воскресенье, 30 мая 2021 г.

"ОБЕСШКОЛИВАНИЕ" ИЛЛИЧА И БИХЕВИОРИСТСКИЙ СОЦИАЛИЗМ - 1

Обсуждая проблемы школы, да и вообще все общественные проблемы, надо всегда помнить старую поговорку: "Кто платит, тот и заказывает музыку." Это значит, что те, кто платят за образование, диктуют и его формы, и его содержание. Первоначально школы учреждали и содержали церковники, которые обучали грамоте незначительное количество людей для нужд церкви и феодального государства - как в Западной Европе, так и в России. А "светские" школы нынешнего типа возникли сравнительно недавно - в середине 19-го века. Их учреждали централизованные государства, имевшие потребность в сравнительно большом количестве чиновников для управления как метрополией, так и колониальными владениями. Государство имело потребность также и в религиозном одурманивании народа, поэтому практически везде в Европе, а также в царской России не только светские, но и церковные школы состояли под опекой и надзором чиновничества.

Примерно такой же была судьба школ и на Востоке. Школы в Древнем и Средневековом Китае готовили чиновников, которые сразу после успешной сдачи экзамена получали назначение на ту или иную должность. А школы в мире ислама - медресе - были хотя и более религиозными по характеру преподавания, но они обучали не только проповедников ислама, но и чиновников (для Халифата, империи Моголов в Индии, османской империи и Персии (Ирана).

Поэтому школы всегда надо анализировать с практической точки зрения той функции, которую они выполняют в обществе, а не с идеалистической точки зрения "духовного роста" или "умственного развития" обучаемых. Соответственно вопрос о том, полезны или вредны школы, должен решаться не демагогическими лозунгами, а беспристрастным анализом того, что делает с детьми конкретная школа - делает ли она их более полезными членами общества по сравнению с теми, кто не отсидел в ней полный срок.

Самым ярым противником нынешних, светских школ на Западе был Иван Иллич (Ivan Illich) - католический священник смешанного еврейско-хорватского происхождения, работавший в Латинской Америке в 1960-е годы и с 1970-х годов вплоть до смерти в 2002 году посвятивший себя откровенно реакционной публицистике, в особенности борьбе против школьного образования, автомобильного транспорта и современной медицины в том виде, в котором они тогда (в 1960-70-е годы) существовали на Западе.

Совершенно ясно, что Иллич добился скандальной известности именно из-за религиозной реакционности своих взглядов. Это были годы, когда западный империализм отступал под натиском освободительных движений в бывших колониях Запада. Для западного империализма страшным ударом оказались не только научно-технические достижения СССР, ставшие очевидными для всего мира при Н.С. Хрущеве - космические полёты и испытания непревзойденных по мощности термоядерных бомб, но и революция на Кубе. В этот же период США вели безуспешную колониальную войну против Вьетнама. В этой обстановке они были готовы пропагандировать и рекламировать всё, что угодно, в качестве мнимой "альтернативы" коммунизму, как средство отвлечения угнетаемых и эксплуатируемых западным империализмом масс (особенно в слаборазвитых неоколониальных странах) от идей и практики социализма. И публицистика Иллича - клерикала, выступавшего якобы за "духовное возрождение", то есть за религиозное оболванивание общества ради упрочения классового господства буржуазии, при всех его анархистских мечтаниях, вполне выполняла роль религиозной "альтернативы" социализму и коммунизму.

Однако за прошедшие с тех пор 50 лет обстановка в мире чрезвычайно сильно изменилась. Советская система была уничтожена предательством сталинско-брежневской номенклатуры, а западный империализм стабилизировался, снова окреп и стал намного более агрессивным во всех отношениях, не только военно-политически и экономически, но и идеологически. Задействованная после путча Пиночета (1973 год) сначала в Чили, а потом и в остальном мире (в России известная под названием либерастской "шоковой терапии"), людоедская идеология неолиберализма нагло утверждала абсолютный приоритет интересов капиталистов и, соответственно, совершенно не нуждалась в фиговом листке популизма, в том числе и в той анархистско-клерикальной разновидности, которую проповедовал Иллич под названием "conviviality - конвивиальность".

Конечно, сейчас всё это может опять измениться из-за серьёзного кризиса глобального капитализма, вызванного недостижимостью для западного империализма абсолютного мирового господства, прежде всего благодаря независимости самой динамичной и мощной державы - Китая, а также нескольких других государств, включая весьма половинчатую и шаткую независимость России. Об усилении тактики Запада - маскировать своё глобальное людоедское насилие подлым масс-медиальным обманом и охмурёжем - свидетельствует факт неуклюжей, бездарной демагогии хера Шваба под названием "Great Reset", манящей человечество в деиндустриализацию и мифическую "зелёную благодать", которая представляет собой глобальный фашистский концлагерь с рабским трудом на измор, о чём я писал тут ранее.

Поэтому для всех, кто стремится к возрождению социализма, важно выработать трезвое и критическое понимание нынешней реальности, причём особенно школы - учреждения, которое является ныне главным фактором, в течение 10 лет формирующим шаблоны поведения и привычки (или, если хотите, "характеры" и "мировоззрение") детей и молодёжи.

При этом нельзя пройти мимо опусов Иллича, потому что его анархистская критика школы и нынешнего индустриального общества может быть привлекательна для наивной молодёжи. И хотя его протест против бюрократизации образования вообще и школы в частности совершенно справедлив, Иллич не показывает реальных путей решения проблем образования, так как упорно, нарочито старается "не видеть" того, что все эти проблемы вызваны капитализмом. Соответственно, я выкладываю здесь мой перевод выборочного конспекта книги Иллича "Deschooling Society - Обесшколивание общества". Выкладываемая ниже выборка мест из этой книги содержит только то, что мне кажется актуальным для нынешней ситуации школьного образования в России и других обломках СССР. Мне пришлось делать перевод с английского на русский заново, так как существующий "перевод" - смотри, например, здесь: https://pandia.ru/text/80/184/7446.php - не выдерживает серьёзной критики - искажает смысл и насилует русский язык. Единственная вольность моего перевода - это перенесение в русский язык неологизмов Иллича "deschooling" и "schooling" , переведённых как "обесшколивание", т.е. упразднение школ, и, соответственно, "зашколивание", т.е. подчинение влиянию школы.

В заключение перевода этого конспекта я сделаю краткую критику реакционных взглядов Иллича на школу с позиций бихевиористского социализма, а также критику самóй нынешней школы (как западноевропейской, так и российской) с тех же позиций. Но прежде всего надо выяснить - а вообще-то говоря, вредна или полезна школа? И что должно её заменить в социалистическом обществе? Поэтому предлагаю маленький вопросник для самопроверки (ответьте без помощи учебников, "Википедии" и т.п. вспомогательных средств, как на экзамене), чтобы выяснить, что ценного и полезного для понимания окружающей действительности дала Вам школа:

1) Сформулируйте и докажите теорему Пифагора.

2) Каково (приблизительно) давление на глубине 10 метров под водой?

3) Назовите Галилеевы спутники планеты Юпитер. Какова роль их открытия в опровержении антинаучных взглядов церкви на Вселенную?

4) Назовите все элементы - инертные газы. Как теория строения атома объясняет их химическую инертность?

5) Каково главное различие класса земноводных и класса пресмыкающихся? Его значение для подтверждения эволюционной теории Дарвина.

6) Кто был автором теории дрейфа континентов? Каков был его главный аргумент?

7) В русском языке: каковы функции причастия и его отличия а) от глагола и б) от прилагательного?

8) Назовите основные причины и цели: а) Восстания Декабристов 1825 г., б) Революции 1905 г., в) Февральской Революции 1917 г., г) Октябрьской Революции 1917 г.

9) Какова главная тема поэмы А. Ахматовой "Реквием"?

10) Где и когда произошли две грандиозных битвы, в которых произошел коренной перелом в Великой Отечественной Войне Советского народа против немецко-фашистских захватчиков? Почему столь важное символическое значение для победы Советского народа над фашизмом имеет факт водружения Красного знамени именно над Рейхстагом?

11) Когда был запущен 1-й искусственный спутник Земли? Когда был первый полёт человека в космос; как его звали? Кто был главным конструктором советской космической программы? Кто был лидером СССР в этот период всеобщего общественного подъёма (послесталинской оттепели)?

12) Когда и кем был совершен реакционный предательский прозападный фашистский государственный переворот, свергший демократическое правительство - Верховный Совет РСФСР - и расстрелявший тысячи москвичей?

Вот теперь Вам понятно, сколь полезно лично для Вас было 10-летнее сидение в школе.



* * *



Иван Иллич:

"ОБЕСШКОЛИВАНИЕ ОБЩЕСТВА

В этом первом эссе я начинаю свой анализ с попытки объяснить, что может означать обесшколивание для зашколенного общества. В этом контексте будет легче понять мой выбор тех пяти конкретных аспектов, которые имеют отношение к этому процессу; им посвящены последующие главы.

Зашколиванию подверглось не только образование, но и сама социальная действительность. Возрастающая недоразвитость способности полагаться на самого себя и на общество куда более типична для Вестчестера (США), чем для (нищего) северо-востока Бразилии. Повсюду не только образование, но и общество в целом нуждается в «обесшколивании».

(...)

Бедняки всегда были социально бессильны. Растущая зависимость от государственной помощи добавляет новое измерение к их беспомощности - психологическое бессилие, неспособность постоять за себя. Крестьян на высокогорном плато Анд эксплуатируют помещики и торговцы, а переселившись в Лиму (столицу Перу), они вдобавок становятся зависимыми от политиканов и жертвами дискриминации из-за отсутствия у них школьного образования. Модернизованная бедность сочетает в себе бессилие перед условиями существования с утратой веры в себя. Эта модернизация бедности является глобальным явлением и лежит в основе современной недоразвитости. Конечно, в богатых и бедных странах она проявляется в разных формах.

Вероятно, наиболее сильно она ощущается в городах США. Нигде в остальном мире с бедностью не борются столь расточительно. Нигде в остальном мире как результата борьбы с бедностью нет столь сильных зависимости, гнева, разочарования и дальнейших требований. И нигде в остальном мире не стало столь очевидно, что бедность - после того, как её модернизировали - стала неискоренимой при помощи одних лишь долларов, а требует революционных преобразований.

Бедняки в Соединенных Штатах находятся в уникальном положении, дающем возможность говорить о безысходности, которая грозит всем беднякам в модернизованном мире. Они обнаружили, что никакие количества долларов не могут устранить пагубность, внутренне присущую учреждениям социального обеспечения с тех пор, как бюрократические иерархии этих учреждений убедили общество в том, что их помощь морально необходима. Бедняки в центрах городов США могут на собственном опыте продемонстрировать заблуждения, на которых зиждется социальное законодательство в зашколенном обществе.

Ведь это же очевидно, что даже в равноценных школах бедные дети редко способны угнаться за богатыми. Даже если они ходят в одинаковые школы и начинают обучение в одном и том же возрасте, дети бедных семей лишены большинства образовательных преимуществ, которые обычно имеют дети среднего класса. Эти преимущества простираются от разговоров и книг в доме до путешествий на каникулах и совсем иного самосознания, и доступны ребенку, который их имеет, как в школе, так и вне ее. Таким образом, более бедные ученики обычно становятся отстающими в той мере, в какой они зависят от школы в своём развитии или образовании. Бедным нужны средства для их образования, а не для освидетельствования необходимости исправления их якобы громадных дефектов.

Все это верно как для бедных, так и для богатых стран, но внешне проявляется по-разному. От модернизованной бедности в бедных странах страдает большее количество людей и более заметно, однако - на данный момент - более поверхностно. Две трети всех детей в Латинской Америке бросают школу, не закончив пятый класс, но из этого не следует, что этих «неучей» ждет такое же плохое будущее, как в Соединенных Штатах.

Немногие страны сегодня остаются жертвами классической бедности, которая была стабильной и менее травмирующей. Большинство стран Латинской Америки достигли точки «взлета» к экономическому развитию и конкурентоспособному потреблению и, следовательно, к модернизованной бедности: их граждане научились думать, как богачи, и жить, как бедняки. Их законы делают обязательным школьное образование длительностью от шести до десяти лет. Не только в Аргентине, но и в Мексике или Бразилии средний гражданин считает адекватным образование по североамериканским стандартам, даже несмотря на то, что шансы получить такое длительное школьное образование имеет лишь крошечное меньшинство. В этих странах большинство уже "клюнуло" на школу, то есть в нем воспитано чувство неполноценности по отношению к более образованным. Фанатизм их веры в школу позволяет эксплуатировать их вдвойне: он позволяет и увеличивать выделяемые государством средства на образование меньшинства, и укреплять покорность большинства манипулированию обществом.

Парадоксально, но вера в то, что всеобщее школьное образование якобы абсолютно необходимо, наиболее прочно укоренилась в тех странах, где меньше всего людей учились или будут учиться в школе. Тем не менее, в Латинской Америке различные пути к образованию всё ещё открыты для большинства родителей и детей. Государственные средства, затрачиваемые на школы и учителей, могут быть пропорционально выше, чем в богатых странах, но этих средств совершенно недостаточно, чтобы обучать большинство, даже всего лишь в начальных, четырехклассных школах. Фидель Кастро говорил так, как будто он хочет пойти в направлении обесшколивания, когда обещал, что к 1980 году Куба сможет распустить свой университет, поскольку вся жизнь на Кубе станет образовательной практикой. Однако на уровне гимназии и средней школы Куба, как и все другие латиноамериканские страны, ведет себя так, как если бы образование в период, определяемый как «школьный возраст», было бесспорной целью для всех, отсроченной лишь из-за временной нехватки ресурсов.

Этот двойной обман, заключающийся в интенсификации обучения, фактически проводимой в Соединенных Штатах и лишь обещаемой в Латинской Америке, дополняет друг друга. Бедняки на севере становятся недееспособными из-за того же двенадцатилетнего обучения, отсутствие которого делает бедняков на юге безнадежно отсталыми. Ни в Северной Америке, ни в Латинской Америке бедные не получают равенства благодаря обязательным школам. Но в обоих случаях само существование школы обескураживает и лишает бедных возможности взять свое образование в собственные руки. Во всем мире школа противодействует повышению образованности общества: школа признана как единственное учреждение, специальность которого - образование. Неуспеваемость в школе воспринимается большинством людей как доказательство того, что образование - очень дорогостоящая, очень сложная, всегда непонятная и часто почти невыполнимая задача. (...)

Обязательное школьное образование неизбежно поляризует общество; оно также дискриминирует народы мира в соответствии с международной кастовой системой. Страны получают "рейтинг" как касты, и качество образования определяется средней продолжительностью обучения их граждан; этот рейтинг тесно связан с валовым национальным продуктом на душу населения, и он очень болезнен.

Парадокс школ очевиден: рост расходов усиливает их губительность в стране и за рубежом. Этот парадокс должен стать предметом всеобщего обсуждения. Сейчас общепринято, что окружающая среда скоро будет разрушена биохимическим загрязнением, если мы не обратим вспять нынешние тенденции в материальном производстве товаров. Следует также признать, что социальной и личной жизни в равной степени угрожает загрязнение от расходов на здравоохранение, образование и социальное обеспечение (?!?!? - behaviorist-socialist), являющихся неизбежным побочным продуктом обязательного и конкурентного потребления социальной помощи.

Эскалация школ столь же разрушительна, как и эскалация вооружений, но менее заметна. Повсюду в мире расходы на школьное образование росли быстрее, чем количество учащихся, и быстрее, чем ВНП; но везде расходы на школу всё больше отстают от ожиданий родителей, учителей и учеников. Эта ситуация повсюду препятствует как мотивации, так и финансированию широкомасштабного планирования внешкольного обучения. Соединенные Штаты доказывают миру, что ни одна страна не может быть достаточно богатой, чтобы позволить себе школьную систему, отвечающую тем требованиям, которые эта же система создает просто своим существованием, потому что успешная школьная система внушает родителям и ученикам как высшую ценность ещё более раздутую школьную систему, стоимость которой диспропорционально возрастает по мере того, как востребуются и становятся дефицитными всё более высокие ступени образования.

Равные возможности для получения образования действительно являются желательной и достижимой целью, но приравнивать это к обязательному обучению - значит путать (религиозное) "спасение" с церковью. Школа стала мировой религией модернизированного пролетариата и дает пустые обещания спасения беднякам технологической эпохи. Национальное государство признало своей обязанностью охватить всех граждан многоступенчатой программой образования, ведущей к получению последовательности свидетельств и дипломов, столь похожих на ритуалы инициации и посвящения в таинства в прежние времена. Современное государство взяло на себя обязанность навязывать суждения своих педагогов силой благонамеренных праздных чиновников и квалификационных требований при найме на работу, подобно испанским королям, которые навязывали суждения своих богословов силой конкистадоров и инквизиции. (...)

Школьное образование не способствует ни образованности, ни справедливости, потому что преподаватели настаивают на привязке к обучению свидетельств и дипломов. Обучение и получение социальных ролей подчинены зашколиванию. Однако учиться - это значит приобретать новые навыки или знания, но карьера стала зависеть от оценок, выставленных посторонними. Образованность часто является результатом обучения, но подбор на должность или котировка на рынке труда все больше зависит просто от продолжительности обучения.

Учебная программа всегда использовалась для присвоения социального ранга. Иногда это могло быть прирожденным: карма причисляет вас к касте, а генеалогия - к аристократии. Учебный план мог принимать форму ритуала, последовательных церковных посвящений, или он мог состоять из последовательности подвигов на войне или охоте, или дальнейшее продвижение могло зависеть от ряда предыдущих милостей властителя. Всеобщее школьное образование должно было отделить присвоение рангов от истории личной жизни: оно должно было дать всем равные шансы на любую должность. Даже сейчас многие ошибочно полагают, что школа обеспечивает то, что доверие общества определяется соответствующими достижениями в учёбе. Однако вместо того, чтобы уравнять шансы на успех, школьная система монополизировала их присвоение.

Чтобы отделить компетентность от учебной программы, необходимо наложить табу на историю образования конкретного человека, как и на его политические убеждения, церковную принадлежность, социальное и расовое происхождение или сексуальную ориентацию. Необходимо принять законы, запрещающие дискриминацию на основании пройденного школьного образования. Законы, конечно, не смогут искоренить предубеждения против необразованных, как они не предназначены для принуждения кого-либо к браку с самоучкой, но они смогут воспрепятствовать неоправданной дискриминации.

Вторая важная иллюзия, на которой зиждется школьная система, состоит в том, что бóльшая часть образованности - это якобы результат обучения. Конечно, преподавание может способствовать определенным видам образованности при определенных обстоятельствах. Но большинство людей приобретают бóльшую часть своих знаний вне школы, а в школе только постольку, поскольку школа в немногих богатых странах становится их местом заключения на протяжении все бóльшей части их жизни.

Большая часть научения происходит самопроизвольно, и даже самое целенаправленное овладение знаниями не является результатом запрограммированного обучения. Нормальные дети осваивают родной язык спонтанно, хотя и быстрее, если родители заботятся об этом. Большинство людей, которые хорошо знают второй язык, получили это в результате случайных обстоятельств, а не в результате последовательного обучения. Они едут за границу к бабушке и дедушке, путешествуют или влюбляются в иностранца. Навык чтения также чаще всего является результатом таких внешкольных занятий. Большинство людей, которые читают много и с удовольствием, просто верят, что научились этому в школе; но когда в этом возникает сомнение, они легко отбрасывают эту иллюзию. (...)

Потенциальные учителя практических навыков никогда не бывают надолго дефицитными, потому что, с одной стороны, спрос на конкретный навык растет только вместе с потребностью общества в нём, а с другой стороны, человек, овладевший навыком, также может обучать ему других. Но в настоящее время тем, кто имеют навыки, которые востребованы и для научения действительно требуют учителя, препятствуют делиться этими навыками с другими. Это делают либо учителя, которые монополизировали право выдавать свидетельства, либо профсоюзы, защищающие свои интересы. Центры повышения квалификации, о которых учащиеся будут судить по их делам, а не по персоналу, который они нанимают, или по процессу, который они используют, откроют небывалые возможности для трудовой деятельности, часто даже для тех, кто сейчас считается безработным. В самом деле, нет причин, по которым такие центры повышения квалификации не должны находиться на самом производстве, где предприниматель и его рабочие предоставляют обучение, а также рабочие места для тех, кто решит использовать свои образовательные кредиты на это.

Учителей практических навыков мало из-за веры в ценность удостоверений. Сертификация представляет собой форму манипулирования рынком и в неё верят только замороченные школой головы. Большинство учителей прикладного искусства и ремесел менее квалифицированны, менее изобретательны и менее общительны, чем лучшие мастера и ремесленники. Большинство учителей испанского или французского для старших классов говорят на этих языках менее правильно, чем их ученики после полугода компетентного применения языка на практике. Эксперименты, проведенные Анхелем Кинтеро в Пуэрто-Рико, показывают, что многие подростки, при наличии соответствующих стимулов, программ и доступа к оборудованию, лучше, чем большинство школьных учителей, преподают своим сверстникам основы научных знаний о растениях, звездах и материи, а также понимание того, как и почему работает двигатель или радио.

Возможности для обучения практическим навыкам можно значительно расширить, если мы откроем «рынок». Это зависит от подбора подходящего учителя для подходящего ученика, когда оба высоко мотивированы в разумной программе без рамок учебного плана.

Обучение практическим навыкам на условиях бесплатности и соревнования - это подрывная ересь для ортодоксального педагога. Оно отделяет приобретение этих навыков от «гуманного» образования, упаковываемых школой воедино, и, таким образом, способствует неофициальному научению не меньше, чем неофициальному обучению с неведомыми намерениями. (…)

Обесшколивание общества означает признание двойственной природы овладения знаниями. Односторонняя забота о выработке практических навыков может обернуться катастрофой; такую же заботу следует уделять и другим видам обучения. Но если школы - непригодное место для обучения практическим навыкам, то они - еще худшие места для получения образования. Школа плохо справляется с обеими задачами, отчасти потому, что не различает их. Школа неэффективна в обучении практическим навыкам в особенности из-за учебной программы. В большинстве школ программа, направленная на развитие одного навыка, всегда привязана к другой посторонней задаче. История привязана к успехам в математике, а посещаемость занятий - к праву пользоваться площадкой для игр.

Школы еще менее эффективны в создании условий, которые поощряют неограниченное, исследовательское использование приобретенных навыков, для которого я использую термин «либеральное образование». Основная причина этого в том, что школа является обязательной и становится школой ради зашколивания: принудительное пребывание в обществе учителя, которое вознаграждается сомнительной привилегией увеличения пребывания в этом же обществе. Подобно тому, как обучение практическим навыкам должно быть освобождено от ограничений учебной программы, либеральное образование должно быть освобождено от обязательной посещаемости. Как обучению практическим навыкам, так и обучению изобретательному и творческому поведению может способствовать организационная структура, но они имеют различный, часто противоположный характер.

Большинство практических навыков можно приобрести и развить с помощью упражнений, потому что навык предполагает освоение определенного и повторяющегося поведения. Таким образом, обучение навыкам может основываться на имитации обстоятельств, в которых этот навык будет использоваться. Однако обучение исследовательскому и творческому использованию навыков не может быть основано на упражнениях. Образованность может быть результатом преподавания, хотя преподавание в принципе противоположно упражнению. Она основана на отношениях между партнерами, у которых уже есть кое-какие ключи, которые открывают доступ к памяти и наследию, которую хранит общество. Она основана на критическом стремлении всех тех, кто творчески использует воспоминания. Она основана на случайности неожиданного вопроса, который откроет новые двери для вопрошающего и его партнера.

Поначалу кажется, что подобрать партнеров для целей образования труднее, чем найти наставников для упражнений в навыках и партнеров для игр. Одна из причин - это глубокий страх, который внушает нам школа, страх, который действует на нас, как цензура. Несанкционированный обмен навыками - даже нежелательными - более предсказуем и поэтому кажется менее опасным, чем неограниченная возможность встречаться для людей, у которых есть общая проблема, которая для них в настоящий момент важна в социальном, интеллектуальном и эмоциональном плане. (...)

Как обмен навыками, так и подбор партнеров основаны на предпосылке, что образование для всех означает взаимное образование. Не набор в специализированное учреждение, а только призыв ко всему населению может привести к народной культуре. Официальные учителя ныне задушили равные права каждого человека на проявление своей компетентности в учёбе и преподавании. Компетенция учителей, в свою очередь, ограничивается тем, что разрешено делать в школе. И, более того, в результате работа и отдых отчуждаются друг от друга: и зритель, и рабочий должны приходить на его рабочее место готовыми вписаться в подготовленный для них распорядок дня. Приспособленчество в форме дизайна изделия, инструкций и рекламы формирует их для исполнения этих ролей в такой же мере, как и формальное образование путём зашколивания. Радикальная альтернатива зашколенному обществу требует не только новых формальных механизмов формального приобретения навыков и их использования в целях образования. Обесшколенное общество предполагает новый подход к эвристическому или неформальному образованию." (Окончание следует)

-

среда, 26 мая 2021 г.

СТОЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ МАРИОНЕТКИ ЗАПАДНОЙ ПРОПАГАНДЫ


Этот "академик" был просто учёным идиотом, который за пределами своей узкой специальности не смыслил ни бельмеса и по сути вытворял то же, что и любой глупый щенок, который везде гадит и рвёт зубами всё, что ни попадется, но при этом очень гордится своими пакостями.

Я наблюдал события последних двух лет в Беларуси, все гадости и преступления продажной изменнической мрази - Тихановских и Протасевичей, науськиваемых проклятой западной пропагандой на разрушение своей Родины, всё беснование толп безмозглой молодёжи, шаставшей по улицам со змагарофашистскими использованными менструальными подкладками вместо флагов, и мне всё чаще приходила в голову мысль: а чему все они научились (а вернее, к чему приучились, какие шаблоны поведения выработали) в школе?

С другой стороны, наблюдая нынешний расцвет экономики и благосостояния народа в Китае, я невольно спрашивал себя: "Да неужели всё это создано людьми, которые в детстве и юности целое десятилетие так называемой "культурной революции" (с 1966 по 1976 год) вообще не знали, что это такое - сидеть в школе???"

И я пришел (наконец-то!) к твёрдому убеждению, что школа - это одно из самых не только бесполезных, но и вреднейших учреждений массового антиобщества, будь то "советского" или капиталистического. Но это - чрезвычайно непривычный для большинства тезис и очень большая и довольно сложная проблема, которую можно правильно решить и доступно объяснить только с позиций бихевиористского социализма. Это я и постараюсь сделать в самом ближейшем будущем.

-


вторник, 25 мая 2021 г.

МОЁ СКРОМНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ УСОВЕРШЕНСТВОВАТЬ ГОСУДАРСТВЕННУЮ СИСТЕМУ США

Только не подумайте, что моё предложение - это вздорное политическое прожектёрство. Нет, моё предложение основано не только на трезвом понимании политической реальности США, но и на глубоком уважении к культурным традициям Америки.

Как все мы давно уже знаем, в США господствуют не выборные президенты, а прячущаяся от глаз народа закулиса мультимиллиардеров, использующая политиканов США как марионеток на всех уровнях, включая, конечно, и президента США, при помощи лоббирования и обыкновенной коррупции. Однако эта система стала всё чаще давать сбои. Так, на предпоследних выборах президентом США был избран Дональд Трамп, которого закулиса вовсе не хотела, а хотела она видеть президентшей истеричную, припадочную и погрязшую в коррупции и гнусном криминале (ввоз в США наркотиков, а также детей на потеху педофилам) мадам Гитлери Клинтон. Результаты последних выборов закулисе удалось с напряжением всех сил успешно сфальсифицировать, и президентом стал не избранный народом мистер Джо Байден, уже хорошо зарекомендовавший себя поддержкой всех агрессивных войн империализма США и беспардоннейшей коррупцией (например, делом "Бурисмы" и его сыночка-лоботряса на Украине).

Но вот беда: мистер Байден уже стал безнадёжно сенильным маразматиком, которому нельзя доверить управление не то что государством, а даже всего-навсего автомобилем:


Как видно на фотографии, Байден лишь делает вид, что рулит; а на самом деле его автомобилем управляет шофёр, сидящий справа от него. (Источник: https://twitter.com/ALF_rednecks/status/1395084242003152896 ).

Это не только прискорбно, но и очень рискованно. Ведь если Джо Байден по наущению закулисы напортачит что-то из ряда вон выходящее, то докторам, возможно, придется признать его недееспособным; и тогда ответственность падёт на настоящих владык Америки - закулису миллиардеров и на их лоббистов.

Поэтому я, в полном согласии с культурным наследием Америки в лице Марка Твена, предлагаю применить в США изобретенную им систему идеальной монархии, слегка преобразованную мной в систему идеальной президентской буржуазной республики.

Позвольте сперва процитировать соответствующее место из романа Марка Твена "Коннектикутский янки при дворе короля Артура":

"Кларенс тоже мечтал о революции, но несколько иного характера. Он хотел республики без привилегированных сословий, но с наследственной королевской семьей во главе ее вместо выборного главы государства. Он полагал, что у народа, уже изведавшего радость чтить царствующий дом, не следует отнимать это удовольствие, иначе он захиреет и пропадет с тоски. Я же утверждал, что короли опасны. Он говорил: «Тогда возводите на трон котов». По его мнению, королевская династия из котов и кошек окажется вполне на месте: пользы от них будет не меньше, чем от любой другой династии, знать они будут столько же, у них будут те же добродетели и те же пороки, та же склонность к дракам с соседскими царствующими котами, то же смешное тщеславие, – а стоить они будут очень недорого. А «божьей милостью Мурлыка VII, Мурлыка XI, Мурлыка XIV» звучит ничуть не хуже имени любого другого коронованного кота в лосинах.

Как правило, – сказал он на своем чистом современном английском языке, – коты гораздо нравственнее королей и окажут самое благотворное влияние на нравственность народа, всегда склонного подражать своим монархам. И так как народ уже приучен чтить королевский сан независимо от его носителя, он будет чтить и этих изящных безвредных котов, тем более что очень скоро все заметят, что кот-король никого не вешает, никого не обезглавливает, никого не сажает в темницу, не совершает никаких жестокостей и несправедливостей. Тогда его начнут почитать и любить еще больше, чем почитают и любят обыкновенных королей. Весь мир будет с завистью взирать на нашу гуманную и утонченную систему правления. Царственные мясники внезапно начнут повсюду исчезать, освободившиеся вакансии будут замещаться котятами из нашего королевского дома, – у нас будет кошачья ферма, снабжающая троны всего мира, – через сорок лет всей Европой будут править коты, и поставлять их будем мы. Настанет царство всеобщего мира, которому не будет конца… Мяу… ау… ау… мяу!.. Фрр!.. мяу!.." (Конец цитирования)

Конечно, Марк Твен был заядлым кошатником, о чём свидетельствуют многочисленные фотографии. Вот, для примера, парочка таких фотографий:



Но его любовь к кошкам не была слепой. Его проект кошачьей монархии политически очень привлекателен. Я очень горд и рад возможности адаптировать его проект к американской системе президентских выборов и президиального правления. Разумеется, необходимо сохранить обе партии - "демократов" и "республиканцев", но они займутся полезным делом - выведением самых сильных и драчливых котов: одна - сине-стальной масти, а другая - рыжей. По всей Америке в каждом штате будут проходить "праймериз" - поединки котов, которые будут транслироваться по телевидению и на которых победитель будет направлен на "национальную конвенцию", где по итогам поединков (по системе, скажем, чемпионата мира по футболу) будет выявлен кандидат от соответствующей партии. Ну а "выборы", то есть поединок кандидатов на должность президента США, несомненно, привлекут пристальное внимание всего мира:


А вся реальная политика империализма США, проводимая по указаниям закулисы, будет осуществляться без малейших задержек: достаточно будет лишь намазать переднюю правую лапу президента США чернилами и припечатать ею соответствующий документ. Особое преимущество этой системы кошачьего президентства США состоит в том, что все жертвы империализма США - его агрессивных войн, террористических "джихадов", подрывной деятельности и всяческих бандитских санкций - будут под влиянием западной пропаганды считать причиной этого тот факт, что хоть коты и одомашненные животные, но всё равно хищники, поэтому от них, даже на должности президента США, не следует ожидать чего-то иного. И тогда гнев народов всего мира обратится против своих же туземных котов и кошек, подобно тому, как в средневековой Европе истребляли кошек (особенно чёрных), считая их пособниками дьявола. Ах, как славненько человечество скатится в столь желанное для мультимиллиардерской закулисы новое мрачное Средневековье!

.


понедельник, 24 мая 2021 г.

СТО ЛЕТ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ КИТАЯ

Выкладываю мой перевод опубликованной здесь: https://global.chinadaily.com.cn/a/202105/19/WS60a4424fa31024ad0babfd2a.html заметки "Party history shared by Xi: Man engrossed while translating The Communist Manifesto" - "Рассказ Си Цзиньпина об истории КПК: увлеченный переводом Манифеста Коммунистической партии, переводчик совершенно не обращал внимания ни на что другое"

*  *  *


"На этой почтовой марке изображен Чэнь Вандао, который сделал первый перевод Манифеста Коммунистической партии на китайский язык.

Примечание редактора: В этом году исполняется 100 лет Коммунистической партии Китая. Как информацию об истории правящей партии Китая, мы публикуем серию примечательных историй, которые рассказал президент КНР и генеральный секретарь ЦК КПК Си Цзиньпин. Вот седьмая история - о человеке, который первым перевел "Манифест Коммунистической партии" на китайский язык.

"Вкус истины несравненно сладок"

Президент Си Цзиньпин однажды рассказал анекдот о Чэнь Вандао, который первым перевел «Манифест Коммунистической партии» на китайский язык. В 1920 году, будучи ещё очень молодым, Чэнь взялся переводить произведения основоположников - Карла Маркса и Фридриха Энгельса - в своей родной деревне в провинции Чжэцзян на востоке Китая. Однажды мать Чэня приготовила ему рисовые клецки, или цонгцы, и принесла блюдце с сиропом из патоки, чтобы он окунал в него клёцки. Он вроде бы так и делал, и ещё сказал, что клёцки очень сладкие. Но потом мать обнаружила, что его рот весь измазан чернилами - оказалось, что Чэнь так сильно увлёкся переводом, что окунал клецки в чернила, а не в сироп. Вложив всю душу в перевод, Чэнь завершил его и тем сделал принципы марксизма доступными в Китае, что стало предпосылкой основания Коммунистической партии Китая. К этому рассказу о Чэне президент Си добавил: "Вкус истины несравненно сладок". (Конец перевода)

* * *

Конечно, иной либераст может возразить: "Ну что за глупый анекдот о каком-то "рассеянном с улицы Бассейной!" Он не способен понять сладость правды, содержащейся в "Манифесте Коммунистической партии", которая сделала теперь Китай сильнейшей в мире передовой промышленно развитой державой.

Сравните нынешний Китай - какой он есть, со всеми возможными недостатками - хотя бы c этими двумя фотографиями дореволюционного Китая - рикши и бурлаков:



Кстати, эти две старые фотографии наглядно показывают суть как раз той "экологически чистой" экономики, основанной не на ископаемых энергоносителях, а на ручном труде, о которой на буржуйском WEF разглагольствует хер Клаус Шваб, расхваливая её как "Great Reset" - "Великую Перезагрузку" и "4th Industrial Revolution" - "4-ю индустриальную революцию".



воскресенье, 23 мая 2021 г.

СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ АЛЬТЕРНАТИВА "ВЕЛИКОЙ ПЕРЕЗАГРУЗКЕ" ХЕРА ШВАБА

 

И ПУТЕШЕСТВИЕ В ВЫДУМАННОЕ БУДУЩЕЕ С ГЕРОЕМ КНИГИ "ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ"

Мы все живём под классовым господством капитала, которое извлекло урок из факта Октябрьской революции и поэтому не только настырно истребляет любые практические попытки создания социалистической альтернативы и глушит любую мысль о самой возможности такой альтернативы, согласно лозунгу людоедки Тэтчерихи: "TINA - There Is No Alternative" - "Альтернативы (капитализму) не существует", но теперь ещё и выдумывает смехотворно лживые утопические миражи, например "Great Reset", для маскировки своих зловещих людоедских затей.

А есть ли какое-то противодействие всей этой марзости? Давайте честно признаемся, что ни в советской системе, ни теперь, не было и нет ни одной попытки ну хотя бы по меньшей мере вообразить себе светлое коммунистическое будущее. Вместо этого косная партийная сталинско-брежневская номенклатура в 1970-х годах занялась циничными фальшивками вроде плакатов, на которых был изображен Ленин с подписью: "Правильным курсом идёте, товарищи!" - как будто бы Ленин одобрял свинцовую бюрократизацию, полный застой, спаивание народа водкой и лицемерный карьеризм партийных "кадров". А ведь общество (и даже вся цивилизация) подобны велосипеду: они стабильны лишь при движении вперёд - прогрессивном развитии, а при застое опрокидываются.

Конечно, отчасти в этом вина марксистской идеологии (то есть представлений не самого Маркса, а его эпигонов - как ренегатов-реформистов, так и сталинистов, которым нравилось "рулить" государством, в полном забвении тезиса Маркса о неизбежности отмирания государства при социализме). Они при этом ссылались на борьбу самого Маркса в "Интернационале" против анархистов - сначала Прудона, а позже Бакунина. В результате мы сейчас имеем то, что имеем: анархисты - противники государства и бюрократии, но ублажаются мелкобуржуазными иллюзиями свободы личности и частной инициативы, а марксисты (ленинцы, а не правые ревизионисты) - противники капитализма, но ублажаются бюрократическими иллюзиями "сильной государственности", совершенно неправомерно отождествляя её с социализмом.

На развилке между анархизмом и сталинизмом развитие социалистической мысли остановилось; она топчется, как буриданов осёл, то туда, то сюда, но ни на шаг ближе к социализму. В поисках решения этой проблемы я все свободное время в 1990-х годах посвятил чтению всякой всячины, и в конце концов нашел его - и научное и практически применимое для построения социализма. Это - бихевиористская оперантная социальная инженерия; она даёт возможность конструирования упорядоченного массового социалистического общества без необходимости использования для этого бюрократической пирамиды власти, которая неизбежно захватывает привилегии и господство над остальным обществом, препятствуя достижению истинного равенства - социализма.

Хуже того, привилегированная верхушка "вождя и руководства", используя свою власть, постепенно восстанавливает и имущественное неравенство. Это закономерно, ведь капитализм стабилен главным образом потому, что истинные властители - капиталисты - стали господствующей закулисой, прячущейся за коррумпированной марионеточной фикцией "демократии", которая исполняет их волю и тем вызывает к себе ненависть народа. В отличие от закулисы, имеющей возможность менять скомпрометированных политиканов, как перчатки, номенклатура (или порожденная ею диктатура, например алкаша Ельцина) властвует открыто и поэтому политически уязвима. С выдвижением в "президенты" Путина большая часть господствующей в России клептократии - "семейство" Ельцина, Греф, Чубайс и прочие прозападные нувориши прихватизации - ушла в тень, а фасад режима - Путин и его "дорогие друзья" - стал объектом нападок Запада и ненависти народа.

Реставрация капитализма на обломках СССР и в Восточной Европе произошла не только вследствие постоянной и интенсивной западной антикоммунистической пропаганды, основательно загадившей мозги всем, кто её слушал, но и потому, что сталинско-брежневская номенклатура не только отгородилась от народа своими привилегиями и возжелала в добавок к политической власти захапать и богатства страны по примеру и образцу Запада, но и потому, что советская система утратила динамику движения к коммунизму, которую ей за короткое время пытался вдохнуть Н.С. Хрущев, и тем потеряла в глазах народа всякий смысл своего существования. В СССР в годы брежневского бюрократического застоя не создавалось не то что практических заделов создания социалистического общества, но даже и хоть сколько-нибудь конкретных литературных этюдов на эту тему. Вместо ясной картины коммунистического будущего были лишь туман и официальное пустословие, что ясно показывает нижеследующая пародия на советскую фантастику, пытавшуюся изобразить его.

"Понедельник начинается в субботу" - это на мой взгляд единственное ценное произведение братьев Стругацких. Я вчера весь вечер просматривал их опусы - "Сказку о тройке", "Улитку на склоне", "Пикник на обочине", "Гадкие лебеди", "Поиск предназначения"... но не мог заставить себя их читать: всё это - какой-то бред сивой кобылы в лунную ночь, нашпигованный заимствованным у западной пропаганды антикоммунистическим псевдоинтеллектуальным фразёрством. В общем и целом - скучное озлобленное интеллигентское нытьё эпохи брежневского застоя, унылая бздиссидентская чепуха. А чепуха хороша лишь забавная и развлекательная, - как выкрутасы в "Понедельник начинается в субботу", даже несмотря на типично еврейский выпендрёж: "декрементные шестерни, полиходовые темпоральные передачи, функциональный морской бой в банаховом пространстве" и т.п.:



* * *

А. и Б. Стругацкие: "Понедельник начинается в субботу"

"Докладчик, Луи Иванович Седловой, неплохой, по-видимому, учёный, магистр, сильно страдающий, однако, от пережитков палеолита в сознании и потому вынужденный регулярно брить уши, сконструировал машину для путешествий по описываемому времени. По его словам, реально существует мир, в котором живут и действуют Анна Каренина, Дон-Кихот, Шерлок Холмс, Григорий Мелехов и даже капитан Немо. Этот мир обладает своими весьма любопытными свойствами и закономерностями, и люди, населяющие его, тем более ярки, реальны и индивидуальны, чем более талантливо, страстно и правдиво описали их авторы соответствующих произведений.

Всё это меня очень заинтересовало, потому что Седловой, увлёкшись, говорил живо и образно. Но потом он спохватился, что получается как-то ненаучно, понавешал на сцене схемы и графики и принялся нудно, чрезвычайно специализированным языком излагать про конические декрементные шестерни, полиходовые темпоральные передачи и про какой-то проницающий руль. Я очень скоро потерял нить рассуждений и принялся рассматривать присутствующих.

Магистр-академик величественно спал, изредка, чисто рефлекторно, поднимая правую бровь, как бы в знак некоторого сомнения в словах докладчика. В задних рядах резались в функциональный морской бой в банаховом пространстве. Двое лаборантов-заочников старательно записывали всё подряд — на лицах их застыло безнадёжное отчаяние и совершенная покорность судьбе. Кто-то украдкой закурил, пуская дым между колен под стол. В переднем ряду магистры и бакалавры с привычной внимательностью слушали, готовя вопросы и замечания. Одни саркастически улыбались, у других на лицах выражалось недоумение. Научный руководитель Седлового после каждой фразы докладчика одобрительно кивал. Я стал смотреть в окно, но там был всё тот же осточертевший лабаз да изредка пробегали мальчишки с удочками.

Я очнулся, когда докладчик заявил, что вводную часть он закончил и теперь хотел бы продемонстрировать машину в действии.
— Интересно, интересно, — сказал проснувшийся магистр-академик. — Нуте-ка… Сами отправитесь?
— Видите ли, — сказал Седловой, — я хотел бы остаться здесь, чтобы давать пояснения по ходу путешествия.
Может быть, кто-нибудь из присутствующих?..

Присутствующие начали жаться. Очевидно, все вспомнили загадочную судьбу путешественника на край плоской Земли. Кто-то из магистров предложил отправить дубля. Седловой ответил, что это будет неинтересно, потому что дубли маловосприимчивы к внешним раздражениям и потому будут плохими передатчиками информации. Из задних рядов спросили, какого рода могут быть внешние раздражения. Седловой ответил, что обычные: зрительные, обонятельные, осязательные, акустические. Тогда из задних рядов опять спросили, какого рода осязательные раздражения будут превалировать. Седловой развёл руками и сказал, что это зависит от поведения путешественника в тех местах, куда он попадёт. В задних рядах произнесли: «Ага…» — и больше вопросов не задавали. Докладчик беспомощно озирался. В зале смотрели кто куда и всё в сторону. Магистр-академик добродушно приговаривал: «Ну? Ну что же? Молодёжь! Ну? Кто?» Тогда я встал и молча пошёл к машине. Терпеть не могу, когда докладчик агонизирует: стыдное, жалкое и мучительное зрелище.

Из задних рядов крикнули: «Сашка, ты куда? Опомнись!» Глаза Седлового засверкали.
— Разрешите мне, — сказал я.
— Пожалуйста, пожалуйста, конечно! — забормотал Седловой, хватая меня за палец и подтаскивая к машине.
— Одну минуточку, — сказал я, деликатно вырываясь. — Это надолго?
— Да как вам будет угодно! — вскричал Седловой. — Как вы мне скажете, так я и сделаю… Да вы же сами будете управлять! Тут всё очень просто. — Он снова схватил меня и снова потащил к машине. — Вот это руль.
Вот это педаль сцепления с реальностью. Это тормоз. А это газ. Вы автомобиль водите? Ну и прекрасно! Вот клавиша… Вы куда хотите — в будущее или в прошлое?
— В будущее, — сказал я.
— А, —
произнёс он, как мне показалось, разочарованно. — В описываемое будущее… Это, значит, всякие там фантастические романы и утопии. Конечно, тоже интересно. Только учтите, это будущее, наверное, дискретно, там должны быть огромные провалы времени, никакими авторами не заполненные. Впрочем, всё равно… Так вот, эту клавишу вы нажмёте два раза. Один раз сейчас, при старте, а второй раз — когда захотите вернуться. Понимаете?
— Понимаю, — сказал я. — А если в ней что-нибудь сломается?
— Абсолютно безопасно! — Он замахал руками. — Как только в ней что-нибудь испортится, хоть одна пылинка попадёт между контактами, вы мгновенно вернётесь сюда.
— Дерзайте, молодой человек, — сказал магистр-академик. — Расскажете нам, что же там, в будущем, ха-ха-ха…

Я взгромоздился в седло, стараясь ни на кого не глядеть и чувствуя себя очень глупо.
— Нажимайте, нажимайте… — страстно шептал докладчик.

Я надавил на клавишу. Это было, очевидно, что-то вроде стартера. Машина дёрнулась, захрюкала и стала равномерно дрожать.
— Вал погнут, — шептал с досадой Седловой. — Ну ничего, ничего… Включайте скорость. Вот так. А теперь газу, газу…

Я дал газу, одновременно плавно выжимая сцепление. Мир стал меркнуть. Последнее, что я услышал в зале, был благодушный вопрос магистра-академика: «И каким же образом мы будем за ним наблюдать?..» И зал исчез.

Сначала машина двигалась скачками, и я был озабочен тем, чтобы удержаться в седле, обвившись ногами вокруг рамы и изо всех сил цепляясь за рулевую дугу. Краем глаза я смутно видел вокруг какие-то роскошные призрачные строения, мутно-зелёные равнины и холодное, негреющее светило в сером тумане неподалёку от зенита. Потом я сообразил, что тряска и скачки происходят оттого, что я убрал ногу с акселератора, мощности двигателя (совсем как это бывает на автомобиле) не хватает, и машина поэтому двигается рывками, вдобавок то и дело натыкаясь на развалины античных и средневековых утопий. Я подбавил газу, движение сразу стало плавным, и я смог, наконец, устроиться поудобнее и оглядеться.

Меня окружал призрачный мир. Огромные постройки из разноцветного мрамора, украшенные колоннадами, возвышались среди маленьких домиков сельского вида. Вокруг в полном безветрии колыхались хлеба. Тучные прозрачные стада паслись на травке, на пригорках сидели благообразные седые пастухи. Все, как один, они читали книги и старинные рукописи. Потом рядом со мной возникли два прозрачных человека, встали в позы и начали говорить. Оба они были босы, увенчаны венками и закутаны в складчатые хитоны. Один держал в правой руке лопату, а в левой сжимал свиток пергамента. Другой опирался на киркомотыгу и рассеянно играл огромной медной чернильницей, подвешенной к поясу. Говорили они строго по очереди и, как мне сначала показалось, друг с другом. Но очень скоро я понял, что обращаются они ко мне, хотя ни один из них даже не взглянул в мою сторону. Я прислушался. Тот, что был с лопатой, длинно и монотонно излагал основы политического устройства прекрасной страны, гражданином коей являлся. Устройство было необычайно демократичным, ни о каком принуждении граждан не могло быть и речи (он несколько раз с особым ударением это подчеркнул), все были богаты и свободны от забот, и даже самый последний землепашец имел не менее трех рабов. Когда он останавливался, чтобы передохнуть и облизать губы, вступал тот, что с чернильницей. Он хвастался, будто только что отработал свои три часа перевозчиком на реке, не взял ни с кого ни копейки, потому что не знает, что такое деньги, а сейчас направляется под сень струй предаться стихосложению.

Говорили они долго — судя по спидометру, в течение нескольких лет, — а потом вдруг сразу исчезли, и стало пусто. Сквозь призрачные здания просвечивало неподвижное солнце. Неожиданно невысоко над землёй медленно проплыли тяжёлые летательные аппараты с перепончатыми, как у птеродактилей, крыльями. В первый момент мне показалось, что все они горят, но затем я заметил, что дым у них идёт из больших конических труб. Грузно размахивая крыльями, они летели надо мной, посыпалась зола, и кто-то уронил на меня сверху суковатое полено.

В роскошных зданиях вокруг меня начали происходить какие-то изменения. Колонн у них не убавилось, и архитектура осталась по-прежнему роскошной и нелепой, но появились новые расцветки, и мрамор, по-моему, сменился каким-то более современным материалом, а вместо слепых статуй и бюстов на крышах возникли поблёскивающие устройства, похожие на антенны радиотелескопов. Людей на улицах стало больше, появилось огромное количество машин. Исчезли стада с читающими пастухами, однако хлеба всё колыхались, хотя ветра по-прежнему не было. Я нажал на тормоз и остановился.

Оглядевшись, я понял, что стою с машиной на ленте движущегося тротуара. Народ вокруг так и кишел — самый разнообразный народ. В большинстве своём, правда, эти люди были какие-то нереальные, гораздо менее реальные, чем могучие, сложные, почти бесшумные механизмы. Так что, когда такой механизм случайно наезжал на человека, столкновения не происходило. Машины мало меня заинтересовали, наверное, потому, что на лобовой броне у каждой сидел вдохновенный до полупрозрачности изобретатель, пространно объяснявший устройство и назначение своего детища. Изобретателей никто не слушал, да они, кажется, ни к кому в особенности и не обращались.

На людей смотреть было интереснее. Я увидел здоровенных ребят в комбинезонах, ходивших в обнимку, чертыхавшихся и оравших немелодичные песни на плохие стихи. То и дело попадались какие-то люди, одетые только частично: скажем, в зелёной шляпе и красном пиджаке на голое тело (больше ничего); или в жёлтых ботинках и цветастом галстуке (ни штанов, ни рубашки, ни даже белья); или в изящных туфельках на босу ногу. Окружающие относились к ним спокойно, а я смущался до тех пор, пока не вспомнил, что некоторые авторы имеют обыкновение писать что-нибудь вроде «дверь отворилась, и на пороге появился стройный мускулистый человек в мохнатой кепке и тёмных очках». Попадались и люди нормально одетые, правда, в костюмах странного покроя, и то тут, то там проталкивался сквозь толпу загорелый бородатый мужчина в незапятнанно-белой хламиде с кетменём или каким-нибудь хомутом в одной руке и с мольбертом или пеналом в другой. У носителей хламид вид был растерянный, они шарахались от многоногих механизмов и затравленно озирались.

Если не считать бормотания изобретателей, было довольно тихо. Большинство людей помалкивало. На углу двое юношей возились с каким-то механическим устройством. Один убеждённо говорил: «Конструкторская мысль не может стоять на месте. Это закон развития общества. Мы изобретём его. Обязательно изобретём. Вопреки бюрократам вроде Чинушина и консерваторам вроде Твердолобова». Другой юноша нёс своё: «Я нашёл, как применить здесь нестирающиеся шины из полиструктурного волокна с вырожденными аминными связями и неполными кислородными группами. Но я не знаю пока, как использовать регенерирующий реактор на субтепловых нейтронах. Миша, Мишок! Как быть с реактором?» Присмотревшись к устройству, я без труда узнал велосипед.

Тротуар вынес меня на огромную площадь, забитую людьми и уставленную космическими кораблями самых разнообразных конструкций. Я сошёл с тротуара и стащил машину. Сначала я не понимал, что происходит. Играла музыка, произносились речи, тут и там, возвышаясь над толпой, кудрявые румяные юноши, с трудом управляясь с непокорными прядями волос, непрерывно падающими на лоб, проникновенно читали стихи. Стихи были либо знакомые, либо скверные, но из глаз многочисленных слушателей обильно капали скупые мужские, горькие женские и светлые детские слёзы. Суровые мужчины крепко обнимали друг друга и, шевеля желваками на скулах, хлопали друг друга по спинам. Поскольку многие были не одеты, хлопанье это напоминало аплодисменты. Два подтянутых лейтенанта с усталыми, но добрыми глазами протащили мимо меня лощёного мужчину, завернув ему руки за спину. Мужчина извивался и кричал что-то на ломаном английском. Кажется, он всех выдавал и рассказывал, как и за чьи деньги подкладывал мину в двигатель звездолёта. Несколько мальчишек с томиками Шекспира, воровато озираясь, подкрадывались к дюзам ближайшего астроплана. Толпа их не замечала.


Скоро я понял, что одна половина толпы расставалась с другой половиной. Это было что-то вроде тотальной мобилизации. Из речей и разговоров мне стало ясно, что мужчины отправлялись в космос — кто на Венеру, кто на Марс, а некоторые, с совсем уже отрешёнными лицами, собирались к другим звёздам и даже в центр Галактики. Женщины оставались их ждать. Многие занимали очередь в огромное уродливое здание, которое одни называли Пантеоном, а другие — Рефрижератором. Я подумал, что поспел вовремя. Опоздай я на час, и в городе остались бы только замороженные на тысячи лет женщины. Потом моё внимание привлекла высокая серая стена, отгораживающая площадь с запада. Из-за стены поднимались клубы чёрного дыма.
— Что это там? — спросил я красивую женщину в косынке, понуро бредущую к Пантеону-Рефрижератору.
— Железная Стена, — ответила она, не останавливаясь.

С каждой минутой мне становилось всё скучнее и скучнее. Все вокруг плакали, ораторы уже охрипли. Рядом со мной юноша в голубом комбинезоне прощался с девушкой в розовом платье. Девушка монотонно говорила: «Я хотела бы стать астральной пылью, я бы космическим облаком обняла твой корабль…» Юноша внимал. Потом над толпой грянули сводные оркестры, нервы мои не выдержали, я прыгнул в седло и дал газ. Я ещё успел заметить, как над городом с рёвом взлетели звездолёты, планетолёты, астропланы, ионолёты, фотонолёты и астроматы, а затем все, кроме серой стены, заволоклось фосфоресцирующим туманом.

После двухтысячного года начались провалы во времени. Я летел через время, лишённое материи. В таких местах было темно, и только изредка за серой стеной вспыхивали взрывы и разгорались зарева. Время от времени город вновь обступал меня, и с каждым разом здания его становились выше, сферические купола становились всё прозрачнее, а звездолётов на площади становилось всё меньше. Из-за стены непрерывно поднимался дым.

Я остановился вторично, когда с площади исчез последний астромат. Тротуары двигались. Шумных парней в комбинезонах не было. Никто не чертыхался. По улицам по двое и по трое скромно прогуливались какие-то бесцветные личности, одетые либо странно, либо скудно. Насколько я понял, все говорили о науке. Кого-то намеревались оживлять, и профессор медицины, атлетически сложенный интеллигент, очень непривычно выглядевший в своей одинокой жилетке, растолковывал процедуру оживления верзиле биофизику, которого представлял всем встречным как автора, инициатора и главного исполнителя этой затеи. Где-то собирались провертеть дыру сквозь Землю. Проект обсуждался прямо на улице при большом скоплении народа, чертежи рисовали мелком на стенах и на тротуаре. Я стал было слушать, но это оказалась такая скучища, да ещё пересыпанная выпадами в адрес незнакомого мне консерватора, что я взвалил машину на плечи и пошёл прочь. Меня не удивило, что обсуждение проекта сейчас же прекратилось и все занялись делом. Но зато, едва я остановился, начал разглагольствовать какой-то гражданин неопределённой профессии. Ни к селу ни к городу он повёл речь о музыке. Сразу понабежали слушатели. Они смотрели ему в рот и задавали вопросы, свидетельствующие о дремучем невежестве. Вдруг по улице с криком побежал человек. За ним гнался паукообразный механизм. Судя по крикам преследуемого, это был «самопрограммирующийся кибернетический робот на тригенных куаторах с обратной связью, которые разладились и… Ой-ой, он меня сейчас расчленит!..» Странно, никто даже бровью не повёл. Видимо, никто не верил в бунт машин.

Из переулка выскочили ещё две паукообразные металлические машины, ростом поменьше и не такие свирепые на вид. Не успел я ахнуть, как одна из них быстро почистила мне ботинки, а другая выстирала и выгладила носовой платок. Подъехала большая белая цистерна на гусеницах и, мигая многочисленными лампочками, опрыскала меня духами. Я совсем было собрался уезжать, но тут раздался громовой треск и с неба на площадь свалилась громадная ржавая ракета. В толпе сразу заговорили:
— Это «Звезда Мечты»!
— Да, это она!
— Ну конечно, это она! Это она стартовала двести восемнадцать лет тому назад, о ней уже все забыли, но благодаря эйнштейновскому сокращению времени, происходящему от движения на субсветовых скоростях, экипаж постарел всего на два года!
— Благодаря чему? Ах, Эйнштейн… Да-да, помню. Я проходил это в школе во втором классе.

Из ржавой ракеты с трудом выбрался одноглазый человек без левой руки и правой ноги.
— Это Земля? — раздражённо спросил он.
— Земля! Земля! — откликнулись в толпе.
На лицах начали расцветать улыбки.
— Слава богу, — сказал человек, и все переглянулись. То ли не поняли его, то ли сделали вид, что не понимают.

Увечный астролётчик стал в позу и разразился речью, в которой призывал всё человечество поголовно лететь на планету Хош-ни-Хош системы звезды Эоэллы в Малом Магеллановом Облаке освобождать братьев по разуму, стенающих (он так и сказал: стенающих) под властью свирепого кибернетического диктатора. Рёв дюз заглушил его слова. На площадь спускались ещё две ракеты, тоже ржавые. Из Пантеона-Рефрижератора побежали заиндевевшие женщины. Началась давка. Я понял, что попал в эпоху возвращений, и торопливо нажал на педаль.

Город исчез и долго не появлялся. Осталась стена, за которой с удручающим однообразием полыхали пожары и вспыхивали зарницы. Странное это было зрелище: совершенная пустота и только стена на западе. Но вот, наконец, разгорелся яркий свет, и я сейчас же остановился.

Вокруг расстилалась безлюдная цветущая страна. Колыхались хлеба. Бродили тучные стада, но культурных пастухов видно не было. На горизонте серебрились знакомые прозрачные купола, виадуки и спиральные спуски. Совсем рядом с запада по-прежнему возвышалась стена.

Кто-то тронул меня за колено, и я вздрогнул. Возле меня стоял маленький мальчик с глубоко посаженными горящими глазами.
— Тебе что, малыш? — спросил я.
— Твой аппарат повреждён? — осведомился он мелодичным голосом.
— Взрослым надо говорить «вы», — сказал я наставительно.

Он очень удивился, потом лицо его просветлело.
— Ах да, припоминаю. Если мне не изменяет память, так было принято в Эпоху Принудительной Вежливости. Коль скоро обращение на «ты» дисгармонирует с твоим эмоциональным ритмом, я готов удовольствоваться любым ритмичным тебе обращением.

Я не нашёлся, что ответить, и тогда он присел на корточки перед машиной, потрогал её в разных местах и произнёс несколько слов, которых я совершенно не понял. Славный это был мальчуган, очень чистенький, очень здоровый и ухоженный, но он показался мне слишком уж серьёзным для своих лет.

За стеной оглушительно затрещало, и мы оба обернулись. Я увидел, как жуткая чешуйчатая лапа о восьми пальцах ухватилась за гребень стены, напряглась, разжалась и исчезла.
— Слушай, малыш, — сказал я, — что это за стена?

Он обратил на меня серьёзный застенчивый взгляд.
— Это так называемая Железная Стена, — ответил он. — К сожалению, мне неизвестна этимология обоих этих слов, но я знаю, что она разделяет два мира — Мир Гуманного Воображения и Мир Страха перед Будущим. — Он помолчал и добавил: — Этимология слова «страх» мне тоже неизвестна.
— Любопытно, — сказал я. — А нельзя ли посмотреть?
Что это за Мир Страха?
— Конечно, можно. Вот коммуникационная амбразура. Удовлетвори своё любопытство.

Коммуникационная амбразура имела вид низенькой арки, закрытой броневой дверцей. Я подошёл и нерешительно взялся за щеколду. Мальчик сказал мне вслед:
— Не могу тебя не предупредить. Если там с тобой что-нибудь случится, тебе придётся предстать перед Объединённым Советом Ста Сорока Миров.

Я приоткрыл дверцу. Тррах! Бах! Уау! Аи-и-и-и! Ду-ду-ду-ду-ду! Все пять моих чувств были травмированы одновременно. Я увидел красивую блондинку с неприличной татуировкой на заднице, голую и длинноногую, палившую из двух автоматических пистолетов в некрасивого брюнета, из которого при каждом попадании летели красные брызги. Я услыхал грохот разрывов и душераздирающий рёв чудовищ. Я обонял неописуемый смрад гнилого горелого небелкового мяса. Раскалённый ветер недалёкого ядерного взрыва опалил моё лицо, а на языке я ощутил отвратительный вкус рассеянной в воздухе протоплазмы. Я шарахнулся и судорожно захлопнул дверцу, едва не прищемив себе голову. Воздух показался мне сладким, а мир — прекрасным. Мальчик исчез. Некоторое время я приходил в себя, а потом вдруг испугался, что этот паршивец, чего доброго, побежал жаловаться в свой Объединённый Совет, и бросился к машине.

Снова сумерки беспространственного времени сомкнулись вокруг меня. Но я не отрывал глаз от Железной Стены, меня разбирало любопытство. Чтобы не терять времени даром, я прыгнул вперёд сразу на миллион лет. Над стеной вырастали заросли атомных грибов, и я обрадовался, когда по мою сторону стены снова забрезжил свет. Я затормозил и застонал от разочарования. Невдалеке высился громадный Пантеон-Рефрижератор. С неба спускался ржавый звездолёт в виде шара. Вокруг было безлюдно, колыхались хлеба. Шар приземлился, из него вышел давешний пилот в голубом, а на пороге Пантеона появилась, вся в красных пятнах пролежней, девица в розовом. Они устремились друг к другу и взялись за руки. Я отвёл глаза — мне стало неловко. Поодаль, чуть смущаясь, индифферентно стоял какой-то старикан и ловил из аквариума золотых рыбок. Голубой пилот и розовая девушка затянули речь.

Чтобы размять ноги, я сошёл с машины и только тут заметил, что небо над стеной непривычно чистое. Ни грохота взрывов, ни треска выстрелов слышно не было. Я осмелел и направился к коммуникационной амбразуре.


По ту сторону стены простиралось совершенно ровное поле, рассечённое до самого горизонта глубоким рвом. Слева от рва не было видно ни одной живой души, поле там было покрыто низкими металлическими куполами, похожими на крышки канализационных люков. Справа от рва у самого горизонта гарцевали какие-то всадники. Потом я заметил, что на краю рва сидит, свесив ноги, коренастый темнолицый человек в металлических доспехах. На груди у него на длинном ремне висело что-то вроде автомата с очень толстым стволом. Человек медленно жевал, поминутно сплёвывая, и глядел на меня без особого интереса. Я, придерживая дверцу, тоже смотрел на него, не решаясь заговорить. Слишком уж у него был странный вид. Непривычный какой-то. Дикий. Кто его знает, что за человек.

Насмотревшись на меня, он достал из-под доспехов плоскую бутылку, вытащил зубами пробку, пососал из горлышка, снова сплюнул в ров и сказал хриплым голосом:
— Хэлло! Ю фром зэт сайд?
— Да, — ответил я. — То есть йес.
— Энд хау из ит гоуинг он аут зэа?
— Со-со, — сказал я, прикрывая дверь. — Энд хау из ит гоуинг он хиа?
— Итс о'кэй, — сказал он флегматично и замолчал.

Подождав некоторое время, я спросил, что он здесь делает. Сначала он отвечал неохотно, но потом разговорился. Оказалось, что слева от рва человечество доживает последние дни под пятой свирепых роботов. Роботы там сделались умнее людей, захватили власть, пользуются всеми благами жизни, а людей загнали под землю и поставили к конвейерам. Справа от рва, на территории, которую он охраняет, людей поработили пришельцы из соседствующей Вселенной. Они тоже захватили власть, установили феодальные порядки и вовсю пользуются правом первой ночи. Живут эти пришельцы — дай бог всякому, но тем, кто у них в милости, тоже кое-что перепадает. А милях в двадцати отсюда, если идти вдоль рва, находится область, где людей поработили пришельцы с Альтаира, разумные вирусы, которые поселяются в теле человека и заставляют его делать, что им угодно. Ещё дальше к западу находится большая колония Галактической Федерации. Люди там тоже порабощены, но живут не так уж плохо, потому что его превосходительство наместник кормит их на убой и вербует из них личную гвардию Его Величества Галактического Императора А-у 3562-го. Есть ещё области, порабощённые разумными паразитами, разумными растениями и разумными минералами, а также коммунистами. И наконец, за горами есть области, порабощённые ещё кем-то, но о них рассказывают разные сказки, которым серьёзный человек верить не станет…

Тут наша беседа была прервана. Над равниной низко прошло несколько тарелкообразных летательных аппаратов. Из них, крутясь и кувыркаясь, посыпались бомбы. «Опять началось», — проворчал человек, лёг ногами к взрывам, поднял автомат и открыл огонь по всадникам, гарцующим на горизонте. Я выскочил вон, захлопнул дверцу и, прислонившись к ней спиной, некоторое время слушал, как визжат, ревут и грохочут бомбы. Пилот в голубом и девица в розовом на ступеньках Пантеона всё никак не могли покончить со своим диалогом, а индифферентный старикан, выловивши всех рыбок, глядел на них и вытирал глаза платочком. Я ещё раз осторожно заглянул в дверцу: над равниной медленно вспухали огненные шары разрывов. Металлические колпаки откидывались один за другим, из-под них лезли бледные, оборванные люди с бородатыми свирепыми лицами и с железными ломами наперевес. Моего недавнего собеседника наскакавшие всадники в латах рубили в капусту длинными мечами, он орал и отмахивался автоматом. Вдоль рва прямо на меня полз, стреляя из пушек и пулемётов, огромный танк на трех гусеницах. Из радиоактивных туч снова вынырнули тарелкообразные аппараты…

Я закрыл дверцу и тщательно задвинул засов.

Потом вернулся к машине и сел в седло. Мне хотелось слетать ещё на миллионы лет вперёд и посмотреть умирающую Землю, описанную Уэллсом. Но тут в машине впервые что-то застопорило: не выжималось сцепление. Я нажал раз, нажал другой, потом пнул педаль изо всех сил, что-то треснуло, зазвенело, колыхающиеся хлеба встали дыбом, и я словно проснулся. Я сидел на демонстрационном стенде в малом конференц-зале нашего института, и все с благоговением смотрели на меня.
— Что со сцеплением? — спросил я, озираясь в поисках машины. Машины не было. Я вернулся один.
— Это неважно! — закричал Луи Седловой. — Огромное вам спасибо! Вы меня просто выручили… А как было интересно, верно, товарищи?

Аудитория загудела в том смысле, что да, интересно.
— Но я всё это где-то читал, — сказал с сомнением один из магистров в первом ряду.
— Ну а как же! А как же! — вскричал Л. Седловой. — Ведь он же был в описываемом будущем!
— Приключений маловато, — сказали в задних рядах игроки в функциональный морской бой. — Всё разговоры, разговоры…
— Ну уж тут я ни при чём, — сказал Седловой решительно.
— Ничего себе — разговоры, — сказал я, слезая со стенда. Я вспомнил, как рубили моего темнолицего собеседника, и мне стало нехорошо."
(Конец цитирования)

* * *

Я уверен, что все нормальные люди теперь уже достаточно "удовлетворили своё любопытство" прозябанием под сатанинским игом капитала и хотят жить в социалистическом обществе. Теперь стало очевидным, что прозападная послесоветская олигархо-бюрократическая система компрадорского разорения страны дискредитировала себя и не имеет будущего.

Поэтому очень важно понять, что во всём хаосе нынешних "идей" (святошеских, "демократических", националистических и т.д.) нет ни единого реального научного проекта возрождения социализма в России, а значит, нет и выхода из нынешнего тупика. Социализм придётся создавать на пустом месте, ведь опыт СССР пригоден лишь как отрицательный, так как закончился гнусным предательством номенклатуры - "вождей" и "авангарда". Как социалист-бихевиорист должен здесь лишь сообщить в общих чертах, что это потребует полного уничтожения всей системы оперантных шаблонов поведения капиталистического антиобщества, причём средствами жестокой "шоковой терапии" для всех привыкших паразитировать на эксплуатации наёмного труда и заниматься торгашеским спекулянтством. Это очевидно и не представляет собой ничего нового и принципиально сложного.

Однако в отличие от проклятого Запада, своими "консультантами" сеявшего хаос и туземными "эффективными собственниками" разорявшего "послесоветское пространство", бихевиористский социализм должен с самого начала быть творческим, конструируя (хотя бы по опыту и примеру создаваемой теперь в Китае системы общественного доверия - social credit system) жизнеспособную практическую альтернативу капитализму - систему общественных отношений социалистического общества как единую сеть цепочек оперантного обуславливания, регулируемую целевым подкреплением всех актов поведения во взаимодействии и взаимной оценке действий всех участвующих. Эта система должна быть не только справедливой и доступной для всех и каждого, но и открытой для творческого активного участия каждого в её создании и совершенствовании. Эта система бихевиористского управления поведением будет выполнять те же функции, которые в советской системе выполняла (неудовлетворительно) бюрократия, и тем самым воспрепятствует возникновению бюрократии и пирамиды власти, извративших и погубивших советскую систему.

.