(Окончание)
Бернт Энгельманн:
"Но эта «Резня в Интер-Плаза», как ее назвали, была лишь началом. После неё чуть ли не каждый день происходили жуткие бандитские побоища, все более наглые налёты и масштабные операции полиции в союзе с преступным миром города - то в городе, то в порту, то в промышленной зоне, то в рабочих пригородах, то в дачных поселениях или даже в окрестных лесах.
В результате нападения на главное управление концерна "Кунц", разграбления Центрального универмага, двухчасовой перестрелки на футбольном стадионе и взрыва бомбы в переполненном театре «Глория» в сумме погибло более 2000 человек. Ещё большее число людей погибло при осаде Хедвигштадта - района проживания среднего класса, в котором засели две заключившие союз банды из Вены и Южной Америки, которые в течение трёх дней вели перестрелку с наступавшей полицией. Из-за этого «силы правопорядка» сочли необходимым поджигать дома и сжечь всю эту густонаселенную часть города.
Несмотря на эти страшные события, сопровождавшиеся грабежами и групповыми изнасилованиями, жители города, который так сильно пострадал, продолжали заниматься своими делами, стараясь обеспечить снабжение населения и по возможности терпеть этот террор. Однако после того, как прошло более года и, за исключением коротких пауз, ничего не изменилось, они стали задаваться вопросом о том, есть ли смысл зарабатывать то, что завтра, возможно, будет разграблено бандитами или полицаями. С этого времени стало закрываться все больше и больше магазинов и предприятий; росла армия безработных, все чаще останавливался общественный транспорт. Люди перестали утруждать себя немедленной заменой разбитых стекол, а вместо этого просто прибивали несколько досок к пустым рамам. Мусор, грязь и нечистоты стали скапливаются на улицах. Количество крыс росло, а электричество включалось только на час. При этом жизнь в городе продолжалась. Люди зарабатывали деньги и беззаботно тратили их. Гангстеры и полицаи старались прийти к взаимопониманию или хотя бы переманить часть лагеря противников на свою сторону, что иногда удавалось то одной, то другой стороне. Новых союзников тогда вознаграждали, отдавая им часть города; там они могли селиться, взимать плату «за охрану», набирать подкрепления и, если хотят, наводить «порядок».*
И только люди привыкли к этому, как нагрянула новая беда: вся полиция федеральной земли, граничившей на севере с городом, которой поначалу восторгались многие и которая получила восторженный приём там, где она смогла проникнуть в рабочие пригороды, вскоре оказалась чуть ли не худшей напастью, чем та, от которой она должна была избавить город. Северная полиция, как ее назвали, хотя и добилась успехов против городской полиции и гангстеров, пробившись в центр города и освободив значительную часть городской территории. Но, во-первых, целые кварталы были превращены в руины и пепел, порой за один день погибали десятки тысяч человек, а во-вторых, как вскоре обнаружилось, северные полицаи состояли в сговоре со значительной частью преступного мира и с директорами концерна "Кунц" и в союзе с рядом опаснейших криминальных авторитетов, которых назначают «защитниками» еще уцелевших жилых и торговых кварталов. Да и сами северные полицаи не чурались грабежей и изнасилований. В рабочем районе Нойкунцштадт они распоясались так, что в сравнении с ними «резня в Интер-Плаза» уже казалась почти безобидной.
Месяц за месяцем, год за годом шли, если не считать коротких пауз, без единого проблеска надежды для горожан. Наоборот, жизнь становилась всё хуже и хуже: продукты уже можно было купить лишь на черном рынке — за золото, валюту или драгоценности. Кто этого не имел, имел один выбор - воровать или голодать.
По мере роста числа голодающих росло и число тех, кто нищенствовал и при возможности грабил в благополучных частях страны. Многие молодые люди из армии безработных вступили в мафиозные банды или завербовались в северные полицаи. Все больше женщин и девочек, в том числе из буржуазных зажиточных семей, даже всё ещё школьного возраста, убегали из дома жить в мафиозных бандах или в полицейских казармах, потому что там всегда была пища. Из растущей массы сирот, живущих в подвалах сгоревших домов, многие ушли к северной полиции и стали проституированными мальчиками по прозвищу «обозники», а девочки искали себе «защитника» среди полицаев, для которых они стали излюбленной, потому что дешевой, ставкой при игре в кости и в карты.
К голоду, углубляющемуся моральному разложению, боям, которые так сильно истребляли население, и постоянным притеснениям со стороны бандитов и полиции, вскоре добавились эпидемии: в городе стали свирепствовать чума, холера, тиф и сифилис, от которых умерло столь много, что трупы перестали хоронить. Их оставляли лежать на улицах. И только после того, как какой-нибудь главарь банды или начальник полиции одержит победу и с триумфом вступит в завоеванную часть города, жители которой теперь должны платить ему «деньги за покровительство» и доставлять еду, алкоголь и девушек, мертвецов спешно убирали и сжигали на кострах.
Вонь, вшивость и разруха всё ширились, но в то же время в город прибывали всё новые мафиозные банды и отряды полицаев. Город стал местом рандеву всего преступного мира Европы и «правоохранителей» всех соседних стран. Северная полиция под давлением объединившихся городских полицейских и бандитов была вынуждена отступить с большей части своих завоеваний, оставив их в руинах; одновременно повела наступление западная полиция, но жители города уже давно утратили способность на что-то надеяться. Они знали, что не «зачистки» и «концентрические наступления» могут положить конец их бедам, а только уход всех бандитов и полицаев. Но этим и не пахло.
И хотя все стороны и группировки уже поняли, что никому не удастся стать единственным победителем и владельцем города и что ни концерн "Хинц", ни концерн "Кунц" не получат желанной монополии. Но все они еще надеялись, что смогут улучшить свои позиции за счет другой стороны (или собственных союзников). Массовые побоища теперь прекратились; вместо этого происходили только отдельные бои раз-два в месяц, но прошло еще десять страшных лет до того, как западная, северная и городская полиция, концерн "Хинц", концерн "Кунц" и все главари мафиозных синдикатов наконец-то решили собраться вместе и заключить компромиссное соглашение, за которое, конечно же, предстояло расплачиваться городу и его жителям.
Но до этого пришлось погибнуть ещё сотням тысяч, поскольку жестокость гангстеров и полицаев достигла такой степени, что назвать ее «зверской» было бы комплиментом. Ведь ни один зверь в животном мире никогда не совершал таких неописуемых злодеяний, как главари мафии и корпораций, их различные начальники полиции и их подчиненные. Но и население тоже - а как же иначе? - не только обнищало, обовшивело, заразилось инфекциями и морально деградировало, но и озверело. Кое-где образовались организации самообороны, которые пристреливали или забивали насмерть любого полицая и гангстера любой стороны, как бешеную собаку, если представлялась возможность. Поэтому вслед за этим концерн "Хинц" быстро провел «карательную операцию» против «рабочей милиции»; профсоюз, работающий на концерне "Хинц", сначала заманил двух членов этой организации самообороны в ловушку и стал поджаривать их на гриле в ресторане, чтобы они выдали имена своих лидеров. Затем лидеров поймали и на глазах у запуганного населения сначала вырезали с них живьём ремни, а затем отрубили одну за другой все конечности. После этого в этой части города прекратилось всякое сопротивление, а в других районах этого громадного города попытки жителей организовать самозащиту кончились столь же ужасающе.
Правда, и среди господствующего класса часто случались кровавые расправы. Глава концерна "Кунц" погиб в перестрелке; а на заседании правления на окраине города генеральный директор концерна "Хинц" был убит своими подчиненными по тайному соглашению с наблюдательным советом. Но никто не пролил ни слезинки по этим господам. И мы также воздерживаемся от упоминания даже их имен.
Когда в 1648 году, спустя более тридцати лет, наконец, закончилась самая ужасная война в истории Германии, общая численность населения Германии убавилась более чем наполовину - с почти 26 до менее 13 миллионов - и, таким образом, вернулась к уровню, который был примерно триста лет ранее, до того, как великие эпидемии, в первую очередь Черная смерть (чума) 1351 года, выкосили население. Другими словами, в Германии за Тридцатилетнюю войну процентуально погибло примерно в пять раз больше людей, чем за вторую мировую войну, в пятнадцать раз больше, чем в 1914-1918 годах, и в пятьсот раз больше, чем в войну 1870-1871 года.
Оставшиеся в живых, если даже не превратились в нищих и шлюх, дожили до часа "нуль", по сравнению с которым даже 1945 год можно назвать райской идиллией. В сельской местности каждая вторая деревня была разрушена; лошадей и крупного рогатого скота почти не осталось; истощенные мужчины, женщины и дети должны были впрягаться в плуг, чтобы возделывать землю, которая годами лежала под паром. Почти полностью были разрушены многочисленные большие и малые города; некоторые из них, такие как Магдебург, один из самых богатых городов в стране перед войной, так и не оправились от разрушений войны. Нищета городских средних и низших классов была катастрофической. Но хуже всего было то, что дальнейшее угнетение и эксплуатация народа феодалами почти ни в чем не изменились по сравнению с довоенным периодом, и народ в своей нищете ощущал это еще тяжелее, чем прежде.
Феодалы достигли своих целей, поскольку в Германии власть императора была окончательно уничтожена и мелкие князьки чувствовали себя абсолютными властителями своих уделов. Хотя Германский Рейх (империя) все еще существовал, он значительно уменьшился на севере потерей Западной Померании с Грайфсвальдом, Вольгастом, Штеттином, Узедомом, Воллином, Рюгеном и Висмаром, которые отошли к Швеции, и епископств Бремена и Вердена на реке Аллер, которые получила Дания. Нидерланды и Швейцария окончательно вышли из состава Рейха. Император отказался от Верхнего и Нижнего Эльзаса, Зундгау и Брайзаха на восточном берегу Рейна за себя и Рейх в пользу Франции, а Франция и Швеция получили право вмешательства во внутреннюю политику Германии и право ввести войска в любой момент, если они сочтут это необходимым для своих интересов.
Сегрегация по вероисповеданию осталась, так же как и власть феодальных выборщиков императора. Но императоры, которых они отныне избирали, и «Священная римская империя германской нации», которая прекратила свое существование лишь в 1806 г., с тех пор не имели большого влияния на германскую политику, точно так же, как и Германия, со своей стороны, потеряла почти все значение для мировой политики. Великие державы просто использовали мелкие германские княжества в качестве буфера между сферами своих интересов или натравливали их на соперников, когда это им казалось полезным.
Несмотря на это внешнее бессилие и внутреннюю нищету, Германия оправилась от страшных бедствий Тридцатилетней войны гораздо быстрее, чем ожидалось. Трудолюбие крестьян и ремесленников творило чудеса. Но пользу от этих огромных усилий меньше всего получали те, кто их прилагалал, а большую часть - феодалы и князьки. Последние, значительно умножившие свои владения за счет баронов, городов, епископов и аббатств, вели себя как короли. Их образцом для подражания был двор короля Франции, чьему невероятно пышному стилю они пытались подражать, конечно, за счет своих подданных. А мелкую знать как магнитом тянуло во все более роскошные резиденции немецких князей, тем более что там можно было «заслужить» немало денег. Ибо князьки, стремившиеся увеличить пышность своего двора, собирали как можно больше дам и кавалеров, давая им придворные должности, титулы и медали, выплачивая им высокие ежегодные жалованья.
Мания величия князьков - хотя по правде говоря, им еще долго предстояло выполнять то, что от них требовали великие державы, - дошла до того, что они стали считать себя абсолютными самодержцами в своих уделах, стоящими над всеми законами и моральными заповедями и не несущими ответственности ни перед кем, кроме бога, который якобы дал им столько власти только для того, чтобы они могли увеличить ее и использовать по своему произволу.
Так началась эпоха германского абсолютизма, для которого характерны жесткое централизованное управление не всей империей, а множеством отдельных дюжинных мелких деспотий; значительный прогресс культуры и учёности в отдельных княжествах из-за того, что князьки, считавшие свои владения и их население своей личной собственностью, стремились сделать их еще более прибыльными при помощи умелых инвестиций. Этот период характеризовался также созданием постоянной армии почти в каждом среднем и малом княжестве и, не в последнюю очередь, беспощадным подавлением любого освободительного движения подданных и варварскими эксцессами и злоупотреблениями самодержцев**." (Конец перевода)
---
* Мне всё описываемое здесь больше всего напоминает разорение Ливии, а затем и Сирии бандами террористов-наёмников Запада, Турции и феодальных монархий Аравийского полуострова. Всё это, конечно, может повториться в любой точке Земли при соответствующих усилиях проклятого сатанинского Запада по насаждению "демократии". (примечание behaviorist-socialist).
** Такова райская жизнь при (нео-)феодальных порядках, при которых мы все "не будем ничего иметь, но будем счастливы", которую нам сулит хер Шваб с его гадючьим выводком пустоголовых "юных глобальных лидеров". Ну а глобалисты-мультимиллиардеры, алчущие стать феодальными магнатами, например подонок Билл Гейтс, готовятся к ней, скупая по всей Земле тысячи гектаров сельскохозяйственных угодий и прочие природные богатства. (примечание behaviorist-socialist).
-
Комментариев нет:
Отправить комментарий