Б.И. Николаевский и О. Менхен-Хельфен:
(...) "Бонапартистские и клерикальные интриганы были напуганы, и были предприняты энергичные шаги по вооружению всего населения. Деятельность такого рода была более чем просто работа по организации; это означало, что организации рабочего класса активно участвовали в установлении и укреплении республиканского режима; и рабочее движение могло расти только так - участвуя в решении судьбы страны. Самостоятельное выступление рабочего класса следовало отложить на будущее, до тех пор, пока не кончится война и не будет проделана необходимая подготовительная работа.*
Более того,
Энгельс подчеркивал тот факт, что рабочему классу «потребуется время для
организации» даже после заключения мира. Поэтому нельзя было заранее решить, в
какой форме можно вести дальнейшие действия. «После заключения мира, —
писал Энгельс в письме к Марксу от 12 сентября, — перспективы рабочих во всех
направлениях станут ярче, чем когда-либо». Примечание в том же письме, что «с точки зрения внутренних конфликтов не
следует особо бояться возвращения (сдавшейся
в Седане) армии из плена» свидетельствует о том, что он рассчитывал на
возможность — а не на вероятность и уж точно не на неизбежность — вооруженной
борьбы.**
В том же письме
он предостерег рабочих от любых действий во время войны. «Если бы можно было
что-нибудь сделать в Париже, — писал Энгельс, — то нужно предотвратить
выступления рабочих до заключения мира. Но если их угораздит выступить под
знаменем национальной обороны, то они получат наследство Бонапарта и нынешнюю
жалкую республику, потерпят напрасное поражение от германских армий и снова
будут отброшены на двадцать лет назад... А если их не спровоцирует натиск
иностранной агрессии и они провозгласят социалистическую республику накануне
штурма Парижа? То будет ужасно, если последней военной операцией германской
армии станет бой с рабочими на парижских баррикадах. Это отбросило бы нас на
пятьдесят лет назад, поставило бы всех и вся в ложное положение, а французскими
рабочими овладели бы национолистическая ненависть и демагогия! В этой войне
активная сила сопротивления Франции сломлена, а вместе с ней и перспектива
изгнания захватчиков путем революции».
Для Франции война
была проиграна. Тот, кто продолжит её, будет побежден и покорён победителем. Все
остальные соображения должны отступить перед этим решающим фактом. Одно только военное положение должно
заставить рабочих сдерживаться хотя бы до заключения мира. Манифест
предупреждал их «не поддаваться на националистические напоминания о (революции) 1792 года, подобно тому, как
французские крестьяне позволили себя обмануть националистическими напоминаниями
о Первой империи». Их задача заключалась не в том, чтобы повторять прошлое, а в
том, чтобы строить будущее». Этот аргумент звучал хорошо, но если он и имел
какую-либо силу, то лишь второстепенную. В середине августа Энгельс сказал, что
любое правительство, которое попытается быть повторением Революционного
Конвента, будет лишь жалкой пародией на него. После поражения под Седаном
революционная война в духе 1792 г. казалась совершенно невозможной.
Письмо Маркса к
Кугельману, написанное 14 февраля 1871 г., ясно показывает, что его позиция
определялась такой оценкой военного положения: «Если Франция выдержит, то
воспользуется перемирием для реорганизации своей армии и придаст войне действительно
революционный характер — и хитрый Бисмарк делает для этого все, что в его
силах, — но великая новая немецко-прусская империя еще может получить крещение в
виде совершенно неожиданной взбучки». Придать войне революционный
характер значило бы повторить Конвент. В сентябре 1870 года это была бы лишь жалкая пародия на Конвент. «Жертвовать теперь рабочими, — писал
Энгельс Марксу 7 сентября, — было бы стратегией в духе Бонапарта и Мак-Магона».
В то время как Маркс
делал все возможное, чтобы воспрепятствовать попыткам рабочих свергнуть временное
правительство, пока шла война,* Бакунин и «якобинцы» считали свержение (буржуазного) временного правительства своей
самой неотложной задачей.
(...)
Новость о падении
Империи (Наполеона 3-го) полностью
вскружила головы людям. «Все французское отделение сегодня отправилось в Париж,
— писал Маркс Энгельсу 6 сентября 1870 г., — совершать глупости от имени
Интернационала». Они хотят свергнуть временное правительство, провозгласить
Парижскую Коммуну, назначить Пиа послом Франции в Лондоне и т. д.». Поскольку
Маркс считал это крайне опасной затеей, он послал Серрайе в Париж вслед за
якобинцами, чтобы предупредить людей об опасности повстанческих выступлений.
(...)
Когда Маркс узнал
о (революционных) действиях Бакунина
в Лионе, он возмутился. «Эти ослы все испортили, — писал он Бизли. Принадлежа к Интернационалу, бакунисты,
утверждал Маркс, к сожалению, имели достаточное влияние, чтобы побудить его
последователей отклониться (от линии
Маркса). Бизли должен это понять. Маркс добавлял, что уже одного факта, что
русский (Бакунин), которого
буржуазные газеты изображали агентом Бисмарка, имел самонадеянность
провозгласить себя руководителем французского Комитета общественного спасения,
было бы вполне достаточно, чтобы направить (против
него) общественное мнение. В самом деле, было бы трудно спасти Францию,
издав декрет об упразднении государства в тот момент, когда она была вовлечена
в борьбу не на жизнь, а на смерть со страшным врагом, требования которого
возрастали день ото дня.
(...)
Здесь не место
писать историю Парижской Коммуны. Стихийные массовые движения и преднамеренные
действия организованных групп были так неразрывно переплетены, что, несмотря на
все, что об этом написано и исследовано, клубок так и не распутан до конца. Несомненно
лишь то, что теория о том, что мартовская (1871
года) революция в Париже была совершенно стихийным восстанием, совершенно
неорганизованным и неподготовленным, не соответствует действительности.
(...)
Но тем не менее,
как писал Энгельс в том же письме к Зорге, Коммуна была «несомненно
интеллектуальным детищем Интернационала»; не потому, что Маркс и Энгельс
заявляли о полной солидарности с Варлином и его товарищами-бакунистами, или с
бланкистами, или с Пиа и его якобинцами, — они почти ничего не знали о
деятельности этих групп в феврале и первой половине марта; и не потому, что
Коммуна была «инсценирована» Интернационалом, чего на самом деле не было; а
потому, что Коммуна, со всей ограниченностью своей жизни и масштаба, со всеми
своими иллюзиями и всеми своими ошибками, была первой великой битвой
европейского пролетариата против буржуазии.
Было ли ошибкой в
тот момент прибегнуть к оружию; было ли неверно выбрано время, обманули ли
вожди и были ли неправильными методы, — все эти вопросы отступают на задний
план в сравнении с тем фактом, что пролетариат в Париже боролся за свое
освобождение и за освобождение рабочего класса. Именно это было боевым лозунгом
Интернационала. Отношение Маркса к Коммуне определялось этим фактом.
К сожалению, до
нас дошли лишь отдельные высказывания Маркса в те месяцы, но все имеющиеся
косвенные данные показывают, что он с самого начала считал шансы Коммуны на
успех весьма незначительными. Обервиндер, австрийский социалист, впоследствии
ставший полицейским агентом, писал в своих мемуарах, что «через несколько дней
после начала мартовского восстания в Париже Маркс написал в Вену, что принятый восстанием
курс исключает все шансы на успех». Самое большее, на что надеялся Маркс, — это
компромисс, почетный мир между Парижем и Версалем.***
(...)
Но хотя Коммуна
не имела времени для развития, хотя она и осталась лишь «эскизом народной организации»,
тем, кто не давал заслонить своё видение второстепенными вещами, она открыла
свою «истинную тайну». «В сущности, это было правительство рабочего класса,
продукт борьбы класса созидателей против класса экспроприаторов, политическая
форма, наконец-то открытая для осуществления экономического освобождения труда.
Коммуна была повторным присвоением государственной власти обществом его собственными
живыми силами, а не силами, господствующими над ним и угнетающими его, т.е
самими народными массами, формирующими свою собственную силу вместо
организованной силы, подавляющей их, и политической формой их социального
освобождения вместо искусственной силы (присвоенной их угнетателями) общества,
которую используют для их угнетения их враги. Эта форма была простой, как и все
великие вещи». У рабочих не было идеалов для реализации, не было готовых
утопий, которые можно было бы ввести народным декретом, но им надо было
высвободить элементы нового общества, которыми было чревато старое разрушающееся
буржуазное общество.****
«Они знают, что
для того, чтобы выработать свое собственное освобождение, а вместе с ним и ту
высшую форму, к которой нынешнее общество неудержимо стремится своими
собственными экономическими силами, им придется пройти через долгую борьбу,
через ряд исторических процессов, преобразующих обстоятельства и людей». Эти
фразы напоминают, даже порой самой формулировкой, те, с которыми Маркс
обращался к Виллиху и его последователям — якобинцам своего времени — после
окончательного краха революции 1848 и 1849 годов, но его предостережения не
были оковами, наложенными на них, сковывавшими их, а давали силу, стойкость и
непоколебимую уверенность в окончательной победе. Обращение заканчивалось
такими воодушевляющими словами: «Париж трудящихся с их Коммуной будет вечно
прославляться как славный предвестник нового общества». Его мученики
увековечены в храме сердец рабочего класса. Его убийц история уже пригвоздила к
тому вечному позорному столбу, от которого их не избавят все молитвы их
священников». Последние слова были подобны звукам Последнего Суда. Коммуна была
разгромлена, битва проиграна, но борьба рабочего класса продолжалась." (Продолжение следует)
---
Примечания behaviorist-socialist:
* Меньшевик
Николаевский опять бросает камень в огород Ленина, Троцкого и остальных
большевиков - организаторов вооруженного восстания в Петрограде 25 октября (7
ноября) 1917 года!
Я совершенно не
согласен с мнением Маркса-Энгельса и Николаевского о том, что (цитирую): «Париж
трудящихся с их Коммуной будет вечно прославляться как славный предвестник
нового общества». Наоборот, это была первая массовая кровавая баня,
устроенная буржуазией трудящимся, восставшим против её классового господства.
Парижская Коммуна должна служить не "славным предвестником", а
грозным предостережением о том, что классовую борьбу против капитала надо вести
умело, беспощадно и без малейших "демократических" иллюзий.
*** Здесь мы видим
узколобость марксистского догматизма и его самоубийственность для
социалистической революции. Узость марксистского понимания проблемы
необходимо обогатить и исправить истинно научным, бихевиористским подходом к
социалистической революции. Вкратце он состоит в том, что для победы
революции её мотором должна быть хорошо организованная квалифицированная военная
сила. Рабочие как таковые в силу своего угнетенного образа жизни не имеют
шаблонов поведения (навыков) умелых и стойких бойцов. Поэтому революция
должна привлечь на свою сторону и сорганизовать значительную часть вооруженных
сил, причём как рядовых, так и офицеров. Им всем надо разъяснять, что от их
активной умелой борьбы на стороне революции зависит не только судьба страны и
народа, но и их личные перспективы лучшей жизни.
И Бакунин, и
Маркс с Энгельсом этого совершенно не понимали. В 1871 году никто не вёл
агитации за переход на сторону Коммуны среди французских солдат, использованных
версальским буржуазным контрреволюционным режимом для подавления Коммуны.
Напротив, Ленин, Троцкий, Подвойский, Антонов-Овсеенко, Чудновский, Крыленко
и Дыбенко летом и осенью 1917 года приложили максимум усилий для революционной
социалистической пропаганды в армии и на флоте, как среди рядовых, так и среди
офицеров (которых в 1917 году солдаты на фронте часто застреливали при
первом же нападении немцев), чтобы создать из военных хорошо организованную ударную
силу, способную совершить социалистическую революцию одним кратким, но
эффективным хирургическим вмешательством, которое удалило бы раковую опухоль
буржуйско-оппортунистского "временного правительства". И рядовым,
и офицерам к осени 1917 года стало ненавистным пустое демагогическое
краснобайство Керенского и прочих эсеров и меньшевиков "временного
правительства".
Дураки и
лжецы-сталинисты не понимают и злонамеренно искажают причины победы Октябрьской
Социалистической Революции, принижая (согласно марксистским догмам) решающую
роль военных в её победе.
Напомню, что "сам" восточный вахлак Джугашвили-сталин не принимал
активного участия в вооруженном восстании, держась в тени после предательства
интригана "Зиновьева" (Овсей-Гершона Ароновича Радомысльского) и его
родственника "Каменева" (Льва Борисовича Розенфельда), выдавших
врагам дату вооруженного восстания в Петрограде. Но даже после этого
предательства буржуазно-оппортунистское "временное правительство" не
смогло наскрести иных защитников, кроме кучки шальных баб в военной форме и
сосунков-юнкеров.
Я прошу всех
обратить на это внимание и уведомить об этом знакомых военных. Дело в том, что
олигархо-бюрократический прозападный антинародный режим Иудушки Капутина уже
прогнил насквозь, и затянувшаяся война на Украине может стать последним гвоздем
в гроб этого режима. Силы западного империализма настороже и могут в первый
же удобный момент устроить в Москве путч, который привел бы к власти
какого-нибудь предателя-мерзавца вроде ельцина.
Военные должны осознать
1) свою ответственность за судьбу страны и народа и 2) обреченность и
губительность для России любого капиталистического прозападного режима, который
может сменить режим Путина, будь то "легально" или нелегально
(путчем). Такой режим лишь продолжит падение России в пропасть неоколониальной
зависимости от западного (глобалистского) империализма. Единственное
спасение России - в возрождении социализма, и на это способны опытные в
экономике и управлении люди, например Грудинин и Президент Лукашенко. Но им не
видать кормила власти над Россией, как своих ушей, без социалистической
революции, которую в силах совершить только патриоты-военные.
**** Здесь мы
видим другую роковую особенность марксизма - наивную веру в то, что
социалистическое общество возникнет само собой "по моему хотению, по
щучьему велению", как только исчезнут оковы классового капиталистического
антиобщества эксплуатации и наживы. И хотя целый ряд мыслителей (например,
Кропоткин и Короленко) письмами указывали Ленину на полное отсутствие в
марксизме якобы "утопических" проектов функциональной организации
социалистического общества, эти предупреждения были проигнорированы
большевиками.
Ленин пытался
выработать принципы организации социалистического общества на ходу, "на
коленке" (смотри его последние статьи, например, "Как нам
реорганизовать Рабкрин", "Великий почин" и "Как нам
организовать соревнование"), но только подорвал своё здоровье непосильным
трудом и безвременно скончался от кровоизлияния в мозг в возрасте 54 лет. После
его смерти (смотри историю СССР) начались дикие метания "генеральной линии
партии" из стороны в сторону, особенно после массовых убийств большевиков
"чистками", которые устраивал примитивный антикоммунистический
диктатор Джугашвили-сталин.
Для
конструирования эффективной и истинно социалистической организации общества
необходимо применение науки об оперантном поведении - радикального бихевиоризма
проф. Б.Ф. Скиннера, и оперантной социальной инженерии, опытные начатки которой уже задействованы в
Китае в виде целого ряда различных систем "социального доверия" -
"social credit". Надо изучать опыт (как положительный, так и отрицательный)
Коммунистической партии Китая в этом направлении, делать из него выводы и
готовиться применить его в России.
Буржуйская масс-медиальная пропаганда и Запада, и России гнусно клевещет на разработки систем социального доверия в Китае, утверждая, что они якобы ведут к установлению тоталитарной власти полицейского государства и всеобъемлющей электронной слежке за населением. Это - ложь. На самом деле электронное наблюдение (за уличным движением и порядком в общественных местах) - это лишь один источник информации, причем не во всех локальных опытных системах социального доверия в Китае. Другой, более важный и весомый источник информации - это отзывы людей друг о друге, причем как отрицательные, так и положительные, а также их отзывы о частных фирмах и торговцах, которые (как это заведено у буржуев) любят мошенничать. С другой стороны, в системы поступает информация о хулиганах, хамах и даже преступниках, в частности - о злостных неплательщиках по кредитам. Речь тут идет не о бедняках - жертвах "микрокредитов" ростовщиков, а о вполне платежеспособных буржуйчиках. Подавляющее большинство китайцев одобряет эти системы при всех их различиях, потому что они передают (пусть даже не полностью) дело защиты общества от антиобщественных элементов в руки самих граждан.
Это - совершенно
правильно, потому что диаметрально противоположно нынешней жуткой ситуации в
буржуйской России, где население стало беспомощной жертвой организованного произвола
мафии бюрократов и буржуев. А чувство безнадёжности и бессилия губит людей
одним лишь страхом стать жертвой произвола. Напротив, китайские системы социального
доверия (при всех их возможных недостатках) совершенно правильны с точки зрения
бихевиористского управления поведением и конструирования общественных отношений,
потому что поощряют самих граждан не только защищать свои права и своё
достоинство, но и следить за своим собственным поведением и по собственной
инициативе использовать представляющиеся возможности оказания бескорыстной
взаимопомощи и других солидарных, гуманных и общественно полезных поступков
(которые получают положительное оперантное подкрепление в рамках систем
социального доверия).
Да, люди получают
за добрые дела положительные очки, но важнее всего то, что такое поведение
неизбежно становится привычкой и в масштабах общества создаёт реальную систему
истинно социалистических общественных и межличностных отношений. Только так
может и должно происходить отмирание государства при социализме - когда
общественная жизнь (в частности, общественный порядок) будут делом самих
граждан, а не бюрократии (или, соответственно, полиции).
.
Комментариев нет:
Отправить комментарий