ГЕРЦЕН - БЫЛОЕ И ДУМЫ -3

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ПРОИЗВОЛ ВЛАСТИ

Излишни ли комментарии на эту тему? Власть повсюду в мире ненавидит интеллигенцию, отталкивает её от государственной машины, набивая это бюрократическое чудовище всяким сбродом - аферистами, невеждами и психопатами, лишь бы они были на всё согласны, коррумпированы и "всегда готовы" поддерживать и одобрять любое безумство власти (например, клоунаду мнимой "пандемии ковид" и принудительные массовые вкалывания народу ген-модифицирующего биологического оружия, губящего здоровье и сокращающего жизнь, под названием "ковид-вакцин").

Поэтому любая государственная власть, будучи сборищем проходимцев и подхалимов, систематически совершает глупости и преступления, по принципу "сила есть - ума не надо", а затем пытается их скрыть от публики. Ну а интеллигенты, не имея возможности предотвратить глупости и преступления власти, могут лишь их разоблачать, и оттого вызывают к себе непримиримую ненависть властителей и их прихвостней-бюрократов.

*  *  *

А.И. Герцен:

"БЫЛОЕ И ДУМЫ, Часть 1

ПРИБАВЛЕНИЕ - А. ПОЛЕЖАЕВ

В дополнение к печальной летописи того времени следует передать несколько подробностей об А. Полежаеве.

Полежаев студентом в университете был уже известен своими превосходными стихотворениями. Между прочим написал он юмористическую поэму «Сашка», пародируя «Онегина».

В ней, не стесняя себя приличиями, шутливым тоном и очень милыми стихами, задел он многое.

Осенью 1826 года Николай, повесив Пестеля, Муравьева и их друзей, праздновал в Москве свою коронацию. Для других эти торжества бывают поводом амнистий и прощений; Николай (1-й), отпраздновавши свою апотеозу, снова пошел «разить врагов отечества», как Робеспьер после своего Fête-Dieu - Праздника "Верховного существа".

Тайная полиция доставила ему поэму Полежаева...

И вот в одну ночь, часа в три, ректор будит Полежаева, велит одеться в мундир и сойти в правление. Там его ждет попечитель. Осмотрев, все ли пуговицы на его мундире и нет ли лишних, он без всякого объяснения пригласил Полежаева в свою карету и увез.

Привез он его к министру народного просвещения. Министр сажает Полежаева в свою карету и тоже везет — но, на этот раз, уж прямо к государю.

Князь Ливен оставил Полежаева в зале, где дожидались несколько придворных и других высших чиновников, несмотря на то, что был шестой час утра, и пошел во внутренние комнаты. Придворные вообразили себе, что молодой человек чем-нибудь отличился, и тотчас вступили с ним в разговор. Какой-то сенатор предложил ему давать уроки сыну.

Полежаева позвали в кабинет. Государь стоял, опершись на бюро, и говорил с Ливеном. Он бросил на взошедшего испытующий и злой взгляд, в руке у него была тетрадь.

— Ты ли,— спросил он,— сочинил эти стихи? — Я,— отвечал Полежаев.

— Вот, князь,— продолжал государь,— вот я вам дам образчик университетского воспитания, я вам покажу, чему учатся там молодые люди. Читай эту тетрадь вслух,— прибавил он, обращаясь снова к Полежаеву.

Волнение Полежаева было так сильно, что он не мог читать. Взгляд Николая неподвижно остановился на нем. Я знаю этот взгляд и ни одного не знаю страшнее, безнадежнее этого серо-бесцветного, холодного, оловянного взгляда.

Николай 1-й Палкин

— Я не могу,— сказал Полежаев.

— Читай!—закричал высочайший фельдфебель.

Этот крик воротил силу Полежаеву, он развернул тетрадь.

Никогда, говорил он, я не видывал «Сашку» так переписанного и на такой славной бумаге.

Сначала ему было трудно читать, потом, одушевляясь более и более, он громко и живо дочитал поэму до конца. В местах особенно резких государь делал знак рукой министру. Министр закрывал глаза от ужаса.

— Что скажете?— спросил Николай по окончании чтения.— Я положу предел этому разврату, это все еще следы, последние остатки, я их искореню. Какого он поведения? Министр, разумеется, не знал его поведения, но в нем проснулось что-то человеческое, и он сказал: — Превосходнейшего поведения, ваше величество.

— Этот отзыв тебя спас, но наказать тебя надобно, для примера другим. Хочешь в военную службу? Полежаев молчал.

— Я тебе даю военной службой средство очиститься. Что же, хочешь?

— Я должен повиноваться,— отвечал Полежаев.

Государь подошел к нему, положил руку на плечо и, сказав: — От тебя зависит твоя судьба; если я забуду, ты можешь мне писать,— поцеловал его в лоб.

Я десять раз заставлял Полежаева повторять рассказ о поцелуе — так он мне казался невероятным. Полежаев клялся, что это правда.

От государя Полежаева свели к Дибичу, который жил тут же, во дворце. Дибич спал, его разбудили, он вышел, зевая, и, прочитав бумагу, спросил флигель-адъютанта: — Это он? — Он, ваше сиятельство.

— Что же! Доброе дело, послужите в военной; я все в военной службе был — видите, дослужился, и вы, может, будете фельдмаршалом.

Эта неуместная, тупая, немецкая шутка была поцелуем Дибича. Полежаева свезли в лагерь и отдали в солдаты.

Прошли года три, Полежаев вспомнил слова государя и написал ему письмо. Ответа не было. Через несколько месяцев он написал другое — тоже нет ответа. Уверенный, что его письма не доходят, он бежал, и бежал для того, чтоб лично подать просьбу. Он вел себя неосторожно, виделся в Москве с товарищами, был ими угощаем; разумеется, это не могло остаться в тайне. В Твери его схватили и отправили в полк, как беглого солдата, в цепях, пешком. Военный суд приговорил его прогнать сквозь строй; приговор послали к государю на утверждение.

Полежаев хотел лишить себя жизни перед наказанием.

Долго отыскивая в тюрьме какое-нибудь острое орудие, он доверился старому солдату, который его любил. Солдат понял его и оценил его желание. Когда старик узнал, что ответ пришел, он принес ему штык и, отдавая, сказал сквозь слезы: — Я сам отточил его.

Государь не велел наказывать Полежаева.

Тогда-то написал он свое превосходное стихотворение:
Без утешений
Я погибал,
Мой злобный гений
Торжествовал...

Полежаева отправили на Кавказ; там он был произведен за отличие в унтер-офицеры. Годы шли и шли; безвыходное, скучное положение сломило его; сделаться полицейским поэтом и петь доблести Николая он не мог, а это был единственный путь отделаться от ранца.

Был, впрочем, еще другой, и он предпочел его: он пил для того, чтоб забыться. Есть страшное стихотворение его «К сивухе».

Он перепросился в карабинерный полк, стоявший в Москве. Это значительно улучшило его судьбу, но уже злая чахотка разъедала его грудь. В это время я познакомился с ним, около 1833 года. Помаялся он еще года четыре и умер в солдатской больнице.

Когда один из друзей его явился просить тело для погребения, никто не знал, где оно; солдатская больница торгует трупами: она их продает в университет, в медицинскую академию, вываривает скелеты и пр. Наконец он нашел в подвале труп бедного Полежаева,— он валялся под другими, крысы объели ему одну ногу.

После его смерти издали его сочинения и при них хотели приложить его портрет в солдатской шинели. Цензура нашла это неприличным, и бедный страдалец представлен в офицерских эполетах,— он был произведен в больнице. (Конец отрывка, окончание следует)

*  *  *

Тут я просто должен кое-что добавить. Конечно, поэма "Сашка" не только безнадёжно пошлая по содержанию, но и посредственная как стихи, так что "Евгению Онегину" даже в подметки не годится. Но ведь это - всего лишь юношеская, студенческая шалость. И из-за неё жизнь её автора была беспощадно загублена.

А кем? Явным кретином и ублюдком Николаем 1-м Палкиным, сыном некоей немецкой (Вюртемберг-Штутгартской) принцессы и якобы дегенерата Павла 1-го. Но сравните портреты мнимого "отца" - Павла и этого Николая - ну ведь ни малейшего сходства! Ясно как день, что Николай 1-й - ублюдок (байстрюк), что эта немка отрусилась им неизвестно от кого! Интересно, что этот Николай в детстве был любимцем и баловнем своей бабушки - бесстыжей немецкой шлюхи Екатерины 2-й, которая до старости держала для случки массу фаворитов (одним из которых был некто Потёмкин). А сам этот Николай Палкин при всей своей ханжеской "строгости нравов" был очень падок на сексуальные похождения с фрейлинами. Если в результате этих похождений рождались дети, то их усыновлял / удочерял граф Кляйнмихель. Поэтому о всей громадной ораве приёмного "потомства" этого графа говорили не иначе, как о "Кляйнениколаусах - Kleinenikolaus", то есть в переводе с немецкого - Николашки-малыши!

Вообще говоря, наследственная монархия - это обезьяний цирк, потому что в любой династии ублюдков намного больше, чем фактических детей официального отца. Эту массу "благородных" ублюдков обычно пытаются оправдать тем, что ими династии спасаются от вырождения в результате инбридинга. Но я не вижу ни одного примера этому. Скорее всё наоборот: "благородные" ублюдки узнают о своей сути и из-за этого становятся психопатами с жутким комплексом неполноценности. Став властителями, ублюдки становятся бедствием для своих подданных. Вот знаменитые примеры таких ублюдков-негодяев: Иван Грозный, Петр 1-й, Николай 1-й, Сосо Джугашвили-"сталин". О последнем доподлинно известно, что его мать забеременела им, работая служанкой в доме грузинских помещиков-"князей". Когда беременность стала известной, то эту (в сущности говоря, несчастную женщину) эти помещики впопыхах выдали, дав приданое, за алкоголика-сапожника Виссариона Джугашвили, который нещадно бил и её, и "сына" Сосо. А самого "сталина", когда он подрос, помещики устроили в семинарию, чтобы он стал попом и замаливал их грехи...

Я просто поражаюсь, до чего же дубовые (или, как говорят немцы - бетонные) головы у монархистов и сталинистов!

.