вторник, 6 сентября 2016 г.

М. ХАДСОН, Д. БЕЗЕМЕР: ФИНАНСИСТЫ - ПАРАЗИТЫ НА ЭКОНОМИКЕ - 2

Продолжение. Начало - здесь: http://behaviorist-socialist-ru.blogspot.de/2016/08/1.html . Мои пояснения выделены курсивом.

Хочу обратить внимание читателей на то, что описываемая в статье свистопляска кредитования на Западе уже сошла на нет, так как финансовая система Запада уже безнадёжно перегружена неоплатными долгами. Именно эта перегрузка является причиной как всех "количественных смягчений", то есть закачивания электронных "денег" в банки, насобиравшие долговые расписки и закладные масс несостоятельных должников, так и политики нулевых (и в ряде случаев отрицательных) базовых процентов на Западе. Ситуация такая, что одно крупное банкротство (например, крупного западного банка) приведёт к массовой лавине банкротств и кризису. И доллар США, и его вассальная валюта "Евро" - это единый финансовый колосс на глиняных ногах, существование которого поддерживается лишь страхом всего остального мира перед военной или экономической (в виде бандитских "санкций") агрессии фашистской империи США. Если судить по комментариям независимых специалистов в Интернете, практически каждый в финансовой системе Запада трясётся от страха перед будущим.

В этой связи должен указать на безответственность многих расейских экономистов, например Влада Жуковского, рекомендующих спасаться от якобы неминуемой после выборов дальнейшей инфляции рубля при помощи скупки долларов и прочих западных валют. Это очень даже скоро (возможно уже в начале октября нынешнего года) может оказаться не спасением сбережений, а прыжком из огня в полымя. Финансы Запада настолько перегружены долгами (смотри нижеследующий текст Хадсона и Беземера), что правящая Западом закулиса миллиардеров (глобалистская мафия семейства Ротшильдов), полностью скупив все доступные ей материальные активы Земли, может теперь принять решение о дефолте мнимо "твёрдых" валют вроде доллара США и "Евро" буквально в любую пятницу сразу после закрытия банков. Экономический кризис - это слишком серьёзная и опасная вещь, и мафия западных банкиров в удобный момент нажмёт на кнопку не произвольного, а организованного и спланированного в деталях подрыва этих валют.
--


"Евро" и доллар США - это валюты соответствующих государств, и минимальные компенсации при дефолте будут предоставлены только их гражданам и резидентам, но вовсе не иностранным дуракам-"инвесторам" (за исключением "своих людей Запада"). Скупившие доллары или "Евро" могут оказаться уже через несколько недель с резаной бумагой на руках, которой можно будет разве что подтереть задницу. Спастись от инфляции рубля можно лишь вложив рубли в материальные активы - землю, недвижимость, драгметаллы, антиквариат...

Пишу это вовсе не из сочувствия к богатеньким "россиянам", среди которых преобладают воры и мерзавцы, а из желания того, чтобы капиталы не выкачивались ими из страны на Запад - чтобы там сгинуть. Ну а тем, у кого вообще нет заначки, очень рекомендую хотя бы записаться на "дальневосточный гектар", примкнув, например, к организованному Александром Редько движению "Дальневосточный гектар", подробности о котором - в youtube, ролик "Побег из РФии в Россию. Дальневосточный гектар - Ваучер 2.0?" здесь https://www.youtube.com/watch?v=z9S5A28oBXw или здесь https://www.youtube.com/watch?v=fxV9gfxX1Ig .

Экономику и политику нельзя рассматривать в отрыве друг от друга. Понимание капиталистической реальности и действующих в ней механизмов может дать только марксистская политэкономия. К счастью для нас, буржуи не особо одарены фантазией, и предпочитают использовать одни и те же мошенничества и трюки, в надежде, что публика забыла о них. Яркий пример этому - экономическая политика буржуйской (олигархочиновничьей) власти в Кремле. Разберу её на примере инфляции рубля.

Нагло врут те, кто говорят, что инфляцию вызывает печатание банкнот. Нет, инфляцию вызывает только обесценение этих банкнот на валютном рынке, вызванное стремлением держателей конкретной валюты избавиться от неё, получив за неё что-то реально или иллюзорно более ценное. Таким образом, совет "избавляться от рубля и скупать доллары", который дают многие расейские "экономисты (которых нельзя назвать политэкономами) - это как раз создание у публики (их авторитетом как экономистов) желания избавиться от рубля. Такую "экономскую" сволочь невозможно назвать "патриотами". Если рубль падает в цене (курсе), то валюта, которую за него скупают, укрепляется, т.е. растёт в цене. Итак, те, кто пропагандируют скупку долларов, объективно - враги народа России и служат Уолл-стриту и империи США.

Каждый должен представлять себе всю чудовищность неудержимого падения, девальвации рубля за время правления дерьмократов Ельцина и Путина. С 1991 по 2016 год рубль обесценился общим счётом более, чем в 100 000 (сто тысяч!) раз. А почему не девальвировался советский рубль?- Да потому, что его было запрещено свободно обменивать на другие валюты; в СССР существовала государственная монополия как банковского дела, так и внешней торговли. Советская власть сурово (и теперь понятно, что совершенно справедливо!) карала "свободных предпринимателей" - валютных спекулянтов и челноков.

Как только воцарилась "демократия" (т.е. гнусный произвол прозападных предателей, бандитов и мошенников) рубль стал стремительно падать вниз, и это падение продолжается и по сей день. Значит, причину этого кошмара надо искать в сути нынешней власти Эрэфии. Она - антисоветская и антикоммунистическая, а поэтому предательская, воровская, прозападная. Она уже мало чем отличается от буржуйской власти в странах "третьего мира", управляемых марионетками Запада. Она является лишь одним из компонентов затеянного Ротшильдами и их прихвостнями - сионистами и либерастами - проекта "глобализации", то есть проекта порабощения всего мира закулисной мафией мультимиллиардеров.

А отличие нынешнего олигархочиновничьего режима в Кремле от западных образцов "демократии", которым он неумело пытается подражать, лишь в том, что Запад умеет очень ловко (используя монополистические масс-медии) скрывать свои чудовищные преступления, например агрессивные войны и террористические "демократические революции", а также коррупцию политиканов и чиновников и фактическое бесправие населения, утратившего политическое осознание своей идентичности как народа, в противоположность привилегированной банде богачей-компрадоров.

Запад подкусывает Кремль и особенно Путина лично своими пропагандистскими нападками, но их надо рассматривать не как ту борьбу не на жизнь, а на смерть, которую Запад вёл против Советского Союза, а как затрещины строгого учителя нарадивому и строптивому ученику-разгильдяю. По своей сути, скрываемой под фиговым листком казённой "патриотической" пропаганды, кремлёвский олигархочиновничий режим безоговорочно прозападный. Это становится очевидным, если рассмотреть причины инфляции рубля.

Инфляция рубля Эрэфии представляет собой несколько видоизменённый вариант гиперинфляции, происходившей в Австрии и Германии после 1-й мировой войны, закончившейся для них поражением. Эти страны были принуждены победителями (странами "Антанты") выплачивать им громадные репарации, причём в валюте стран Антанты - в английских фунтах, французских франках и американских долларах. То есть государственные банки Веймарской Германии и новорожденной Республики Австрия были вынуждены скупать на мировом валютном рынке фунты, франки и доллары, чтобы уплачивать победителям каждый месяц репарационные взносы. Этим они обесценивали свои валюты (марку и шиллинг) и взвинчивали вверх курс фунтов, франков и долларов (что позволило там всего лишь на несколько лет искусственно реанимировать довоенный золотой паритет фунта, франка и доллара). В отличие от нынешней преступной российской власти, в Германии и Австрии буржуйская власть, напуганная угрозой социальной революции, была вынуждена заботиться о народе, и поэтому поддерживала заработки населения на терпимом уровне, печатая для народа массу банкнот всё более и более высоких номиналов. Именно этим объясняются фотографии рабочих, везущих недельный заработок - кипы банкнот - на тачке сразу в продуктовый магазин, пока они не обесценились ещё более, и домохозяйки, растапливающей печку банкнотами. Повторяю: причина инфляции - вовсе не печатание национальной валюты, а демпинговый выброс её на валютный рынок!

В отличие от послевоенных правительств Германии и Австрии нынешнее правительство России платит Западу "репарации" не вынужденно, а добровольно - позволяя олигархочиновничьему ворью беспрепятственно вывозить капиталы на Запад, обменяв рубли на западные валюты. Этим поддерживается "твёрдость" доллара и "Евро", а рубль обесценивается. В этом - экономическая суть "оффшоризации". Кремлёвский режим лишен политической мудрости тогдашней (после 1-й мировой войны) буржуазии Германии и Австрии, пережившей (к несчастью неудачные) социалистические революции, когда народ Германии и Австрии взял себе за образец Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию 1917 года в России. Поэтому по указке Кремля Банк России под чудовищно лживым предлогом "борьбы с инфляцией" не печатает рублей для трудового народа России, загоняя его в горькую нищету и голод.

Теперь давайте вспомним, что произошло в Германии и Австрии после экономического кризиса и Великой Депрессии конца 1920-х годов. В начале 1930-х годов к власти там пришли фашисты. Я опасаюсь, что путинско-медведевская клика в Кремле теперь готовит в России нечто подобное (создав "нацгвардию" как копию пиндосской фашистской "нацгвардии" и гитлеровских СС). Фашизм очень удобен для подавления недовольства народа буржуйским грабежом и эксплуатацией: всех недовольных сажают в концлагерь, на медленную смерть от недостаточного дрянного питания и непосильной работы. При этом Бухенвальд, Освенцим, Дахау и прочие концлагеря фашистов были чрезвычайно доходными предприятиями для немецких монополий, эксплуатировавших рабский труд заключенных.

И опять мы видим неразрывное единство экономики и политики. Так давайте сделаем практический вывод. Во первых, какова политическая обстановка в России? - Явно кризисная. Какие партии есть в России (настоящие, долгоживущие)? - Это 1) двуглавая партия власти ("Единая Россия" + "Справедливая Россия"), 2) партия провокатора и клоуна Жириновского и 3) КПРФ. Все остальные "партии" вроде "Коммунистов России", "Партии Дела" и т.д. - это фальшивые синтетические партии-подёнки, партии-однодневки, служащие партии власти для мошеннического сманивания протестного электората у КПРФ. Поэтому все эти "партии" можно назвать лишь гарниром к партии власти, или как мы выражались в столовке советского пионерлагеря, "говниром".

Вывод такой: главная проблема и беда России - это вовсе не скандальные выходки олигархов и чинуш, а то, что в стране реанимировано и растёт людоедское чудовище капитализма. Поэтому единственная реальная массовая партия, способная оттеснить от власти прозападных олигархочиновничьих воров и предателей шайки Путина и Медведева - это КПРФ: та единственная партия, которая при всех своих недостатках осознанно борется против капитализма за социализм. Не ведитесь на "партии"-обманки, подёнки, однодневки, "говнир" к Едристне. Защитите интересы себя самих лично, своих семей, своих знакомых и соседей, всего трудового народа России: голосуйте 18 сентября за КПРФ!

*  *  *

"Чем нынешняя ситуация отличается от прежней

Так было далеко не всегда. Нынешняя экономическая теория в определённом смысле является шагом назад, потому что из неё вымараны идеи девятнадцатого века, бывшие наследием экономической мысли Средневековья и даже Античности о том, что банки и финансовая олигархия вторгаются в экономическую жизнь, высасывая себе "сбережения" и поляризуя распределение богатств и доходов. Затем Маркс ([1887] 2016 1), в главе 30 "Капитала", делал различие между "кредитом, объем которого растет вместе с ростом объема стоимости производимых товаров", и "роскошью денежного капитала - отдельного явления, существующего наряду с промышленным производством". Следствием этого является различие между торговлей товарами и услугами и операциями с недвижимостью и финансовыми активами. Кейнс (Keynes 1930, 217-218) точно также делает различие между "деньгами в финансовом обороте" и "деньгами в производительном обороте."

Джеймс Тобин еще в 1984 году был обеспокоен тем, что "мы растрачиваем все больше и больше наших ресурсов, в том числе цвет нашей молодежи, на финансовую деятельность, чуждую производству товаров и услуг" (Tobin 1984, 14). Мински в последние годы жизни предостерегал от того, что он назвал "капитализмом финансовых менеджеров" в отличие от индустриального капитализма (Minsky 1987; Wray 2009). Ричард Вернер (Richard Werner 2005, а также 1997), преобразовал (1933) формулу обмена Ирвина Фишера (Irwin Fisher 1933) (MV = PT), введя различение между кредитом реальной экономике и финансовым сектором «богатства».
Приложив это различение к японским данным, Вернер (Werner 2005, 222) обнаружил "стабильное соотношение между "деньгами" (кредитом реальному сектору), которые поступают в реальную экономику, и номинальным ВВП." То же самое Винн Годли и Дженнаро Зецца (Wynne Godley and Gennaro Zezza 2006, 3 ) обнаружили в США: "Серьёзные спады в прошлом часто сопровождались сокращением чистого кредитования. По сути, эти две величины изменялись настолько единообразно, что это даже удивительно." Экономисты ФРС отмечают, что многие современные "аналитики обнаружили, что в течение длительного периода времени прослеживается довольно тесная взаимосвязь между ростом задолженности нефинансового сектора и совокупной экономическая активностью "(BGFRS 2013, 76).

Эти корреляции указывают на прямое соотношение между банковским кредитом и хозяйственной деятельностью нефинансового сектора (График 1). Рост кредитов реальному сектору происходил параллельно росту номинального ВВП США с 1950-х до середины 1980-х годов - т. е. пока не стала доминировать догма финансиализации. Даже делая скидку на технические проблемы с определениями и измерением, ясно, что рост банковского кредитования реального сектора и номинальный рост ВВП шагали почти нога в ногу, до тех пор пока финансовая либерализация не набрала обороты в начале 1980-х годов.
--Г1


На графике 1 видно, что после середины 1980-х годов заимствования реального сектора были структурно больше, чем его доходы - многозначительная тенденция, замеченная лишь немногими. Винн Годли писал в 1999 году, что "в течение последних семи лет ... быстрый рост может быть результатом только массивного роста расходов физических лиц по сравнению с доходами. Этот рост загнал физические лица в финансовый дефицит беспрецедентных размеров "( Godley 1999, 1).
Домохозяйства погрузились в состояние "отрицательных сбережений" (т. е. задолженности). Фирмы перешли от получения доходов в виде прибыли от продажи товаров и услуг к получению доходов в виде прироста капитала и других чисто финансовых операций. Фирма General Electric стала GE Capital. Мария Грыдаки и Дирк Беземер (Maria Grydaki and Dirk Bezemer 2013) указывают, что рост задолженности объясняет то мертвенное спокойствие периода раздувания пузыря, который кое-кто называл периодом "Великой Воздержанности", и которое Гринспен, Бернанке и другие приписывали (своим личным) великим талантам в области монетарной политики. На самом деле это было "затишье перед бурей" долговой дефляции, как пророчески отметил один автор в 1995 году (Keen, 1995).

Конечно, есть современные исследования, придерживающиеся той классической точки зрения, что долг может быть бременем извлечения ренты, а не служением обществу. Вильям Истерли, Румин Ислам и Джозеф Стиглиц (Wiliam Easterly, Roumeen Islam and Joseph Stiglitz 2000) показывают, что нестабильность роста имеет тенденцию к снижению, а затем к увеличению по мере роста финансового сектора. В своей статье: "Это потрясает и беспокоит: объяснение нестабильности роста" (2000, 6), эти авторы высказывают мнение, что "стандартные макроэкономические модели выносят обвинительный приговор финансовым институтам ... наш анализ подтверждает ту (отрицательную) роль, которую в условиях экономического спада играют финансовые институты."
В своей статье "Слишком много финансов?" Жан-Луи Аркан, Энрико Беркес и Уго Паницца (Jean-Louis Arcand, Enrico Berkes and Ugo Panizza 2011) утверждают, что надежды на спасение за счёт государства (bailouts) может привести к тому, что финансовый сектор разрастётся за пределы социального оптимума. Они используют различные эмпирические подходы, чтобы показать, что "избыток" финансового сектора начинает оказывать негативное влияние на рост объема производства, когда кредитование физических лиц доходит до 110 процентов ВВП. Стивен Г. Чекетти, М.С. Моханти и Фабрицио Замполли (Stephen G. Cecchetti, M.S. Mohanty and Fabrizio Zampolli 2011, 1) также утверждают, что "выше определенного уровня долг является тормозом роста". Авторы оценивают такой порог задолженности для государства и домашних хозяйств в примерно 85 процентов ВВП и для корпоративного долга - примерно 90 процентов. Когда мы писали эту статью, ОЭСР и МВФ опубликовали подобные отчеты-предупреждения от разрастания финансового сектора (OECD 2015;. Sahay et al. 2015).

Значение задолженности домашних хозяйств
Классический анализ ренты, кредита и долга, в сочетании с этими недавними выводами, наводит на следующий принципиальный вопрос: Когда финансовая система способствует устойчивому росту производства и формирования доходов, и когда она обслуживает спекуляции и извлечение ренты в виде прироста капитала , а не роста доходов?
Ответ на этот вопрос должен быть теоретически обоснован и легально адекватен, охватывая конкретные формы, в которых образуются "непродуктивные" доходы в конкретную эпоху. Для классических экономистов такой формой была земельная рента. Мински (например, 1986) этой формой считал прирост капитала от инвестирования на фондовом рынке "на марже", под впечатлением как опыта Великого Биржевого Краха 1929 года, так и состояния финансовых рынков в 1950-е и 1960-е годы, когда он разрабатывал свою гипотезу финансовую нестабильности, Однако, подобно классическому анализу ренты, по Минскому переход от "хеджирования" к спекуляциям и далее к финансовым махинациям по методу Понци не ограничивается земельными или фондовыми рынками.

В наше время, пожалуй, наиболее существенной формой, которую приняло извлечение ренты - это рынок кредитования домохозяйств, особенно бытовой ипотеки. Она - полный контраст с кредитованием производства нефинансовому бизнесу. Полезный способ разбора этих различий состоит в классификации кредитов в двух аспектах: по их вкладу в рост доходов и по их тенденции увеличивать финансовую нестабильность. Это показано на Таблице 1. Для того, чтобы в наше время вести их различение согласно этим аспектам, существуют и концептуальные, и эмпирические основания. Теперь мы обсудим их по порядку.
--Т1


Концептуальная дифференциация кредитов
Кредиты нефинансовому бизнесу для финансирования производства увеличивают инвестиции и инновации в национальной экономике, что приводит к росту ВВП. Доллар, выданный в качестве кредита и затраченный на отечественные средства производства, пропорционально увеличит доходы населения. И если бизнес-план, по которому выдан кредит, адекватен, то рост доходов от увеличения производства будет более чем достаточен для того, чтобы погасить кредит; финансовой напряженности не возникает. Долг возрастет, но возрастает также и доход. Соотношение долг / доход не увеличивается.
Подобно кредитованию нефинансового бизнеса, бытовой потребительский кредит делает возможным рост покупательной способности и платежеспособного спроса на ВВП. Однако по сравнению с кредитованием бизнеса, он имеет две особенности, следствием которых являются меньший рост экономический рост на ту же сумму кредита, и бóльшая финансовая напряженность.
Первая из них -это то, что потребительский кредит даёт лишь бремя долга, но никаких доходов. Потребительский кредит не используется для получения дохода, которым можно было бы погасить кредит, как в случае финансирования бизнеса. Доходы от кредита и долговые обязательства не могут тут быть на одном и том же балансе. Если макроэкономические механизмы не передают эффективно доходы фирм домашним хозяйствам (например, в виде заработной платы), то потребительский кредит создает финансовую уязвимость балансов домашних хозяйств.
Вторая обусловлена тем, что по количеству дохода, генерируемого конкретным долговым бременем, бытовой потребительский кредит не является эффективным способом финансирования производства из-за его обычно очень высоких процентных ставок. Ряд исследований показал, что по сравнению с кредитованием бизнеса, влияние потребительского кредитования на экономический рост гораздо меньше (Beck et al. 2012; Jappelli and Pagano 1994; Xu 2000). За каждый доллар на реализацию добавленной стоимости при кредитовании физических лиц, которые уплачивают его фирмам, должна быть выплачено больше долларов на долговые проценты, чем в случае кредитования бизнеса. Беземер (Bezemer 2012) показал, что соотношение роста задолженности физических лиц и роста ВВП изменилось в среднем от 2:1 в 1950-х и 1960-х годах до 4:1 в 1990-х и 2000-х годах. Это приблизительные, но тем не менее красноречивые данные. Эта тенденция обусловлена не столько ростом потребительского кредитования после 1960-х годов, сколько еще бóльшей категорией бытового кредитования - ипотечным кредитом.
Подобно потребительскому кредиту, бытовой ипотечный кредит увеличивает лишь задолженность, а не доходы домохозяйств. Это увеличивает финансовую нестабильность. Но в отличие от потребительского кредита, ипотечный кредит на существующую недвижимость не приносит текущего дохода где-либо ещё (в экономике) - по крайней мере, не в классической классификации доходов и ренты. Ипотечный кредит предоставляется для покупки активов, которые большей частью уже существуют. Он генерирует прирост капитала как цены недвижимости (то есть инфляцию цен на недвижимость), а не доход от производства товаров и услуг. Это различие затушевывается в тех случаях, когда ипотечные кредиты используются для финансирования личного потребления (особенно при "кредитовании под залог недвижимости" для домовладельцев) или для нового строительства, но оно составляет незначительную часть общего объема ипотечных кредитов.
Особенность ипотеки состоит также и в том, что объекты недвижимости стали крупнейшим рынком финансовых активов во всех западных странах, причем с наиболее широким участием населения. Согласно классическому анализу, в силу того, что каждый объект недвижимости, купленный в кредит, отбирает доходы у владельца-заемщика, то рост домовладения с 1970 года резко увеличил объём извлекаемой ренты и превратил его в лавину процентных платежей ипотечным кредиторам. "Секьюритизация" (превращение пулов ипотек в "ценные бумаги") добавила сюда еще одно измерение. Благодаря ей в рынке ипотечного кредитования могут участвовать не только отечественные домовладельцев, но и глобальные инвесторы. Как в (мошеннической пирамидной) схеме Понци, чем большими потоками доходов располагает ипотечный рынка, тем дольше может продолжаться это мошенничество. В этом - главная причина необычайно длительного ипотечного кредитного бума, синхронно нараставшего в экономике всего Запада с 1990-х годов до 2007 года.

Бытовые ипотечные кредиты в ряду всех видов банковских кредитов вызывают уникальные макроэкономические эффекты при спадах - то есть, в отношении их громадного потенциала увеличения финансовой нестабильности всей экономики. Из-за широкого распространения "владения" активами, купленными в долг под закладные, последствия падения цен на недвижимость и отрицательной (с учётом долга) ценности активов на потребление домохозяйствами являются значительными на макроэкономическом уровне. А вследствие того, что заложенная недвижимость является одним из ключевых активов на банковских балансах, это оказывает и существенное влияние на финансовую нестабильность самих банков. Это приводит к ограничению кредитования не только покупки недвижимости, но и нефинансового бизнеса.
--Г2


Эмпирические данные
В течение последних нескольких лет был проведен ряд эмпирических исследований, подтвердающих обсуждаемые выше концепции. На графике 2, созданном на основе расчетов, опубликованных здесь: Dirk Bezemer, Maria Grydaki, and Lu Zhang (2016), представлена корреляция роста доходов с кредитованием, выраженная в доле ВВП. Она показывает действие замещения экономического роста кредитованием в течение долгого времени. Тенденция направлена вниз с середины 1980-х годов, а с 1990-х годов коэффициент корреляции в сущности не отличается от нуля. Кредит перестал быть "благоприятным для роста", как в это верили слишком многие и слишком долго (от King and Levine 1993 до Ang 2008).
--Г3


Одна из главных причин этой тенденции состоит в том, что всё больше кредита предоставлялось потребителям, а не бизнесу. На графике 3 показано изменение распределения банковских кредитов за период с 1990 по 2011 год для сбалансированного набора экономик 14 стран ОЭСР. В то время как общий объем кредитов очень сильно вырос в 1990-х и 2000-х, кредитование нефинансового бизнеса стагнировало на прежнем уровне около 40 процентов ВВП, а его доля в совокупном кредитовании резко упала. Напротив, доля потребительского ипотечного кредита, выданного банками, выросла с 20 до 50 процентов суммы кредитования. В превосходном историческом исследовании "The Great Mortgaging - Ипотечный бум" Òscar Jordà, Alan Taylor, and Moritz Schularick (2014), показали на примере 17 стран рост с 1900 года бытового ипотечного кредитования как доли ВВП с 30 до 60 процентов, причём бóльшая часть этого роста произошла с 1970 года. Его бремя на рост доходов оказалось громадным. Torsten Beck et al. (2012), Bezemer, Grydaki, and Zhang (2016 г.), и Jordà, Taylor, and Schularick (2014) - единодушно доказывают при помощи углубленного статистического анализа, что вклад бытового кредитования в рост доходов стал или пренебрежимо мал или явно негативен. В прошлом году, отчеты МВФ и ОЭСР сделали такой же вывод (Sahay et al. 2015; Cornede, Denk и Hoeller 2015).

Такие большие объёмы бытового кредита не только удушают рост доходов. Как мы уже отмечали выше, они к тому же увеличивают финансовую нестабильность. Большое число недавних исследований во многих странах делают вывод о том, что расширение потребительского кредитования прямо пропорционально связано с увеличением вероятности кризиса (Barba и Pivetti 2009; Büyükkarabacak и Valev 2010; Frankel и Saravelos 2012; Obstfeld и Rogoff 2009; Rose и Spiegel 2011; Sutherland et al. 2012). Существует также его явное воздействие на длительность и тяжесть спадов после 2008 года. Его механизм на примере США показан Karen Dynan (2012) и Atif Mian и Amir Sufi (2014).
Наиболее погрязшие в закладных домовладельцы в США урéзали свои расходы после 2007. Однако порочный эффект увеличения объема кредитов физическим лицам (рост которого, как мы уже видели, вызывается ростом бытового ипотечного кредита) на остроту послекризисного спада не ограничивается одними США. Philip Lane и Gian Maria Milesi-Ferretti (2011) обнаружили, что для широкого спектра стран падение объемов производства, потребления и внутреннего спроса в 2008-2009 в среднем коррелирует с докризисным ростом отношения кредитования физических лиц к ВВП.
S. Pelin Berkmen et al. (2012) показывают, что величина разрыва между действительным ростом объемов производства в 2009 году и более оптимистичными докризисными прогнозами сильно коррелирует с докризисным ростом кредитования. Они делают вывод, что докризисный рост потребительского кредитования является главным виновником глубины спада. Аналогичные результаты сообщают Cecchetti, Mohanty и Zampolli (2011), Stijn Claessens et al. (2010); Tatiana Didier, Constantino Hevia и Sergio Schmukler (2012) и другие.

Подведем итог. Если мы разделим банковский кредит на три категории согласно таблице 1, то наша категоризация предполагает, что бытовой потребительский кредит и кредит нефинансовому бизнесу являются продуктивными (в смысле обеспечения покупательной способности для поддержки производства товаров и услуг), но с бóльшим аккумулированием финансовой нестабильности в случае потребительского кредита. Кредитование рассрочкой платежей сыграло важную роль в развитии массового рынка автомобилей, но оно сделало балансы домохозяйств более уязвимыми. Многие студенты в США не смогли бы получить высшее образование без студенческих кредитов. В этом смысле, эти кредиты являются продуктивными, давая выпускникам надежду на более высокий заработок. Но если студенты не могут найти работу, которые давала бы заработок, дающий дополнительный доход для обслуживания кредита, то они не продуктивны. В любом случае, задолженность после окончания обременяет их бытовые балансы. В этом смысле, ипотечные кредиты и другие долги создают тенденцию роста финансовой нестабильности.
Эта категоризация не является исчерпывающей и должна быть детально разработана в рамках каждой категории. Например, большáя часть кредитования нефинансового бизнеса не поддерживает производство. Она может иметь форму ипотечного кредитования, вызывающего рост цен на коммерческую недвижимость, или кредитования слияний и поглощений фирм, а также программ обратного выкупа акций. С другой стороны, бытовая ипотека может быть продуктивной в том случае, если она используется для нового строительства. Её, таким образом, следует отличать от ипотек, навязываемых брокерами маргинальным клиентам, и "трюковым - flip" ипотекам с первоначальной уплатой лишь процентов на дома или коммерческую недвижимость, которые являются непродуктивными.
Эту более детализованную категоризацию невозможно последовательно наблюдать по данным, сравнивающим целый ряд стран, как это сделано в приведенных выше исследованиях. Их можно применять для изучения отдельных стран, исходя из различий, приведенных на графике 3. Однако основное препятствие для осуществления такой программы исследований является не эмпирическим, а парадигматическим: сама вера в то, что якобы уровень цен на обремененную долгами недвижимость представляет собой богатство экономики, без понимания того, что как раз этим финансовые структуры подрывают создание реальных богатств. К этому вопросу мы сейчас переходим.

Экономика рантье: Богатство или накладные расходы?
Банковский кредит для сектора небанковских "активов" (в основном для недвижимости и для выкупа фирм менеджментом на заёмные средства (leveraged buy-out - LBO) или их поглощения другой фирмой (merger или takeover) опять-таки на заёмные средства, а также для кредитования спекуляций акциями, облигациями и дериватами маржевым арбитражем) нисколько не доходит до реального, производящего сектора, до финансирования образования реальных капиталовложений или заработной платы. Его главный непосредственный эффект состоит в раздувании цен на недвижимость и другие активы. Недавний эконометрический анализ подтверждает, что ипотечный кредит является причиной повышения цен на жилье (Favara и Imbs 2014) - а вовсе не наоборот, как утверждают наводнившие учебники теории рынка кредитования, якобы ориентированного на спрос.

Каким образом такое инфляционное раздувание цен на активы влияет на производительную экономику, заработную плату и прибыли? С течением временем этот процесс вызывает увеличение отношения долга к ВВП, вызываемое ростом долгов домохозяйств, ипотечного долга, а также корпоративного и государственного, как на муниципальном, так и на общегосударственном уровне. Этот долг требует оплаты на обслуживание от реального сектора экономики - факт, который побудил Бенджамина Фридмана (Benjamin Friedman 2009, 34) написать, что "важнейший вопрос - в решении которого, кажется, никто не заинтересованн - состоит в том, какая доля общего дохода экономики ... с самого начала пожирается финансовым сектором".
Игнорировать эту растущую долю - значит игнорировать долг и его последствие: долговую дефляцию реальной экономики. Конечно, причина того, почему обременение долгами происходило так долго, состоит именно в том, что кредит сектора FIRE раздувал цены на активы быстрее, чем росли затраты на обслуживание долга - до тех пор, пока процентные ставки продолжали снижаться. Приливная волна ликвидности после 1980 года в центральных банках и коммерческих банках вызвала снижение процентных ставок, увеличивая уровни капитализации для рентных доходов в денежных потоках корпораций.
Результатом стал величайший в истории бум на рынке облигаций, по мере того, как безудержный рост денежной массы снижал процентные ставки с их 20-процентного максимума в 1980 году до менее 1 процента после 2008 года.
Вызываемый кредитованием рост цен на активы выражается в соответствующем росте долговых обязательств в балансах домохозяйств и фирм. Жилища, коммерческая недвижимость, акции и облигации предельно обременены долгами, поскольку они много раз перепродавались инвесторами или спекулянтами, получавшими все большие и большие кредиты на всё льготных условиях: с минимумом первой выплаты, с нулевой амортизацией (выплата только процентов), и откровенные " liarsloans - кредиты лжецам", когда брокеры и их банкиры подают ложные декларации о доходах кредиторов и сфальсифицированные оценки закладной собственности, которые "упаковывались" (в виде якобы "ценных бумаг") и продавались пенсионным фондам, немецким сберкассам (Landesbanken) и другим институциональным инвесторам. Каждая новая перекупка таких долгов на заемные средства поднимает цены на эти (липовые) "активы".
Но кредит может быть погашен (с процентами) только изъятием платежей из реального сектора экономики (из прибыли или заработной платы), или путем продажи "финансовых активов", или заимствованием еще большего кредита (мошенническое "кредитование по схеме Понци"). Рост задолженности, достигший максимума в 2008 году, шел тогда уже не столько за счет отвлечения текущих доходов от покупки товаров и услуг или продажи финансовых активов, а путем сверхзагрузки баланса национальной экономики и национального дохода дополнительными долгами (то есть например, заимствуя средства на уплату процентов при помощи кредитов под залог недвижимости). Что же поддерживало при "Великой Воздержанности" уровни роста доходов и инфляции на "воздержанном" уровне? - Это был экспоненциальный рост лавины кредита (т.е. долгов), производивший аккумуляцию и сложную опроцентовку (проценты на проценты) долговых обязательств. Это было нечто вроде применения мошеннической схемы "цепочек писем - chain letters" в масштабах национальной экономики, причём банки творили кредит (из ничего), чтобы поддерживать разбухание этой (мошеннической) схемы.
Такова фундаментальная реальность, спрятанная за отрицательным коэффициентом корреляции роста долгов и доходов, который обсуждался в предыдущем разделе. На самом-то деле попытки оценивать кредит по потенциальному росту доходов от него игнорируют его истинную функцию в рамках экономической системы (паразитического извлечения) ренты. Принадлежащие сектору FIRE недвижимость, финансовая система, монополии и другие извлекающие ренту привилегии типа "tollbooth - будок взимания пошлин" оцениваются не с точки зрения их положительного вклада в производство или уровень жизни, а по размеру платежей, которые они могут высосать из экономики. Согласно классическому определению, эти рентные платежи не являются экономически необходимыми для производства, распределения и потребления. Они являются не инвестициями в производительные силы экономики, а (паразитическим) отъёмом производимой этими силами прибавочной стоимости.

Согласно тому, что классически рента определяется как трансфертный платеж, а не доходом с факторов производства, финансовые инвестиции представляют собой (непроизводительную) активность с нулевой суммой. А если учитывать проценты и связанные с ними поборы, то это - активность с отрицательной конечной суммой. Проблема с трансфертным характером финансовых платежей состоит в том, что активы, являющиеся залогом кредитов, взятых для их приобретения, неизбежно падают в цене в тот момент, когда обслуживание долга отсасывает столь много доходов и ликвидности из реального сектора, что раздуваемая кредитованием инфляция цен на активы становится неустойчивой. Это подтверждается недавним исследованием МБР, посвященным погашению долговых обязательств. Mathias Drehman и Mikael Juselius (2015) сообщают, что соотношение между долгом и платежами по его обслуживанию является точным сигналом раннего предупреждения о надвигающейся опасности системных банковских кризисов, и тесно связан с размером последующих потерь объёма производства.
Финансовые рынки могут устойчиво расти (то есть без увеличения нестабильности) только тогда, когда кредиты реальному сектору могут сами себя амортизировать. Например, ипотеки сроком на тридцать лет, бывшие типичными сразу после Второй мировой войны, выплачивались в течение рабочей жизни покупателя жилой недвижимости. Процентные платежи часто превосходили ту сумму, которую получал продавец недвижимости, но эти кредиты профинансировали строительство около двух миллионов новых домов в США за первые послевоенные десятилетия, создавая экономический рост, достаточный для того, чтобы погасить ипотеки.
Когда строительная активность затормозилась, рост долга продолжался благодаря "финансовой инженерии" и кредитованию со сниженными процентными ставками и льготными условиями погашения. Именно это происходило с 1980-х по 2008 год, особенно после 2001 года, когда пузырь на рынке недвижимости был раздут на смену лопнувшему пузырю Интернет-фирм - "dot.com" 1990-х годов. Цены на приносящие ренту и прочие финансовые активы были чрезмерно взвинчены по сравнению с размером реальной экономики. Цены на жильё и прочую недвижимость (а также цены на акции и облигации) выросли по отношению к заработной плате, увеличив поляризацию между собственниками и трудящимися. Кристофер Браун (Christopher Brown 2007) показал ещё до начала кризиса, что потребительское кредитование играет главную роль в этой поляризации. (Мошенническая) "финансовая инженерия", которая выжала доходы домохозяйств и стоимость их недвижимости в "инвестиции" в спекулятивные активы, значительно увеличила объем задолженности, который домохозяйства могли взять на себя. Минский охарактеризовал этот процесс как переход от спекулятивной структуры финансирования к (мошеннической схеме) Понци, и пришел к выводу, что рост задолженности и рост потребления на этой основе не могут быть устойчивыми. Поскольку схема Понци является "пирамидой", высасывающей деньги из широкого основания к узкой вершине, то "финансовая инженерия" также приводит к увеличению неравенства (см также Brown 2008).
Эта поляризация произошла в значительной степени из-за притока ресурсов в сектор FIRE на его спекуляции и арбитраж, вместо их притока в менее доходное формирование основного капитала. Основная динамика состояла в процессах финансирования, а не в производственных отношениях между предпринимателями и трудящимися, которые описывались социалистами сто лет назад. Она возникла в США и распространилась на бóльшую часть промышленно развитых стран в результате арбитражных трансакций "кэрри" (carry trade) и прочего транснационального кредитования в условиях нарастающего уничтожения государственного регулирования. Опаснейший финансовый "мусор" стал наиболее прибыльным продуктом, и самым быстрым способом сколачивания капитала стала продажа мусорных ипотечных кредитов институциональным инвесторам в игре в финансовую вседозволенность.
Книга Робина Гринвуда и Дэвида Шарфштейна (Robin Greenwood and David Scharfstein 2012) "Рост современных финансов" дает яркую эмпирическую картину трансфертной (а не производящей богатство) деятельности, характерной для нынешнего финансового сектора. Они не только показали, что финансовый сектор вырос до 7,9 процента ВВП США к 2007 году (по сравнению с 2,8 процента в 1950 году), но и подсчитали, что бóльшая часть его прибылей приняла форму сборов и наценок - то есть чистейших трансфертных платежей. Такие платежи менеджерам за управление активами паевых инвестиционных фондов, хедж-фондов и частных капиталов в настоящее время составляют 36 процентов роста финансового сектора, как указывает Гретхен Моргензон (Gretchen Morgenson 2012). На финансовую деятельность также приходится около 40 процентов прибылей корпораций. Но мы-то знаем, что с классической точки зрения финансовые "прибыли" в значительной степени представляют собой ренту, а не прибыль. Они вовсе не то же самое, что промышленные доходы от формирования материального (производительного) капитала."


(окончание следует)

Комментариев нет:

Отправить комментарий