ЧАРЫ НАСРЕДДИНА

Я смутно помню, что в детстве прочёл "Повесть о ходже Насреддине", но когда писал заметку о её авторе - Леониде Соловьёве ( https://behaviorist-socialist-ru.blogspot.com/2022/08/hai-nasreddin-enters-bukhara-by-leonid.html и https://behaviorist-socialist-ru.blogspot.com/2022/08/hai-nasreddin-leaves-bukhara-by-leonid.html ), обнаружил, что это была лишь первая часть этой повести, опубликованная молодым Соловьевым в 1940-м году, а вторая часть "Повести о ходже Насреддине" - "Очарованный принц" стала для меня неожиданным открытием. Я прежде даже не знал о её существовании и поэтому весь вечер пятницы и утро субботы провёл за её чтением.

И знаете, это ещё более увлекательная и поучительная книга. Соловьёв писал её в сталинском концлагере - очевидно, что даже среди тюремщиков оказались поклонники его таланта, разрешившие ему писать продолжение "Повести о ходже Насреддине". Это, конечно, совсем не детская книга. Сразу видно, что её писал зрелый человек, уже многое испытавший в жизни, преподавшей ему жестокие уроки.

Так что если ходжу Насреддина первой части "Повести" можно представить себе в этом образе:

то ходжа Насреддин второй части - это уже пожилой, но всё ещё полный энергии человек, которого в советском издании изобразили похожим на Ленина, что мне особенно приятно:

Во второй части много глубоких гуманных мыслей, которые имеют религиозный оттенок, что я вовсе не считаю недостатком, потому что эта религиозность - по сути социалистическая, призывающая к борьбе против людоедского человеконенавистнического сатанизма и его приверженцев, будь то западных - ротшильдов, рокфеллеров, гейтса, сороса и шваба с его гадючьим выводком сатанистских "юных глобальных лидеров", или восточных - от сосо джугашвили "сталина" до проповедника сатанизма салмана рашди.

Думаю, что "Повесть о ходже Насреддине", особенно её вторая часть - одна из самых актуальных и нужных книг для нынешних россиян. В ней повествуется о борце против двух мерзких зол, которые были свойственны царской России, были реанимированы антисоветским путчем проклятого прозападного изменника и фашиста Ельцина и теперь вот уже 30 лет совместными усилиями губят бывших советских граждан и их страну: буржуйской алчности и бюрократического произвола, связанных воедино коррупцией. Обе части "Повести о ходже Насреддине" можно прочесть, например, здесь: https://www.e-reading.club/bookreader.php/1028111/Solovev_-_Povest_o_Hodzhe_Nasreddine.html . Очень даже советую прочесть. А чтобы заинтересовать, но не испортить удовольствие от чтения, выкладываю здесь лишь самое начало и самый конец этой второй части:

* * *

Леонид Соловьёв:

"Ученые мудрецы минувших веков оставили в наследство миру множество книг, дабы факелом своих знаний освещать нам, живущим сейчас, извилистые и опасные пути нашей жизни. В этих книгах можно прочесть обо всем: о войнах и землетрясениях, о чудесах и пророчествах; каждая страница украшена именами шейхов, калифов, непобедимых воинов и прочих прославленных мужей земли; об одном только человеке ничего, ни единого слова, не сказано в этих книгах — о Ходже Насреддине, хотя и был он знаменит на весь мир.

Подобное упущение со стороны мудрецов не удивляет нас. В те далекие годы нередко случалось, что иной мудрец сеял в своей книге семена богатства и почета, но пожинал — увы! — одни только неисчислимые бедствия. По этой причине мудрецы были крайне осторожны в словах и мыслях, что видно из примера благочестивейшего Мухаммеда Расуля-ибн-Мансура: переселившись в Дамаск, он приступил к сочинению книги «Сокровище добродетельных», и уже дошел до жизнеописания многогрешного визиря Абу-Исхака, когда вдруг узнал, что дамасский градоправитель — прямой потомок этого визиря по материнской линии. «Да будет благословен аллах, вовремя ниспославший мне эту весть!» — воскликнул мудрец, тут же отсчитал десять чистых страниц и на каждой написал только: «Во избежание», — после чего сразу перешел к истории другого визиря, могущественные потомки которого проживали далеко от Дамаска. Благодаря такой дальновидности указанный мудрец прожил в Дамаске без потрясений еще много лет и даже сумел умереть своей смертью, не будучи вынужденным вступить на загробный мост, неся перед собою в руке собственную голову, наподобие фонаря.

Книги молчат о Ходже Насреддине. Тяжелый камень запрета лежал в те годы на его имени. Так повелели могущественные властелины — калифы, султаны и шахи, в надежде отомстить ему хотя бы в последующих веках, лишив его посмертной славы. Но спросим: удалось ли им достичь своей цели? Старая история, одна и та же во все времена, — сказано об этом у Сельмана Саведжи: «Достойный прославится, хотя бы все вихри объединились против него!»

Ибо есть одна книга, над которой не властны калифы: память народа. В этой великой книге и обрел Ходжа Насреддин свое бессмертие.

(...)

Заканчивая нашу вторую книгу о Ходже Насреддине, мы от всей души хотели бы удостоверить читателя в счастливом конце для всех, упомянутых нами, которые достойны такого конца, не исключая, разумеется, и мудрого старца из братства Молчащих и Постигающих Дервишей.

Но истина обязывает нас к скорбному признанию: старец не дождался возвращения Ходжи Насреддина — умер, или, выражаясь его языком, перешел в иное, высшее состояние. Возможно, сам старец и не считал свой переход прискорбным, и даже наверное так, — но мы, далеко еще не достигшие высот его мудрости, не в силах скрыть грусти, охватывающей нас над его безымянной могилой.

Ибо он умер, как и подобало истому дервишу, никому не назвавшись, — и в этой безымянности его могила неожиданно обрела высокий всеобъемлющий смысл: здесь покоится Человек.

Именно так и понял эту могилу Ходжа Насреддин, который о смерти мудрого старца узнал от нищего, позаботившегося похоронить его.

Этот нищий проводил Ходжу Насреддина к могиле. Дорогой рассказал:

— Я был при нем до последней минуты. Он умирал молча, нерушимо соблюдая свой обет. И лишь перед самым концом прошептал: «Возьми деньги в изголовье и скромно похорони мое тело; все, что останется, — раздай бедным…» Он умер с таким просветленным лицом, — я даже удивился.

— Оставь меня одного, — попросил Ходжа Насреддин; провожатый ушел; тогда он опустился на колени перед могилой, не имевшей сверху даже простого камня. Впрочем, жизнь сама позаботилась об украшении могилы: уже проглядывала там и здесь по холмику молодая травка, а в изголовье нашел себе приют маленький цветок — синяя капля, упавшая на могилу с неба, вместе со вчерашним дождем.

…Допоздна оставался Ходжа Насреддин на кладбище, ведя мысленную беседу с усопшим.

Кладбище погрузилось во тьму, повеяло свежестью, зажглись на темном небе звезды.

Ходжа Насреддин сказал:

— Прощай, мудрый старец, изредка я буду приходить к тебе.

И услышал благожелательный ответ, передавшийся в его разум через сердце — не словами, а теплой волной.

— Об озере не беспокойся, — продолжал Ходжа Насреддин. — Я выполнил все по своему разумению, и получилось как нужно. Я рад, если хоть чуточку помог тебе своей скромной помощью перейти на высшую ступень твоего бессмертного бытия. Но в одном я повинен: я так и не нашел своей веры. Говоря по правде, я понадеялся на твое обещание подсказать, — а ты взял, да и… того — перешел. Не дождавшись… Теперь я попытаюсь, конечно, сам найти, — не знаю, выйдет ли что-нибудь?

Величаво и торжественно, в содружестве звезд, плыла земля сквозь голубую мглу ночи, ветер шелестел в деревьях, кричали ночные птицы, благоухала трава, обильно увлажненная росой, билось сердце в груди Ходжи Насреддина — и во всем этом он вдруг ощутил с полной несомненностью свою веру и понял ее, хотя назвать еще не умел. Переполненный порывом, восторгом и беспредельным счастьем любви к миру, чувствуя ответную, такую же беспредельную любовь живого мира к себе, сливаясь со всем сущим вокруг, но не растворяясь в нем и сохраняя себя, — он шагнул в одно из тех драгоценных мгновений, что соприкасают человека с великим и вечным круговоротом жизни, куда смерти доступа нет и не будет!

Его вера все громче звучала в его душе и переливалась через края, но слова для нее, неповторимого и единственного, он в своем разуме не находил. А между тем чувствовал, что оно есть, и где-то близко; он напрягал все силы, дабы пламя из его души поднялось в разум и зажгло его этим великим словом; и когда, казалось ему, он уже вконец изнемог от непомерных усилий, — слово это вспыхнуло в нем, блеснуло, сверкнуло и, перелетев на уста, обожгло их незримым огнем.

— Жизнь! — воскликнул он, вздрогнув и затрепетав, не замечая слез, струившихся по лицу.

И все вокруг дрогнуло, затрепетало, отзываясь ему, — и ветер, и листья, и травы, и далекие звезды.

Странное дело: он всегда знал это простое слово, но проник во всю его бездонную глубину только сейчас, — и, когда проник, это слово стало для него всеобъемлющим и бесконечным.

…С того памятного дня, когда ему на могиле старца открылось вещее слово, он начал жить уже не так, как раньше: он начал жить в ясности, не смущаемый никакими сомнениями, не угнетаемый путаницей и кажущимся хаосом мира, ибо он имел ко всему верный, истинный ключ. Но рассказ о его дальнейшей жизни — это новая книга, писать которую будет уже кто-то другой, наш преемник, идущий за нами следом.

А наши труды окончены; мы прощаемся на этом с Ходжой Насреддином. Душою мы, конечно, еще не раз вернемся к нему и вступим в мысленную беседу с ним по различным поводам и случаям, что нам встретятся на жизненном пути, но пером, на бумаге, никогда уже не вернемся, ибо сказали о нем все, что знаем и что хотели сказать."

.