Шарль Беттельхейм:
«История всех доселе существовавших обществ - это
история классовой борьбы»
- Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Манифест Коммунистической партии
3 марта 1978 г
Дорогой Нил
Бертон,
Я прочитал Ваше
письмо от 1 октября 1977 года с большим интересом, и если я не ответил на него
раньше, то это потому, что я не смог это сделать из-за неотложных дел. В этом
также причина (наряду с пошатнувшимся здоровьем) того, почему я не согласился поехать
в Китай в прошлом году.
В своем письме вы
написали, что если бы я опять посетил Китай в 1977 году, то я бы не пришел к
выводам, изложенным в моем заявлении об уходе с поста председателя Ассоциации
франко-китайской дружбы. Я полностью не согласен. Во-первых, потому, что
документы, публикуемые сейчас в Китае, отражают определенную политическую
линию, и существование этой линии привело меня к сделанным выводам. Во-вторых,
потому, что как до, так и после того, как я написал это заявление, я встречался
со многими путешественниками, только что вернувшимися из Китая - друзьями
Китая, китаеведами, бывшими студентами и иностранными преподавателями, которые
работали в Китае, журналистами и т. д. - и то, что они рассказали мне о своих
впечатлениях (даже когда они сами одобряют нынешнюю политическую линию), только
подкрепило мои выводы. Написанное на следующих страницах учитывает, конечно,
как недавно опубликованные документы, так и беседы, которые я вел с тех пор,
как ушел в отставку, с вернувшимися путешественниками. Эти различные компоненты
позволили мне, как мне кажется, лучше понять значение того, что произошло в
Китае. Таким образом, мое письмо - это попытка чего-то большего, чем просто
ответ на ваше письмо: это первая попытка систематического осмысления
политических изменений, происшедших в Китае с октября 1976 года, и условий,
которые проложили к ним путь.
Вместо того, чтобы
снова, по пунктам, приводить аргументы моего прошлогоднего письма или отвечать
по пунктам на то, что вы написали мне 1 октября 1977 года, я предпочел
объяснить то, как я анализирую нынешнее положение и события, которые создали
его, ибо теперь суть стала яснее, чем прежде: в особенности, стало яснее то, какая
политика победила* в результате ликвидации четверки ("Банды четырёх")**, именно буржуазная политика, а не
пролетарская.
На следующих
страницах я попытаюсь также объяснить причины, по которым, на мой взгляд,
ситуация развивалась так, а не иначе. Я думаю, что таким образом я смогу наилучшим
доступным мне образом ответить на письмо, которое вы мне написали.
Банда четырёх в зените
могущества (1966 год)
Одна из жертв
"культурной революции" (1966 год)
Банда четырёх под судом (1981 год)
Конец культурной революции
Первый вопрос,
который необходимо рассмотреть, - это вопрос об отношениях между нынешней
ситуацией и "культурной революцией". Тут мы должны сразу отметить,
что руководство Коммунистической партии Китая объявило теперь о том, что
"культурная революция" закончена. Это утверждение, конечно, верно.
Это равносильно признанию того, что в отношениях между социальными и
политическими силами произошли изменения, приведшие к крайнему ограничению
активности масс и их свободы инициативы и слова, которые они должны были
завоевывать "культурной революцией".
В самом деле,
если оглянуться назад и проанализировать то, что произошло после 1965-1966
годов, то можно сказать, что это изменение в соотношении сил было очевидно уже
в первые месяцы 1967 года (когда была создана, а потом отброшена политическая
форма Шанхайской коммуны), и что после этого оно продолжалось зигзагами в том
же направлении. Заявление о конце "культурной революции" стало, таким
образом, кульминацией продолжавшегося несколько лет исторического процесса,
процесса классовой борьбы***, требующего длительного анализа. Необходимо
сделать два замечания о том, как было сделано это заявление.
Следует отметить,
во-первых, что это заявление не сопровождалось каким-либо систематическим
подведением итогов "культурной революции" в целом. То, что это не
было сделано, означает, что новое руководство Коммунистической партии Китая не
сделало различий между положительными, с точки зрения трудящихся, изменениями,
произошедшими благодаря Культурной революции, и теми изменениями или действиями,
которые могли иметь отрицательные последствия. Тем самым была открыта дверь
для фактического вызова всему, что принесла "культурная революция".
Это так, несмотря на то, что на словах "культурную революцию" хвалят
и говорят, что ещё будут и другие подобные ей революции. А без четкого анализа прошлого, причём
как можно более тщательного, очень трудно наметить правильный путь в будущем.
Во-вторых, как
заявление о конце "культурной революции", так и меры, принятые более
года назад, и темы, излагаемые в официальных речах и в печати, представляют
собой фактическое отрицание "культурной революции".
Произошел самый настоящий
скачок назад. Эти два аспекта нынешней ситуации явно не случайны. Они
являются результатом глубоких тенденций, результатом определенного соотношения
сил между классами, а также той политической линии, которая образует
часть этого соотношения сил и реагирует на него.
Я полагаю, что вы
не согласны с формулировками, которые я только что изложил, поэтому я продолжу
мою аргументацию. Эта аргументация, конечно, может быть только частичной; для того,
чтобы это было иначе, надо было бы сделать то, чего не сделала Коммунистическая
партия Китая, а именно, предпринять систематическую оценку "культурной
революции" в целом, вспомнив о целях, которые были провозглашены в самом её
начале, оценив соотношение между её успехами и неудачами, и проанализировав то,
почему они произошли. Такую задачу могла бы решить только политическая
организация, связанная с массами. Это потребовало бы также ряда документов и
сведений, которыми я не располагаю и которые поездка в Китай, конечно, не
позволила бы мне собрать, потому что по многим вопросам речь идет о документах
и информации, о которых считают что их надо хранить в секрете.
Раз это так, то я
предлагаю выявить некоторые аспекты скачка назад, совершенного в последние
месяцы, а затем рассмотреть его причины. Прежде чем сделать это, однако,
необходимо напомнить некоторые из провозглашенных целей "культурной
революции", особенно те, которые представляли собой резкий отход от прежнего
образа действий, тех целей, которые в определенные периоды были более или менее
осуществлены в жизни Китая, и которые сейчас оспаривают.
Проблема массовой демократии
Когда мы изучаем
«Решение из шестнадцати пунктов», принятое 8 августа 1966 года Центральным
комитетом Коммунистической партии Китая, мы видим, что одной из фундаментальных
целей, провозглашенных в нем, было содействие выработке политической линии,
которая дала бы массам возможность свободно выражать свое мнение, не
подвергаясь ограничениям взглядов меньшинства, «даже если меньшинство неправо»
(пункт 6 «Решения из шестнадцати пунктов»). Активность масс должна была принять
различные организационные формы и привести к образованию органов власти на
фабриках, шахтах и предприятиях, в различных кварталах городов и деревнях, в
государственных учреждениях, включая образовательные. Вся эта деятельность
должна была вылиться «систему всеобщих выборов, подобную системе Парижской
Коммуны». Избранные депутаты должны были постоянно подвергаться критике со
стороны тех, кто их избрал, и могли быть заменены или отозваны массами (пункт
9). Эта цель не рассматривалась как временная, ибо подчеркивалось ее «большое
историческое значение». Вспомнили также о том важном принципе (поскольку он не
соблюдался в предшествующий период), что «единственный метод - это освобождение
массами самих себя, и нельзя применять ни один метод, при котором что-либо делается
от их имени»; массы должны воспитываться процессом движения» (пункт 4). В
соответствии с этим принципом партия может играть свою роль, только неуклонно
содействовуя активности масс, критикующих недостатки и ошибки её собственной работы
(пункт 3).
При этом было
сказано, что критика должна делаться в духе единства и с целью исправления
ошибок, а не устранения тех, кто их совершил. Наконец, целью должно было быть
«достижение единства более 95 процентов кадров и более 95 процентов масс»
(пункт 5).
Одной из
провозглашаемых целей была трансформация надстройки, в которой продолжала гнездиться
буржуазная идеология, так что, в частности, необходимо было «преобразовать
образование, литературу, искусство и т. д.». (пункты 1 и 10).
Упоминалась также
связь между борьбой за революцию и борьбой за производство и подчеркивалось,
что приоритетной должна быть революция.
Китайский Павлик Морозов: от
горшка два вершка,
но уже активный участник "классовой борьбы"
Плакат - образец для
подражания
Начиная с 1966
года движение развивалось, переживая приливы и отливы, которые необходимо
проанализировать, если мы хотим полностью понять нынешнюю ситуацию, но, как я
уже говорил, такой анализ в настоящее время не может быть проведен во всех
подробностях. Это движение также имело свои идеологические и
теоретические аспекты. Это привело к
тому, что Мао Цзэ-дун и те, кого сегодня поносит нынешнее руководство партии, признали
на практике различие между изменением юридической собственности предприятий и
изменением отношений производства и распределения, так что появился ряд
заявлений, которые указывали, что капиталистические предприятия могут существовать
«под социалистической вывеской», что господствующая в Китае система заработной
платы мало чем отличается от капиталистической, что в партии засела буржуазия и
т. д.
Достаточно
почитать нынешнюю китайскую прессу, чтобы увидеть, что после смерти Мао намерения
"культурной революции" и теоретические разработки, которые ее
сопровождали, все более и более открыто отвергаются. Предлогом для такого
отказа служит так называемая критика «Банды четырёх».
Скачок назад, совершенный с конца 1976 г.
Как я уже сказал,
отступление от провозглашенных целей "культурной революции" началось отнюдь
не в конце 1976 года. Оно началось гораздо раньше, в связи с приливами и
отливами классовой борьбы. Тем не
менее, для периода, начавшегося после смерти Мао Цзэдуна и устранения «Банды
четырёх», были характерны масштабность совершенного скачка назад, и открытый
отказ от ряда анализов, разработанных с 1966 года. Это означает отказ от
завоеваний марксизма, сделанных китайской революцией, а иными словами - отказ
от самого марксизма.
Что же касается
отливов, происходивших до смерти Мао, то я ограничусь напоминанием нескольких
фактов. Я уже упоминал об отказе от политической формы Шанхайской коммуны, на
смену которой пришли революционные комитеты, созданные после 1967 года. Но и сами
эти комитеты постепенно завяли. Это увядание шло несколькими путями: принцип возможности
отзыва массами членов комитетов и их периодического переизбрания соблюдался все
меньше и меньше, авторитет комитетов постепенно ущемлялся авторитетом
соответствующих партийных комитетов и частое смешение функций теми, кто
принадлежал к обоим комитетам, имело тенденцию лишать революционные комитеты их
роли демократического выражения чаяний и инициатив масс, которые они должны
были представлять.
Тот же процесс
увядания затронул и другие органы, появившиеся в первые годы "культурной
революции". Таким образом, пролетарские группы управления, о которых я
писал в статье «Культурной революции и промышленной организации Китая», уснули.
Когда я вернулся в Китай осенью 1975 года, я только на одной фабрике услышал
что-то об этих группах (после того, как я настоял на том, чтобы узнать,
существуют ли такие группы, как я это делал на всех фабриках, которые я
посетил), и то, что мне сказали, оставило у меня впечатление, что они были там
только как призраки, тогда как в других местах они, очевидно, исчезли
полностью.
Это увядание
означало шаг назад в отношении требований двигаться к социализму, ибо они
предполагают, что сами трудящиеся коллективно во все большей мере определяют условия
своей жизни и труда. Этот шаг назад не произошел «самопроизвольно». Он стал
результатом классовой борьбы***, возродившегося влияния буржуазии, и прежде
всего буржуазии, засевшей в государственном и партийном аппарате, которая
стремилась укрепить свой авторитет, «освободиться» от власти масс и, таким
образом, иметь возможность распоряжаться средствами производства, формально
принадлежащими государству.
Однако в 1976 г.
это отступление еще можно было рассматривать как следствие кратковременного
отлива, поскольку "культурная революция" все еще стояла на
повестке дня, и все еще делался ряд анализов, которые выявляли (хотя
и не всегда полностью) предпосылки за революционного изменения производственных
отношений и классовых отношений. Сегодня ситуация совсем иная, и мы видим
буржуазно-ревизионистское контрнаступление, идущее по всем фронтам: на фронте
практических мероприятий и конкретных решений, а также на фронте идеологических
позиций.
Революционные комитеты в производственных ячейках и укрепление единоначалия
Это контрнаступление
нацелено особенно против того, что осталось от революционных комитетов на
уровне производственных ячеек. Он также стремится к укреплению
единоначалия и исключительной роли партийного комитета, различных
форм групп «комбинации трёх в одном», ужесточению законов о труде и
трудовой дисциплины.
Одним из первых
явных проявлений этого контрнаступления было выступление 31 января 1977 г.
первого секретаря Шаньдунского парткома Пай Цзюпина (передача Радио Цинань 1
февраля 1977 г.). Среди тем, изложенных в этой речи (и которые с тех пор вновь
и вновь появлялись в бесчисленных выступлениях высших инстанций), мы находим
тему о необходимости усиления роли партийных комитетов в экономической
сфере, но ничего не говорится о задачах революционных комитетов. В этой
речи, как и во многих других, не было сказано ни слова о свободном выражении
критики рабочими. Наоборот, оратор отвергал критические замечания, направленные
в партийные комитеты, и делал односторонний упор на послушании. Если он
заявлял, что «мы должны опираться на рабочий класс», то это было не из-за
инициативности этого класса, а потому, что «он строжайше соблюдает
дисциплину и подчиняется приказам».
Как я уже сказал,
эти идеи сейчас выдвигаются все чаще и чаще. Так, 6 апреля 1977 г. Радио Пекин заявило:
«В социалистическом предприятии отношения между партией и другими организациями
такие же, как между наставником и его учениками». Здесь тоже больше нет речи ни
об инициативе масс, ни о том, чтобы учиться у масс. Единственным органом
власти является партийный комитет. Рабочие
должны только подчиняться руководству.
Все, что
содействует инициативе масс и что осталось от их организаций, осуждается как
идущее по «пути экономизма, синдикализма, анархизма и радикального
индивидуализма». Управление самими лидерами трактуется как нарушение
дисциплины, а «Банду четырёх» критикуют особенно за то, что она развивает идею
противоречий между пролетариатом и буржуазией внутри фабрик и говорит об антагонизме
между руководством и массами (New China News Agency [NCNA], 21 мая 1977 г.).
Мы видим, таким
образом, возрождение учения, которое справедливо осуждал Мао Цзэ-дун, а именно
учения о примате единства над противоречием, учения, характерного для идеологии
советской коммунистической партии сталинского времени.
Разрабатываемая
сейчас идеология имеет тенденцию ставить кадры и технических специалистов
выше рабочих и подчинять последних власти правил, устанавливаемых
первыми.
Фабричный "деспотизм"
То, что мы
наблюдаем, является, по сути, массированным контрнаступлением, нацеленным на
то, чтобы смести все, что говорилось и делалось против существования репрессивных
предписаний на заводах (которые были названы «неразумными предписаниями»).
Теперь объявлено,
что эти предписания (которые действительно признаны, хотя и мимоходом, как
устанавливаемые производственными отношениями) «отражают объективные законы,
управляющие сложными процессами современного крупного производства».
Следовательно, рабочий класс должен усвоить эти правила, поскольку они отражают
«объективные законы». И в подтверждение цитируют формулировку, выдвинутую Энгельсом
в полемике против анархизма. В этой работе, написанной в 1873 г. и
озаглавленной «Об авторитете», Энгельс писал: «Если человек благодаря своим
знаниям и изобретательному гению подчинил себе силы природы, то последние мстят
ему, поскольку он их употребляет, подчиняя его реальному деспотизму,
независимому от всякой общественной организации. Желание уничтожить власть в
крупной промышленности равносильно желанию уничтожить саму промышленность,
разрушить ткацкий станок, чтобы вернуться к прялке».
Как справедливо
указывает Гарри Браверман, там, где Энгельс говорит о «деспотизме, независимом
от всякой социальной организации» и употребляет понятие «власть» внеисторическим
образом, он позволил себе увлечься полемикой. Таким образом, он упускает из
виду все, что Маркс писал о социально детерминированном характере
«фабричного деспотизма». Использование этой цитаты из Энгельса показывает,
что то. что происходит сейчас в Китае, является именно усилением фабричного деспотизма
- во имя внеисторических «законов».
Мы видим здесь не
просто «теоретическое рассуждение», а попытку оправдать усиление репрессивных
мер по отношению к рабочим. Отныне во все большей мере увеличение производства,
выпуска и качества товаров должны происходить в основном не благодаря развитию
инициативы, организованности и сознательности рабочих, а соблюдением жесткой
регламентации. Так, 14 августа 1977 г. Радио Пекин заявило: «Правила и предписания
никогда нельзя отменять. Более того, с развитием производства и технологии
правила и предписания должны становиться более строгими, и люди должны их точно
выполнять». Комментируя последнюю фразу, оратор добавил: "Это закон
природы [!]. По мере развития
производства мы должны устанавливать более строгие и рациональные правила и
нормы". Хорошенькая перспектива для вдохновления энтузиазма!
Критика «Банды
четырёх» служит, помимо прочего, как предлог для пропаганды ужесточения правил.
Уже в 1976 году Яо Вэньюань критиковал идею ужесточения правил. Он писал: «Как далеко
мы зайдём в этой строгости? Должны ли мы ввести капиталистический способ производства,
который учитывает даже то время, которое рабочие тратят, чтобы сходить в
туалет?»
С этого момента больше
не должно быть никаких колебаний в восхвалении «некоторых буржуазных правил и
предписаний» и «некоторых аспектов управления капиталистическими
предприятиями», вплоть до того, что «они - результаты опыта рабочих и
следовательно, научны"!
Предлогом для
укрепления того, что Маркс называл «фабричным деспотизмом», является, с одной
стороны, якобы плохое состояние китайской экономики «вследствие деятельности «Банды
четырёх», а с другой - «потребности» «четырех модернизаций» (промышленной,
сельскохозяйственной, военной и научно-технической). Я вернусь к этим
вопросам и их значению позже. Пока
же я хочу особо подчеркнуть, что именно во имя этих «потребностей» устраиваются
«кампании соревнования» - тенденция, о которой следует кое-что сказать." (Продолжение следует)
---
* Здесь и далее подчеркнуты
места, выделенные самим Беттельхеймом.
** Банда четырех
- Цзян Цин (актриса и жена Мао Цзэдуна), Яо Вэньюань, Чжан Чуньцяо и Ван
Хунвэнь - маоистская клика в ЦК КПК, развязавшая массовый террор
"культурной революции против китайских коммунистов руками невежественных
засранцев-"хуйвэнбинов" в последние годы жизни Мао Цзэдуна.
*** Напомню, что
"культурная революция" была развязанной под предлогом "классовой
борьбы" восточным деспотом Мао кампанией террора против коммунистов -
критиков его авантюризма, в частности - "великого скачка" с
закономерным провалом. В этом Мао был вовсе не оригинален, а лишь повторял
"великий террор" 1937 года, устроенный под предлогом "обострения
классовой борьбы" восточным деспотом - ублюдком Джугашвили-сталиным против
коммунистов, критиковавших авантюризм его политики (сначала - курс "лицом
к деревне", т.е. поощрение кулачества, а потом - полный разворот на 180° к
"раскулачиванию" и принудительной коллективизации деревни).
С точки зрения
бихевиоризма такое искусственное разжигание междоусобиц, лицемерно и лживо
названное и сталиным, и Мао как "обострение классовой борьбы в ходе
строительства социализма" - чрезвычайно опасная дезорганизация
общественных отношений, которую любое более или менее разумное правительство
должно всячески избегать и пресекать. Не случайно именно "цветные
революции" и "майданы" стали любимым инструментом агрессии
западного империализма против независимых от него стран.
Но если для
политических авантюристов вроде сталина, Мао, горбачева и ельцина мотивацией
действий, разрушающих общество и государство, является стремление любой ценой
(для народа) сохранить свою тираническую власть, то для капиталистов вообще
и в особенности для нынешних глобалистов-мультимиллиардеров мотивацией
развязывания войн и таких крайне разорительных для экономики в целом затей,
как "зелёная экономика", "пандемия ковид" с массовой
принудительной "вакцинацией" ген-ядами и принудительным карантином
для всех и каждого, равно как и нынешние самоубийственные санкции Запада против
российских энергоносителей, является - как постоянно и совершенно
справедливо указывал политэконом Генрик Гроссман - восстановление
валоризации, то есть прибыльности их сверхаккумулированных капиталов, а вовсе
не "процветание экономики". Миллиардеры, видя бесприбыльность для
себя эксплуатации наёмного труда на капиталистическом производстве, занялись
спекуляциями, ростовщичеством и паразитированием на экономической ренте. Им
абсолютно не нужно изобилие рабочей силы, даже самой дешевой в недоразвитых
странах, которая готова работать лишь за голодный паёк. Именно этим объясняется
настойчивое стремление западных глобалистов радикально сократить население
Земли и особенно самого Запада как "избыточную" (не имеющую
шансов прибыльного для капиталистов трудоустройства) рабочую силу и как
"бремя никчемных нахлебников" (то есть пенсионеров, инвалидов и
детей). (примечания behaviorist-socialist)
Комментариев нет:
Отправить комментарий