо совместно действовать - это все те, кому приходится пресмыкаться
перед хозяином (начальником) и все те, у кого лишь мысль о квартплате вызывает
содрогание. Это значит, что мелкий фермер должен быть союзником фабричного
рабочего, офисная машинистка - союзницей шахтера, а учитель - союзником
автомеханика. Если им удастся объяснить, каковы их общие интересы, то есть
надежда объединить их.
Но
этого не случится, если без нужды возбуждать их социальные предрассудки,
которые у многих не менее сильны, чем экономические соображения. Ведь вид
портового рабочего вызывает у банковского служащего глубоко укоренившееся
чувство собственного превосходства.
В
будущем ему, конечно, придётся от этого избавиться, но сейчас совершенно не
подходящий момент убеждать его в этом. Поэтому было бы очень полезно в
настоящий момент отказаться от скорее бессмысленного и шаблонного обличения
буржуев, которое является компонентом почти всей социалистической пропаганды. Всё
мышление и все писания левых авторов без исключения, от
передовиц в "Дейли
Уокер"
до карикатур в "Ньюс
Кроникл" проникнуто
"анти-джентльменской" тенденцией - настырными и часто очень глупыми
насмешками над джентльменскими манерами и принципами (или, на жаргоне
коммунистов, "буржуазными ценностями"). Это по большей части чепуха,
дело рук ненавистников буржуазии, которые сами являются буржуями; но она
причиняет много вреда, потому что она мелочами заслоняет главную проблему. Она
отвлекает внимание от того главного факта, что бедность одна и та же независимо
от того, работаешь ты с киркой или авторучкой.
Опять-таки
как пример- это я, выходец из среднего класса, но с заработком изо всех
источников около трех фунтов стерлингов в неделю. Такого, как я есть, полезнее
иметь на стороне социалистов, нежели отталкивать меня к фашизму. Но если
постоянно унижать меня речами о моей "буржуазной
идеологии",
если намекать мне, что я нечто более низменное потому, что я никогда не был
работником физического труда, то этим можно добиться только моей неприязни. Ведь
этим вы мне говорите, что я изначально никчемный, или что я должен перековать
себя таким образом, что это выше моих сил. Я не способен переделать на
пролетарский лад свой выговор и некоторые из моих привычек и убеждений, да и не
стал бы этого делать, даже если бы мог. Да и почему я должен? Я не требую,
чтобы кто-то другой говорил с моими интонациями; так почему же кто-то другой
требует, чтобы я говорил на его лад? Ведь намного лучше просто принять эти
классовые родимые пятна такими, как они есть и обращать на них как можно меньше
внимания. Они подобны расовым различиям, а опыт показывает, что можно вполне
сотрудничать с иностранцами, даже с теми иностранцами, которые неприятны, когда
это действительно необходимо. С экономической точки зрения я сижу в одной лодке
с шахтером, строительным рабочим и батраком; так напоминайте мне об этом, и я
буду бороться на их стороне. Но с точки зрения культуры я совсем другой, чем
шахтер, каменщик и батрак; и тот, кто это подчеркивает, настраивает меня против
них. Если бы я был чудаком-одиночкой, то я ничего бы не значил; но то, что
свойственно мне, свойственно и неисчислимому множеству других людей. Каждый
банковский служащий, которому снятся кошмары об увольнении, и каждый лавочник,
стоящий на грани банкротства, находятся в том же положении. Они - это тонущий
средний класс, и большинство их цепляется за свои джентльменские манеры,
воображая, что это помогает им держаться на плаву. Совершенно неумно с первых слов требовать, чтобы они
выбросили спасательные пояса. Существует совершенно очевидная опасность
того, что в ближайшие годы большая часть среднего класса сделает неожиданный и
яростный поворот вправо. Сделав это, они могут стать неукротимыми. До сих пор
слабость среднего класса заключалась в том факте, что они никогда не учились
объединяться; но если они от страха объединятся против вас, то может оказаться,
что вы накликали на себя дьявола. Мы мимолётно видели это во время всеобщей
забастовки (в Англии, май 1926 года).
Подведем
итог. Не будет возможности ни исправить всё то, что я описал в первых главах
этой книги, ни спасти Англию от фашизма, если мы не сможем создать
по-настоящему эффективную социалистическую партию. Это должна быть партия с
действительно революционными намерениями и достаточно массовая для действий. Это
достижимо только в том случае, если мы выдвинем цель, которую самые
обыкновенные люди признают желательной. Поэтому кроме всего прочего нам нужна
умная пропаганда. То есть меньше разговоров о "классовом сознании",
"экспроприации экспроприаторов", "буржуазной идеологии"
"пролетарской солидарности", не говоря уже о святой троице Тезис,
Антитезис и Синтез, а больше о справедливости, свободе и
тяжелом положении безработных. И поменьше о техническом прогрессе, тракторах,
ДнепроГЭС, новой рыбоконсервной фабрике в Москве, ведь все эти вещи не имеют прямого
отношения к учению социализма, но отпугивают многих, в том числе большинство
владеющих пером. Все, что необходимо, это запечатлеть в общественном сознании два
факта: первый - что интересы всех эксплуатируемых едины, и второй
- что социализм не противоречит общепринятым нормам
порядочности.
А
что касается чрезвычайно сложного вопроса классовых различий, то единственно
возможная сегодня тактика - это убавить тон и больше не распугивать людей,
которым нужна помощь.
И,
прежде всего, надо отказаться от усилий по насильственному классовому
перевоспитанию. Если вы - представитель буржуазии, убавьте пыл в стремлении заключить
в объятия пролетарских братьев: им это может не понравиться, и если они
это вам покажут, то вы вероятно обнаружите, что ваши классовые предрассудки не
так мертвы, как вам казалось. Если же по рождению или по воле божией вы
пролетарий, то не насмехайтесь необдуманно над галстуком выпускника частной
школы, ведь под ним хранятся те личные принципы, которые могут оказаться полезными
вам, если вы поймёте, как с ними обращаться.
Однако
я верю, что можно надеяться на то, что если социализм - это живое движение и
дело, которое действительно дорого массам англичан, то от классовых препон
можно будет избавиться быстрее, чем это мыслимо сейчас. В ближайшие годы станет
ясно, будет ли у нас та эффективная социалистическая партия, которая нужна, или
нет.
Если
её не будет, то наступит фашизм, вероятно скользкая англизированная форма
фашизма с культурным полисменом вместо нацистских горилл и львом и единорогом вместо свастики (лев
и единорог − геральдические звери на гербе Великобритании).
А
если она будет, то будет и борьба, вероятно с применением насилия, ведь наши
плутократы не усидят спокойно под властью действительно революционного правительства.
И когда те действительно разные классы, которые по необходимости создадут некую
реально социалистическую партию, получат опыт совместной борьбы, то они смогут
уже по-другому относиться друг к другу. И тогда, возможно, проклятие классовых
предрассудков развеется, и мы - представители тонущего среднего класса - школьный
учитель, полуголодный журналист-внештатник, живущая на 75 фунтов в год
незамужняя дочь полковника, безработный выпускник Кембриджа, морской офицер без
должности, офисный планктон, чиновники, коммивояжеры, трижды обанкротившиеся торговцы
тканями в мелких городишках - все мы без дальнейшей борьбы вольёмся в
рабочий класс, к которому мы в сущности уже принадлежим. И, вероятно, очутившись
в нём, мы обнаружим, что это не так ужасно, как нам казалось, ведь терять нам,
собственно, и нечего, кроме "элитного" произношения."
1937
.
