ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Вот он, герой нашего преступного и постыдного времени реставрации и глобального господства капитализма: господин Тимур, но не Гайдар, а "просто Иванов". Его геройство - полностью в духе нашего времени: он получил взятку в размере... более 1 миллиарда (1.000.000.000) рублей. То бишь более 10 миллионов US $, если верить этому явно путиноидному источнику: https://colonelcassad.livejournal.com/9115609.html ). Столь громадная сумма взятки, вероятно, заслуживает того, чтобы после официального уточнения и подтверждения быть занесённой в книгу рекордов Гиннеса. Ну а материальный ущерб (не говоря уже о моральном), нанесённый господином Ивановым России за всю его героическую службу в рядах вооруженных сил Эрэфии, несомненно больше этой суммы в очень и очень много раз.

Конечно, господин Иванов не мог стать таким героем коррупции, если бы не делился откатами с другими "дорогими друзьями Путина", а возможно, и с самим "национальным лодырем". Как сообщает православная святоша Катюша здесь: https://youtu.be/LI3CmPtciUQ , наш герой - член путиноидной блатной "малины", наряду с таким выдающимися деятелями, как Шойгу, Воробьёв, Песков, Шадаев и Силуанов. ФСБ арестовала одного лишь Иванова вероятно как раз потому, что он не поделился этим миллиардом с теми, с кем надо делиться. Однако огласка этой истории - вовсе не гарантия того, что Иванова надолго "посадят". Ведь Иудушка КаПутин вполне может помиловать нашего героя, наделённого такими полезными талантами!

И тогда начальству ФСБ, осмелившемуся арестовать Иванова, явно не поздоровится. Напомню, что небезызвестный агент ЦРУ мусью Навральнер, разоблачавший коррупцию "дорогих друзей" Путина, например, господина Золотова, в надежде самому залезть на "президентский" трон Эрэфии с помощью западного империализма, закончил свою карьеру шитьём рабочих рукавиц и помер за решёткой от сердечного приступа (скорее всего, вызванного прививками генетической "чудо-вакциной Спутник V", изготовленной по рецептуре западной фирмы "Moderna").

Вот другой пример. Пригожин - руководитель ЧВК "Вагнер", героически и результативно сражавшегося против бандерофашистской чумы - имел неосторожность жаловаться на то, что господа Шойгу и Герасимов не дают ему снарядов без уплаты коррупционной мзды. А затем плюнул на них и договорился с Путиным о переводе ЧВК "Вагнер" в Белоруссию, но сам туда не долетел, потому что его самолёт взорвался в воздухе, якобы от того, что "Пригожину от скуки захотелось поиграть с гранатой"...

Короче говоря, старая русская пословица недаром гласит: "Не ходи по косогору - сапоги стопчешь!"

Всё это так гнусно и жутко, что я, чтобы не удручать читателей, стараюсь излагать эту историю в юмористическом стиле. Так как в ближайшем будущем не предвидится социалистической революции, которая сметёт долой антинародный компрадорско-коррупционный прозападный буржуйско-бюрократический режим Иудушки КаПутина, я закончу эту запись утешительным отрывком из замечательной "Голубой книги" Михаила Зощенко (часть "Деньги", главки 18 - 21) о воспетом в романе белогвардейско-сталинского хамелеона графа А.Н. Толстого "Петр I" выдвиженце оного Меньшикове, вылезшем из грязи в князи - подобно всей нынешней путиноидной мафии:

*  *  *

М.М. Зощенко:

"18... А вот очень интересно читать, как из-за денег произошло падение знаменитого придворного деятеля, кавалера и светлейшего князя, господина Меньшикова.
Вот это было поразительно, как такой опытный волк и царедворец, переживший четырёх императоров, много раз попадавшийся в кражах, взятках и лихоимствах, дважды еле спасшийся от пыток и дыбы, этот, можно сказать, видавший виды опытный злодей пропал на совершенно пустом деле.
Поводом к его падению послужила небольшая и весьма даже преглупая денежная история.

19. Надо сказать, что императору Петру II было в то время двенадцать лет. И в день его именин перербургское купечество, не отличаясь фантазией, но желая подольститься к своему царю, подарило ему несколько сот червонцев.
История не говорит, сколько именно червонцев, но то, что их несли на подносе императору, надо полагать, что это было не очень мало и не очень много, а в меру.
А когда служитель нес эти деньги на подносе, светлейший князь Меньшиков имел несчастье и неосторожность встретить его.
- Ты что, дурак, несешь? - наверно, спросил Меньшиков.
- Как что - деньги.
- Как деньги?! А ну-ка, давай их сюда.
И взял.
- Государь ещё слишком мал, - неопределенно добавил Меньшиков. - Он еще не понимает, что такое деньги.
Узнав о том, что деньги взял себе Меньшиков, мальчишка, говорит история, буквально наорал на него.
- Я тебе покажу, что я император! - вскричал разгневанный отрок.

20. Нам живо рисуется эта историческая сценка, достойная быть записанной.
- Да-а, - сказал мальчишка, встретив Меньшикова. - Ты что же это мои деньги-то заграбастал? Хитрый какой!
- Ка-акие деньги, ваше величество? Что вы?.. Помилуйте... в глаза-с не видал...
- Да-а... какие! Сам небось взял, а теперь говорит - "какие"... Это мне принесли, а не тебе.
- Ах, эти деньги... Что купцы принесли, ваше величество?
- Да-а... Я император, а не ты... Купцы, может, мне принесли...
- Ах, да, да... вспоминаю, ваше величество... А я их, знаете ли... велел, тово... к себе, тово... отнести. Пущай, думаю, у меня полежат, покуда ваше величество не подрастет.
- Отдай мои деньги, - заревел мальчишка. - Я маме скажу. Я тебе покажу, что я император!
Устрашенный Меньшиков побежал к себе, чтобы вернуть эти деньги. "Смотрите, - думал Меньшиков, - такой маленький шкет, а уже так отлично понимает. Прямо не хуже меня. Надо будет действительно отдать деньги этой шельме, - пожалуй, беды не оберёшься".

21. Однако в тот же день вечером, когда Меньшиков явился во дворец, его не приняли. А через несколько дней он был арестован и сослан на вечное жительство в глухую деревню.
Конечно, причины этого падения были более сложны. Тут была борьба придворных партий, однако интересно, что поводом к падению послужил именно денежный случай.
История рассказывает, что Меньшиков чрезвычайно был напуган, когда его не приняли во дворце.
Сохранилось до наших дней его письмо к императору. В этом письме он буквально унижался, и молил о пощаде, и предлагал "возвратить деньги с избытком".
Однако двор деньги эти вернул с еще бóльшим избытком, чем предполагал господин Меньшиков.
Меньшикова лишили всех орденов, чинов и поместий. У него конфисковали буквально несметное богатство - несколько сот пудов золота и около четырнадцати миллионов деньгами.
Оказывается, светлейший князь не зевал и за сорок лет близости к царям лихо награбил себе совершенно сказочное состояние.
Как говорится, поделом вору и мука."

.

БАРО "АЛЬТЕРНАТИВА" - 9

Следующий отрывок ясно показывает полную непригодность "марксизма-ленинизма" для строительства социализма, так как он имеет в качестве инструментов лишь насилие и промывку мозгов народа пропагандой и лицемерными лозунгами. Бесславный конец советской системы в результате её предательства "авангардом рабочего класса" (руководством КПСС), а вернее - господствующей сталинско-брежневской бюрократией (партийной номенклатурой), свидетельствует, что строительство социалистического общества невозможно без применения науки о поведении - радикального бихевиоризма и бихевиористской социальной технологии управления оперантным (т.е. добровольным, "разумным", целенаправленным, адекватным) поведением и создания социалистических межличностных и общественных отношений как единой системы оперантных альтернативных (гуманных и равноправных, не иерархических) взаимозависимостей всех членов общества.

Подчеркивания сделаны автором. Мои краткие примечания в тексте - (в скобках курсивом).

*  *  *

Рудольф Баро:

"Когда в 1926 году объединенная левая оппозиция бросила вызов сталинско-бухаринскому большинству в партийном руководстве (на самом деле - сталинской бюрократии партийных аппаратчиков), Политбюро Итальянской коммунистической партии обратилось с письмом-"увещеванием" в ЦК ВКП(б), реально главным образом против Троцкого и (переметнувшихся к нему от сталина) Зиновьева и Каменева, в которой проблема рабочего класса в Советской России сводилась к одному знаменателю так:

«Товарищи, никогда в истории не случалось, чтобы правящий класс в целом имел более низкий уровень жизни, чем отдельные элементы подвластного и подавленного класса (буржуазии). Это небывалое противоречие - судьба (???), уготованная историей пролетариату; в этом противоречии и заключаются основные опасности для диктатуры пролетариата, особенно в странах, где капитализм еще не стал большой силой и еще не смог (капиталистически) унифицировать производительные силы. Из этого противоречия... возникают корпоративный дух и отслоение рабочей аристократии (???). А ведь пролетариат не может быть правящим классом, если он не устранит это противоречие, отказавшись от своих корпоративных (??? - классовых!) интересов, если он не сможет сохранить свою гегемонию и свою диктатуру, если он не принесет свои непосредственные интересы в жертву общим (???) интересам. В этой области, конечно, легко заниматься демагогией и легко указывать на отрицательные стороны противоречия: "Кто имеет в своем распоряжении все земные блага - ты ли, голодающий и плохо одетый рабочий, или же наряженный в меха НЭПман?" ...В этой области демагогия проста и трудно воздержаться от нее, если вопрос ставят в духе корпоративных (классовых) интересов, а не в духе ленинизма, т. е. учения о гегемонии пролетариата, исторически находящегося в таком-то и таком-то особом положении» (Gramsci, Philosophie der Praxis - Грамши, Философия практики - Frankfurt a. M., 1967, стр. 124 и след). (Демагог тут не кто иной, как Грамши, пославший коммунистам России из "прекрасного далека" Италии свои лицемерные нравоучения в поддержку примитивного уголовника и политического авантюриста сталина и купеческого сынка Бухарина).

Это - мощный аргумент, неопровержимый в рамках ленинской (и предательской "социал-демократической") традиции. Но как быть, если рабочий класс ведёт себя «неразумно» и если конфликт между лидерами отражает лишь то, что связь между авангардом и классом уже грозит разорваться? Что, если рабочий класс в целом не является этой «небесной сотней», если он не может подчинить свою жизнь этой посюсторонней (т.е. не загробной) трансцендентности? Политбюро итальянской КП заявляет, что тогда диктатура (рабочего класса) не может существовать. Или надо попытаться заставить его отказаться от своих корпоративных (классовых!) интересов и для этого установить диктатуру пролетариата внутри (т.е. против) пролетариата. Чтобы оставаться конкретным, нужно учитывать, что предстоящая индустриализация должна будет привести к увеличению в четыре раза числа рабочих за счет миллионов тёмной деревенщины, что ставит на повестку дня временное насилование их всех, не привыкших к производственной дисциплине. Как в таких условиях можно подавить корпоративный дух (если не путем политической манипуляции новых рабочих масс)? Как надо устроить отношения между авангардом и пролетариатом? (?!?!?)

Теоретически механизм диктатуры пролетариата, как его описал Ленин для западноевропейских коммунистов, в частности в апреле/мае 1920 г. (LW, т. 31, стр. 31 и след.), совершенно ясен. Ленин говорит там о партии как системе управления массами. В наши дни модно возмущаться по поводу «механистических» воззрений Ленина. Но если рассмотреть детально, то это окажется бессмысленно, даже если в других местах (у Ленина) профсоюзы фигурируют даже в роли «шестеренки». Ленин выражался образно, чтобы его поняли. Его понимание роли профсоюзов включает в себя вторую «шестеренку» в обратном направлении, а именно как защиты рабочих от их (???) государства как аппарата. В этой функции есть место для корпоративных интересов пролетариата. В резолюции о профсоюзах на XI съезде ВКП(б) в 1922 г. по вопросу условий труда и быта откровенно признавался определённый «конфликт между интересами массы рабочих и высшими директорами государственных предприятий или более вышестоящими органами». Этот противоречие интересов вызвано коммерциализацией процесса производства, введением хозяйственных расчетов при «концентрации всей полноты власти в руках управленцев» (LW, т. 33, стр. 170 и след.). Профсоюзы должны умело сочетать борьбу за увеличение производительности (т.е. интенсивности!) труда с защитой интересов рабочих от бюрократического произвола. В 1920 году Ленин объяснял функционирование диктатуры пролетариата следующим недвусмысленным и наглядным образом:

«Фактически все руководящие органы подавляющего большинства объединений и в первую очередь, конечно, центральные правления или администрации всех профсоюзов по всей России... состоят из коммунистов и выполняют все директивы партии. Итак, в общем и целом мы имеем формально не коммунистический, эластичный и относительно всеобщий, чрезвычайно мощный пролетарский аппарат, посредством которого партия тесно связана с классом и массами и посредством которого под руководством партии осуществляется диктатура класса» (LW, т. 31, с. 33). Поскольку рабочий класс вообще не может быть однородным и будучи «мешком картошки» не может управлять, то само собой разумеется необходимость такой организации его (пролетариата) политической жизни как правящего класса. Кстати, старая немецкая социал-демократия организовала свое влияние (на "массы") по существу таким же образом. Концепция Ленина не имеет ни малейшего отрыва (от этого) при условии принятия господства рабочего класса в данных условиях как реальности. (Ничего себе "реальность", которая абсолютно иллюзорна!).

Однако если в наше время защищать нашу государственную машину, опираясь на эту концепцию, то это - мошенничество. Нам внушают как само собой разумееющееся, что наша система функционирует в соответствии с этой ленинской концепцией, чтобы прикрыть её фундаментальную наготу. Насколько партийный аппарат политически (а не только в механическом администрировании) связывает партию с классом и массами, настолько мы имеем «диктатуру (рабочего) класса». А насколько это не так, то у нас «диктатура над народом и над рабочим классом». И чем определяется это соотношение, которое, конечно, всегда приводит к качественно определенным отношениям, а не к эфемерому «отчасти так -отчасти этак»? Возьмём быка за рога: чем определяется отрицательный результат? А удалением, выходом большинства рабочих из «аппарата», который от этого становится аппаратом в обычном понимании. От ленинского живого механизма (? - организма) остался бюрократический скелет. Пролетарский элемент исчезает и из социальных отношений. Государственный служащий - карьерист, даже если он пролетарского происхождения, который побеждает, если не за месяцы, то за годы. Рабочий класс делается подданным.

В начале лета 1920 года Ленин представил свою концепцию западноевропейским коммунистам как проверенную на опыте, о чём, мол, можно спросить «любого большевика». Однако в декабре 1920 г. в Советской России вспыхнула дискуссия о профсоюзах, предпосылкой которой было пассивное сопротивление трудящихся масс. Её начал Троцкий из-за непонимания этого факта и желания «перетрясти» сам политически и административно плохо функционирующий профсоюзный аппарат, то есть заменить его верхушку более подходящими кадрами. И даже Ленин поначалу отказывался признать, что начавшаяся дискуссия была чем-то большим, чем никчемными пререканиями между партийными интеллектуалами. Но вскоре оказалось, что дискуссия о профсоюзах стала внутрипартийным симптомом реакции рабочих на кризис, последовавший за гражданской войной. Это был период восстания в Кронштадте, и на следующем Х съезде партии возникла необходимость борьбы за единство авангарда. В этой дискуссии полемика привела к определенному сдвигу акцентов в трактовке Лениным отношений между партией и рабочим классом, то есть он был вынужден подчеркнуть отрицательный аспект, разногласия между авангардом и классом, потому что демократия снизу становилась опасной и содержала враждебное влияние.

Сперва Ленин огорченно признал, что диктатура пролетариата «не может быть осуществлена ​​через организацию, целиком охватывающую всех промышленных рабочих». Впервые делается акцент на разделении труда при осуществлении власти. «Оказывается, что партия, так сказать, вбирает в себя авангард пролетариата и этот авангард осуществляет диктатуру пролетариата» (LW, т. 32, стр. 2 и след.) Потому что: «А умеет ли каждый рабочий управлять государством?» (LW, т. 32, стр. 47). Центральное управление государством – «это громадная машина»! (LW, т. 32, стр. 52). «У нас нет иной опоры, кроме миллионов пролетариев, непросвещенных, большей частью невежественных, неразвитых, необразованных, но которые, как пролетарии, следуют за своей партией» (LW, т. 32, стр. 43). Их место - в профсоюзах как школе коммунизма и управления. «Если они проведут эти годы в школе, они научатся, но это происходит медленно. Мы даже не ликвидировали неграмотность» (LW, т. 32, стр. 48). «Чтобы управлять, нужна армия закаленных революционеров», а именно «большевиков, прошедших двадцатилетнюю партийную школу» (LW, т. 32, стр. 48). Чтобы позже дать всему классу непосредственный доступ к государственному и хозяйственному управлению, «требуется образование» (LW, т. 32, стр. 51).

Однако реальная трудность заключалась не столько в профессиональной, сколько в политической образованности, по крайней мере в интересующем нас контексте. Если спектр политических взглядов рабочего класса в какой-то момент разрывается, то возникает конфликт, а не неразрывное влияние. Если желают преодолеть разрыв, не изменяя фундаментального курса (что вообще было невозможно), то тогда отпадают, по крайней мере на практике, политическое управление (сверху) и политическая обратная связь снизу вверх как активные функции. Тогда диктатура пролетариата реализуется - формально описываемая всё так же, как делалось в мае 1920 года, - как иерархические отношения между воспитателями и воспитанниками, в которых профсоюзы выступают в качестве устройства передачи учения рабочему классу, а рабочие в свою очередь - крестьянству, этому абсолютно «невежественному классу». Очень быстро исчезает то, что «воспитатель сам должен быть воспитан», и общество разделяется «на две части, одна из которых возвышается над другой», как выразился Маркс в тезисах о Фейербахе.

У трудящихся осталась возможность контроля за отдельными низшими чиновниками, но не над всей их корпорацией, т. е. над партией. Только сама партия могла себя воспитывать и контролировать. В полемике Ленин охарактеризовал её теперь положительно, причём подобно тому, что Бакунин предсказал отрицательно, споря с Марксом: как орден современных «посвященных»: «Более двадцати лет мы доказывали рабочим делами, а не словами, что партия - это нечто особенное, что ей нужны политически сознательные люди, готовые жертвовать собой, что она делает ошибки, но исправляет их, что она руководит и отбирает людей, которые знают, какой путь нам ещё предстоит пройти, какие препятствия нам еще предстоит преодолеть» (LW., т. 32, стр. 47). Это, несомненно, напоминает самолюбование искушенного жречества древности; здесь - начало более поздней партийной метафизики и мистицизма. Но это - не высмеянные Марксом фантазии (Бакунина), а выражение новой общественной формации in statu nascendi (в стадии зарождения).

Ленин особенно решительно отвергал всякие нападки на политику назначений сверху на должности крупных партийных, государственных и профсоюзных чиновников. Отказаться от этого означало бы отказаться от руководящей роли партии, говорил он, а это, в свою очередь, означало бы падение Советской власти. Если это правда и есть все признаки того, что он был прав, то именно та иерархическая пирамида, которую Маркс считал несовместимой с духом Коммуны, была правильной. В этих условиях даже внутри партии не могло быть равенства, тем более что «двадцатилетнюю школу» прошло лишь меньшинство, «старая гвардия» членов партии*. После победы партии, которая теперь монопольно властвовала, к ней, естественно, постоянно примазывались карьеристские элементы, которые следовало вычищать.

Но прежде всего старая гвардия сама расслоилась иерархически: по уровню должностей в аппарате, что чем дальше, тем больше соответствовало мере не (верности) доктрине, а послушания линии господствующей фракции. Тот факт, что государственная машина функционировала по единому приказу и по отношению к внешнему миру и подданным действовала сплоченно, был гораздо важнее вопроса о том, каков это приказ. Поскольку политическое представительство интересов мелкобуржуазных слоёв должно было быть уничтожено в пользу уравновешивания интересов сверху пролетарской (???) диктатурой, в перспективе не допускалось никакое косвенное представительство альтернативных тенденций партийными фракциями. В итоге профсоюзной дискуссии фракции были запрещены. Исаак Дойчер (Isaak Deutscher) в своих работах о Сталине, Троцком и «незавершенной революции» (заголовок его книги) убедительно показал, как запрет фракций сузил самоуправление в партии и постепенно убил ее внутреннюю жизнь. Отныне оппозиции были неправы уже самим своим появлением. Кто хотел что-то изменить, должен был делать ставку на всё: он должен был попытаться захватить власть над партией. Так неизбежно возникает механизм борьбы за власть, свойственный восточным деспотиям. (Окончание следует.)

*  *  *

* Честно говоря, я был несравненно лучшего мнения о Ленине и совсем иначе понимал его слова, что "любая кухарка должна уметь управлять государством". Но об этом - как-нибудь в другой раз.

.

БАРО "АЛЬТЕРНАТИВА" - 8

Выкладка отрывков из книги Рудольфа Баро "Альтернатива" выходит на финишную прямую. Пропустив большой кусок первой части, мы переходим теперь к главе "От аграрного к промышленному деспотизму", которую я жестоко сокращу, переведя текста ещё на две или три блогозаписи, на чём и закончу выкладку этих отрывков. Наиболее поучительные места книги Баро, в которых он цитирует Маркса, Энгельса и Ленина, я по большей части уже перевёл и выложил на этом блоге.

Моя дальнейшая цель состоит вовсе не в пропаганде большей частью ошибочных взглядов Баро (особенно его смехотворной "альтернативы"), а в том, чтобы передать их в сокращенном виде как типичный симптом интеллектуального разложения господствовавшей в СССР сталинско-брежневской номенклатуры. Только полным застоем в развитии теории и практики социализма можно объяснить тот факт, что вместо того, чтобы разделать под орех жалкие и нелепые (в духе бухаринско-горбачёвского рыночного ренегатства) взгляды Баро в открытой дискуссии, номенклатура трусливо попыталась "замять инцидент", сунув Баро за решётку. Напоминаю, что книга Баро была опубликована на Западе в 1978 году, а уже через 10 лет пустобрёх Мишка-меченый (горбачёв) затеял свою предательскую "катастройку" без малейшего эффективного противодействия в КПСС. Эрих Хонеккер - партийный руководитель в ГДР - был нагло, воистину деспотически отстранен им от руководства страной, что погрузило ГДР в хаос, подготовивший аннексию ГДР западным империализмом. То, что во всех случаях возникновения разногласий нужна открытая дискуссия, ставящая точки над "i" и вырабатывающая оптимальное решение, должно стать уроком для всех будущих социалистов и коммунистов.

И ежу ясно, что глобальный капитализм вот уже десятилетиями пребывает в безвыходной хронической депрессии. Разворованные прихватизаторами обломки СССР, особенно Россия, своей привязкой к Западу уже затянуты в трясину этой глобальной депрессии. Повсюду, даже в Китае, капиталистическое производство становится всё менее прибыльным и даже убыточным. Это видно в России с первого же взгляда на нераспроданную массу квартир в настроенных спекулянтами человейниках и на резкое, катастрофическое падение объема продаж дорогостоящих товаров, например, новых автомобилей. Население безнадёжно задолжало по кредитам и кредитование практически прекратилось. Только тупость путиноидной бюрократии не даёт ей представить себе всю силу социального взрыва, который сметёт мафиозный буржуйско-бюрократический режим путиноидов к чертям собачьим, если он не примет ненавистные для него, но необходимые меры восстановления социальной справедливости и плановой государственной экономики.

Пусть и с опозданием на десятилетия, я возобновляю здесь дискуссию, потому что выдвинутые Баро вопросы и "альтернативы" остались без должного ответа и разоблачения. Если сейчас Иудушка КаПутин - конечно, не "диктатор", а всего лишь марионетка "расейской" закулисы олигархов-миллиардеров (главным образом банкиров и экспортёров сырья и энергоносителей) - занудно порет чушь на темы истории России в интервью купленным "независимым" медиастам вроде Такера Карлсона, то уже через несколько месяцев он - позвольте попытаться пророчествовать - будет вынужден сменить тематику своих невежественных рассусоливаний на псевдосоциалистическую демагогию, повторяя ренегатскую брехню Бухарина, Баро и Горбачёва.

Взгляды Баро - ренегатские, антисоциалистические. Во-первых, он не видит того принципиального отличия капиталистического производства от любого иного, что его цель - не производство материальных ценностей как таковых, а получение капиталистической прибыли. Именно закон падения нормы прибыли, а вовсе не "перепроизводство" (смотри переводы работ Генрика Гроссмана на этом блоге), является причиной кризисов, депрессий и принципиальной тупиковости, бесперспективности капитализма.

Во-вторых, Баро совершенно необоснованно называет экономическую систему СССР и союзных стран Восточной Европы "экономическим деспотизмом", смешав политическую надстройку сталинской восточной деспотии с плановой экономикой. Но этого мало. Он ещё (в подражание западным "советологам") называет эту плановую экономику "государственно- капиталистической", игнорируя тот факт, что получение прибыли никогда не было её целью, за исключением краткого периода косыгинского "хозрасчёта", который вызвал раздувание "хозрасчётных" цен директорами и который пришлось сразу прекратить, чтобы не допустить обвала экономики. Ну и наконец, как вишенку на торт, Баро налепляет на эту плановую экономику ярлык "азиатского способа производства", подделываясь под фразеологию Маркса и Энгельса, хотя любой, кто объективно видит азиатскую экономику - как в самой Азии, так и в поведении мигрировавших на Запад арабов, турок, индусов, китайцев, вьетнамцев и даже африканцев - сразу ощутит, что это по духу 100 %-но "свободнорыночная" суета мелких частников, торгашей-"базари", абсолютно чуждая плановой экономике.

При этом только типично немецким садомазохизмом Баро можно объяснить тот удивительный факт, что он в целом не только оправдывал, но и поддерживал политику репрессий сталинской бюрократии против большевиков и народа в целом. Он считал, что это "по-марксистски" неизбежно и закономерно для "азиатского способа производства", который он (схоластически) понимал как принуждение рабов и крепостных к труду палочной дисциплиной, а населения СССР - угрозой отправки в трудовой концлагерь. Это - всё та же традиция тупого насилия над народом, идущая от царизма и сталинщины к "либеральным реформаторам" - самодуру горбачёву и фашистскому диктатору ельцину, расстреливавшему москвичей из танков и крупнокалиберных пулемётов, когда он устроил путч осенью 1993 года!

Конечно, советская и восточноевропейская экономика была плановой только в идеале, предначертанном Лениным. В действительности та самая сталинско-брежневская бюрократия (партийная номенклатура), которая теоретически должна была бы адекватно управлять ею, обеспечивая её эффективное функционирование, занималась фальсификацией результатов и приписками, что делало экономическое планирование сложнейшей цирковой эквилибристикой в сочетании с опять-таки цирковым фокусничеством. Бюрократия ожесточенно сопротивлялась всем попыткам наладить реальное планирование на основе подлинных данных учета и контроля производственных показателей. По этой теме рекомендую запись на этом блоге от 13.06.2021: "КАК БРЕЖНЕВСКО-ГОРБАЧЕВСКАЯ НОМЕНКЛАТУРА УГРОБИЛА ОГАС".

Возможно, я слишком оптимистичен в моём пророчестве "исправления" путиноидного режима. Уж слишком он гнилой и прозападный. Он - плоть от плоти и кровь от крови сталинско-брежневской номенклатуры со всеми её уродствами, да ещё присовокупивший к этому и все пороки капиталистической бюрократии - буржуйскую коррупцию и классовую антинародность. И Иудушка КаПутин, и все его министры и горе-"советники" тупо пытаются во всём копировать Запад, игнорируя тот очевидный факт, что глобалистская закулиса настойчиво разлагает (анти)социально и дестабилизирует (анти)экономически этот самый Запад: деиндустриализацией, шизой "зелёной" политики борьбы против мнимой климатической катастрофы, тоталитарным принуждением населения к поголовному вкалыванию генетических ядов - "модифицированныхРНК-вакцин", ломкой социальных отношений массовыми миграциями и пропагандой извращенчества и негритянского расизма. Гляньте, ведь то же самое народу России безаказанно навязывает такая прозападная нечисть, как Мишустин, Голикова с её супругом Христенко, Мурашко, Силуанов, Шадаев, Мантуров, Трутнев (бог шельму метит!), Савельев и т.д... То, что после своей "инговнюрации" Иудушка КаПутин не отправит их всех (совершенно заслуженно) на десяток лет на Колыму, а просто перетасует, ясно даже иностранцам (смотри, например, здесь: https://edwardslavsquat.substack.com/p/a-perfect-opportunity-for-putin-to ). Конечно же, и такие вреднейшие ставленники глобалистов, как мадам Наебулина и хер Греф, будут и далее беспрепятственно грабить Россию, вывозя финансовые активы на Запад. А от Иудушки КаПутина со всеми его "силовиками" нельзя ожидать ничего хорошего, потому что они беспрепятственно выпустили на Запад такую преступную предательскую мразь, как Чубайс, Собчачка, Дворкович и прочие беглые либерасты...

Однако экономический кризис вполне может заставить путиноидов сделать свою политику хоть отчасти адекватной объективным требованиям. Безумие не может быть бесконечным и полным. Как притчу, показывающую бесперспективность и гибельность реставрации капитализма в России,  советую посмотреть замечательный фильм Стенли Кубрика (Stanley Kubrick) "Барри Линдон - Barry Lyndon":

(Конечно, не столько разгул, сколько его грустную концовочку в конце фильма.)

Подчеркивания сделаны автором. Мои краткие примечания в тексте - (в скобках курсивом).

*  *  *

Рудольф Баро:

"От аграрного к промышленному деспотизму

Капитализм космополитичен и поэтому имеет неизменную тенденцию разрушать национальные традиции. Антиимпериалистическая народная революция может быть только в высшей степени национальной (?!?!? - у Баро явно каша в голове: "Назло капиталистам будьте нацистами!), даже и особенно тогда, когда участвующий в ней рабочий класс по убеждению интернационалист. Когда большевики захватили власть, им было ясно, что они больше, чем просто представители интересов рабочего класса, что они взяли на себя задачу решения проблем всего русского народа, создания новой России из старой. (Бред. Ленин, напротив, предостерегал от такого буржуазного национализма, подчеркивая тот факт, что в любой нации на самом деле две нации: нация угнетателей и эксплуататоров и нация угнетенных и эксплуатируемых). Вот и пришлось им эту старую Россию досконально переработать шаг за шагом, используя при этом имеющийся материал. Вся история народа, структура власти, с которой возникло государство и способ производства, определявший трудовой процесс, — все это отражается в его национальном характере. Подобно тому, как коммунистическое движение на Западе может «Aufheben» только то, что там есть – капиталистическую частную собственность, так и революционному движению в России пришлось принять её (специфическое) наследие. «Aufheben» — это не просто требование. Чем более отсталой является страна, идущая по некапиталистическому пути, тем больше ее характер проявляется как неизбежная судьба. Не волей авангарда в первую очередь решается, что и как быстро исчезнет, что следует сохранить, а что поднять на более высокий уровень.

У большевиков не было особого выбора. Поэтому их совершенно нельзя упрекать в том, что когда мы видим сегодня, что общественная жизнь России, всего Советского Союза еще не раз перестроится (Горби!!!), прежде чем жизнь там достигнет качества, хоть сколько-нибудь приближающегося к социализму. В принципе, успехи русской революции не опровергли ленинского оптимизма, особенно если учесть, насколько далеки страны позднего капиталистического Запада от гармоничного образа жизни. Однако Советский Союз может опередить начавшаяся позже попытка создать новый Китай из старого ("культурной революцией" Мао). Доспехи, навязанные советскому обществу в первые три десятилетия его существования, уже довольно рано стали внутри (страны) подобны средневековому орудию пыток — «Железной деве». Она не только препятствует нормальному росту лишь слегка притупленными шипами.

Однако не может быть разумного и сознательного решения советской проблемы, которая волнует социалистов всего мира, без глубокого понимания процесса создания новой России, всего мужества, силы воли и положительных творческеских достижений ленинского большевизма. Вместе с тем, что возможно здесь лишь в общих чертах, для этого требуются и минимальные знания русской историей, которая - начиная с гибели блестящей для своей эпохи Киевской Руси - постоянными междоусобицами князей, монголо-татарским игом и деспотизмом Московских царей, начавших своё возвышение как сборщики дани для (татарской) Орды, никогда не была под счастливой звездой. Коренным стремлением Ленина и его товарищей, как и трех поколений русских революционеров до них, был моральный долг улучшить судьбу народа. Я считаю, что наивный плакат революционного периода, на котором полукрестьянин-полупролетарий Ленин метлой очищает земной шар от нечисти монархов, помещиков (? - попов!) и капиталистов, правдиво выражает ту глубину политической мотивации, которой было преисполнено руководство большевиков.

Можно многое сказать об объективных противоречиях, которые помешали им достичь своей цели так, как они надеялись - эмоционально и теоретически. Но надо также помнить их биографии и их лица, от Ленина до Сталина (к сожалению, слишком многие из нас никогда большинство этого не знали), чтобы убедиться, что Россия для этого собрала многих из своих лучших людей и что трудно представить себе какую-нибудь элиту, которая смогла бы решить эту задачу лучше, чем они.

(Дальше после этих комплиментов в книге следует по-немецки дотошное изложение убеждений Баро, типичных для западных "левых", об "азиатской" специфике послереволюционной политики ВКП(б) как заменителя революционного рабочего класса и её соответствующих результатах  - сталинской диктатуре и бюрократии. Я пропускаю этот большой кусок текста и перехожу к окончанию главы).

(...)

Революция всегда пробуждает в сердцах ее участников безграничную надежду на великие и счастливые перемены всех условий существования, в которых они находились. (Поэт) Гельдерлин высказал в «Гиперионе» то, что не все люди способны выразить словами, но что чувствует почти каждый, когда движение, к которому они принадлежат, достигает своего апогея: «Никто не должен узнавать наш будущий народ лишь по флагу; всё должно омолодиться, должно стать принципиально иным, чтобы жизнерадость была серьезной и любая работа радостной! ... и ни одна мелочь больше никогда не должна напоминать нам о скучном прошлом». (Поэтическое выражение сути бихевиористского социализма, действующего не пропагандой и принуждением, а положительным оперантным подкреплением, т.е. соразмерным вознаграждением и поощрением общественно полезной работы).

Такова психологическая истина. А затем следует массовое разочарование и отрезвление из-за того, что слишком мало чего изменилось в повседневной жизни, особенно для тех, у кто лишен предпосылок для активной роли в (деятельности) по воплощению далёкой перспективы в ходе длительной перестройки общества. Для многих людей, которые в результате революции не добились - в каком-либо субъективном смысле - свободной деятельности , образ жизни существенно не изменился. Изменяются лишь обстоятельства, а декорации меняются ещё быстрее, причём для некоторых слишком быстро.

Многие рабочие встречали новых начальников, к тому же не всегда свободных от (по выражению Ленина) «коммунистического чванства» выдвиженцев, которых Ленин относил к главным врагам движения, настороженно, порой с недоверием или даже с сопротивлением под влиянием отстраненных большевиками от власти движений социалистов-революционеров, меньшевиков и анархистов. Большевикам с помощью профсоюзов пришлось создавать дисциплинарные суды против прогулов и воровства на производстве и ввести систему премий против сильной тенденции к «уравниловке».

Поскольку гражданская война привела к тому, что проблемы со снабжением продовольствием, топливом и транспортом образовали единый порочный круг, крупная промышленность не работала. Фабричные рабочие и их семьи голодали. Если они вообще могли, то зачастую производили только мелкую продукцию, такую ​​как легендарные зажигалки, и были вынуждены обменивать часть ее на продукты на черном рынке, чтобы просто выжить.

С введением новой экономической политики (НЭПа) в 1921 году, цель которой была установить товарообмен с бунтующим крестьянством, еще больше усилился идеологический конфликт с рабочим классом, поскольку ему, якобы политическому гегемону, в отношении потребления выпала роль Золушки. Все ранние партийные оппозиции, от «левых коммунистов» до «рабочей оппозиции» и «демократических централистов», тем или иным образом выражали разочарование рабочего класса, который чувствовал, что его обманули в праве первородства, и это разочарование никоим образом не ограничивалось одной лишь конкретной проблемой потребления, а в конечном итоге было вызвано тем, что большинство рабочего класса снова было низведено до подчиненной роли в обществе.

Это игнорирует, например, Эрнест Мандель в книге «Марксистская экономическая теория» - «Marxistische Wirtschaftstheorie» von Ernest Mandel, Frankfurt a. M. 1968, стр. 660 и далее, где он приписывает растущее отчуждение между рабочим классом и партией прежде всего политике принудительного ограничения потребления, т.е. неадекватному решению «фундаментального противоречия между некапиталистическими (это слово скрывает последовательную неточность Манделя, считавшего советскую действительность после-капиталистической!) производственными отношениями и буржуазными отношениями распределения». Ведь в обстановке после гражданской войны, когда о чрезмерной норме накопления не могло быть и речи, большевики лишились политических предпосылок для достижения согласия с большинством рабочих в демократической дискуссии о необходимом уровне ограничений (потребления). Начавшееся в конце 1920-х годов преобладание над «старым» рабочим классом миллионов людей, брошенных в промышленность в результате преобразований сельского хозяйства (насильственной "сплошной коллективизации"), делает совершенно иллюзорной саму идею массового голосования по вопросу распределения прибавочного продукта в этом конкретном советском случае. С другой стороны, практика в Югославии, которая стала возможной после Второй мировой войны благодаря косвенной защите Советским Союзом*, никоим образом не доказывает того, что социалистическая демократия «сама по себе» экономически более эффективна, как думает Мандель. В отношении Советского Союза 1920-х и 1930-х годов следует скорее опасаться обратного. (Продолжение следует.)

---

* Ложь. Сталина взбесила независимость Тито, отказавшегося лакействовать перед ним. Так как на территории Югославии не было советских войск, то свержение Тито военной агрессией было бы рискованным делом. Поэтому сталинская пропаганда ограничилась лишь злобной руганью в адрес Тито и СКЮ.

.

БАРО "АЛЬТЕРНАТИВА" - 7

Прошу обратитить особое внимание на первые два абзаца следующего отрывка. Они потрясают своим воистину схоластическим, априорным схематизмом совершенно абсурдного, антинаучного прыжка от "законов природы" к "законам общественного развития". Это - к несчастью, сохранившийся в марксизме как нелепый пережиток типичный жульнический фокус буржуазных натурфилософов от Мальтуса до "социал-даринистов", "социобиологов" и т.п. шарлатанов. На это необходимо хоть кратко, но решительно возразить.

Во-первых, надо указать на уникальную особенность человека как биологического вида, утратившего свою экологическую нишу и вынужденного на уровне поведения (уточню: не "инстинктивного" или "рефлекторного", а именно оперантного, которое часто называют "разумным",) приспосабливаться к громадному разнообразию природных условий... но вопреки этому не вымершего, а наоборот, уже в так называемом "палеолите" распространившегося почти по всей планете. Этот факт невозможно объяснить официальной "саванной" гипотезой эволюции "от обезьяны к человеку".

Единственная действительно научная, но отвергнутая и задушенная официальной "антропологией" альтернатива - это теория эволюции человека через стадию водного (литорального) образа жизни, которую выдвинул Алистер Харди (Alister Hardy) и защите и популяризации которой посвятила всю свою жизнь и энергию Элейн Морган (смотри её книги "The Naked Darwinist" (перевод на русский на этом блоге: начало - 21.07.2016), "The Aquatic Ape" и "The Scars of Evolution" by Elaine Morgan и на youtube - целый ряд её выступлений с докладами). Эта теория очень солидно обоснована массой фактических данных, часть которых показана на этом плакате:

(Автор: Chan Wang Chak, апрель 2013 г.)

Во-вторых, живые организмы индивидуально приспосабливаются к окружающей среде при помощи оперантного поведения, само существование и необходимость которого были открыты в 1930-х годах отцом радикального бихевиоризма - гарвардским профессором Б.Ф. Скиннером (Burrhus Frederic Skinner) - и не были известны ни Марксу (естественно), ни Баро (из-за того, что схоластика "марксизма-ленинизма" объявила бихевиоризм "антинаучным буржуазным учением"). Радикальный бихевиоризм был за пределами интеллектуального горизонта Баро, и поэтому Баро ничтоже сумняся и совершил этот нелепый козлиный прыжок от устарелых воззрений Дарвина к устарелым воззрениям Гегеля и Маркса.

Подчеркивания сделаны автором. Мои краткие примечания в тексте - (в скобках курсивом).

*  *  *

Рудольф Баро:

"Сконцентрировав внимание на обобщении специфических законов исторического развития, характерных для Европы с начала освобождения городов (от феодалов) в конце Средневековья  и до современности, Маркс, очевидно, уделял меньше внимания другой точке зрения, вполне очевидной в связи с (эволюционизмом) Дарвина: в развитии человека как биологического вида исторические законы, открытые Марксом, заменяют биологические законы эволюции, или точнее, первые (исторические), будучи высшими, известным образом отменяют вторые (биологические).

Но сами классики (марксизма) в целом были убеждены, что это процесс длительный и, по крайней мере при капитализме, еще не законченный. Как показывает чрезвычайно разросшийся с прошлого (19-го) века  материал древней истории и этнографии, характерный для эволюции организмов метод преемственности продолжается и в ранних классовых обществах - конечно, в видоизмененной форме. В эволюции видов мы обнаруживаем, что наиболее развитая форма в момент времени t-1 никогда не возникала из формы, которая была самой высокоразвитой в момент t-l. На следующий более высокий уровень развития всегда выходит одна из ветвей, еще не развившаяся и не специализированная в весьма специфическую и потому ограниченную структуру, одна из еще «неоформленных» ветвей. Мы не произошли от неандертальцев, хотя они являются звеном в цепи, указывающей (?) на нас. Здесь преемственность (Aufeinanderfolge) не является дифференциацией (Auseinanderfolge). То же самое относится и к первым трем формациям классовых обществ (азиатскому, античному и феодальному). (Храбрый портняжка Баро: "Одним махом семерых убивахом").

В своих конкретных представлениях в «Grundrisse - Очерки...» (стр. 375 и далее) Маркс также подтверждает эту точку зрения. Он рассматривает условия землевладения на древнем Востоке, у греков и римлян, а также у германских народов, как предпосылки «азиатского способа производства», античного рабства и феодализма, и предполагает, что они логически и исторически преемственны. Но он нигде не утверждает, что, например, германские народы реально прошли через более ранние формы. Возможно, существует общая отправная точка, более примитивное состояние общества, которое дифференцировалось на эти различные формации в зависимости от условий окружающей среды, в которых находились разные общества. Но каждая из трёх «естественно развившихся» формаций возникла непосредственно из первобытного общества, хотя рабство возникло не раньше азиатского способа производства, а феодализм — не раньше рабства. Во всяком случае, Маркс писал в 1853 г., что шотландский клановый строй, относящийся к патриархальной завершающей фазе первобытного общества, был «на целую ступень», но не на две-три ступени ниже феодализма (MEW, т. 8, стр. 501). Более высокоразвитые формации, с одной стороны, опираются на накопленный более ранними формациями уровень технологии и организации производства и, конечно же, на некоторый организационный опыт, а с другой стороны, это предполагает, что более ранние формации уже минули вершину развития и находятся на стадии застоя или упадка.

Подавляющее большинство народов, вышедших из первобытного общества в Средние века, а в Африке и в новое время, «выбрали» тот или иной вариант азиатского способа производства, поскольку он объективно мог принести им максимально возможный и, как правило, вероятно, единственно возможный прогресс. Прежде чем я более подробно расскажу об этом способе производства, который, согласно современным знаниям, лучше всего охарактеризовать как экономический деспотизм, я просто хочу сказать, что у первооснователей древних цивилизаций он возник непосредственно в результате борьбы с природой за более продуктивное земледелие, которое в условиях конкретных территорий может быть достигнуто только усилением общественного характера труда, т.е. в государственных масштабах. Племена, которые позже своими нашествиями покорявшие такие цивилизованные народы, были ассимилированы в существующий способ производства в первую очередь именно потому, что они врастали в традиционную деспотическую традицию из-за необходимости тесного сотрудничества в коллективном военном подавлении численно более численного коренного населения. Во-первых, рабство и феодализм возникали только в природных условиях, не требовавших широкомасштабного сотрудничества в сельском хозяйстве, поскольку оно основывалось на достаточном количестве осадков, а не на искусственном орошении. (Это очень даже сомнительно!) Во-вторых, греки и римляне, а тем более германские народы, развивались на территориях, которые прежде не были освоены и преобразованы более древними цивилизациями. Спартанцы достигли не античного рабовладельчества, а лишь варианта азиатского способа производства именно потому, что они специализировались на коллективном угнетении другого народа. Древние экономические деспотии вообще характеризуются тем, что родовые структуры в них не распадаются и не уничтожаются, а сохраняются и накладываются друг на друга.

Короче говоря, можно сказать грубо афористически: первоначальное рабовладельчество существовало только там, где ранее не господствовал экономический деспотизм. Первоначальный феодализм существовал только там, где ни рабство, ни экономический деспотизм ранее не доминировали полностью и эффективно. Конечно, в ходе развития от одной формации к другой исторические взаимосвязи становятся более тесными, причём гораздо более медленное развитие в древней (доколумбовой) Америке и Африке к югу от Сахары показывает, насколько значительную роль в этом сыграла географическая концентрация народов в Старом Свете на Ближнем Востоке.

Лишь при европейском и — не столь явно — японском феодализме была найдена та «естественная» формация, не содержащая принципиальных ограничений двух предыдущих, кризис которой не грозит бесконечным застоем в виде цепи бесплодных внутренних упадков и подъемов. Однако первоначальный капитализм появился лишь там, где ранее развился этот феодализм с внутренне присущей ему тенденцией к трансформации. Феодализм-капитализм по своей сути является единым развитием, диалектическим развертыванием и распространением одной (или, в случае Японии, двух) человеческих цивилизаций.

Хотя эта так называемая западная цивилизация более или менее охватила основные территории античного рабства, на вершине её капиталистической фазы ей в качестве внешней добычи противостояло всё наследие старейшего цивилизованного способа производства. По сей день на народах этих стран сказывается тот факт, что их далекие предки первыми создали высокую культуру и при этом были вынуждены подчиняться социальной структуре, которая сама по себе не создавала взрывной динамики. Однако ясно, что без труда древнего Шумера, Египта, Индии, Крита и т. д. у нас не было бы этих Греции и Рима, нашего феодализма и нашей английской промышленной революции. Но спонтанная солидарность с чуждыми (этносами) не  свойственна человеческой природе. Она предполагает знание исторической взаимозависимости и общности нашей будущей судьбы. Даже в странах советского блока учебники по истории совершенно непропорционально рассусоливают лишь последние несколько сот лет европейской истории. Прогрессивные движения в Европе и Северной Америке должны особенно стремиться понять конкретные формы и проблемы освобождения, вытекающие из «азиатского» наследия остального человечества.

Но это будет для них тем легче, чем основательнее они поймут, что дальнейшее освобождение их собственных обществ от капитализма натыкается на барьер государственно- монополистических структур. Потому что в своей классической высшей форме, такой как экономический деспотизм в Древнем Египте, Месопотамии, Индии, Китае и Перу, азиатский способ производства и формирование перехода к раннеклассовому обществу, проявляет многозначительную структурную связь с нашей эпохой финала классового общества. В 1881 году Маркс еще раз заявил, что путь к коммунизму можно понимать как диалектический процесс возврата к условиям, аналогичным архаическим, но на более высоком уровне.

Бывший когда-то движением «вперед», а теперь «назад», переходный этап между коммунизмом и развитым классовым обществом, характеризуется в обоих случаях специфической функцией государства, вытекающей непосредственно из общественного разделения труда и сотрудничества. Государственная, уже не общинная или еще не общественная (собственность на) средства производства — вот что характеризует эти две эпохи. Мы лучше поймем реальные противоречия, с которыми мы сталкиваемся, выйдя за пределы капитализма, если детально рассмотрим этот старый «азиатский способ производства», этот старый экономический деспотизм.

Конечно, было бы бессмысленно пытаться объяснить современную эпоху и ее перспективы с помощью такой структурной аналогии. Современная государственно-монополистическая структура не только движется в противоположном направлении, но, что важнее, с динамикой, которая неумолимо ломает пределы её самой. Это сравнение призвано обострить наше видение на её проблемы, но в то же время и подчеркнуть то впечатление, что общество, столь подчиненное пирамиде государственного управления трудом, как наше, не может считаться социалистическим, свободным от эксплуатации и угнетения человека человеком.

Строго говоря, выражение «азиатский способ производства» обозначает не законченную формацию, а скорее звено связи между патриархальной финальной фазой первобытного общества и классовыми обществами Азии, существующее в определенном типе архаической земледельческой общины. Там, где Маркс в «Grundrisse - Очерках...» говорит о «формах, предшествующих капиталистическому производству», он подразумевает одновременно «античные» и «германские», а также «славянские и румынские» формах. При этом его интересуют не вполне развитые формации, а различные естественные формы земельной собственности, которые затем при переходе к классовому обществу определяют различия между тремя докапиталистическими формациями. Позднее Маркс, по-видимому, отнес азиатское классовое общество к первичной, архаичной формации, поскольку в нем первоначальная общая собственность деревенских общин не распадалась на частную собственность, а фактически делалась государственной, так что масса производителей там оставалась непосредственно объединенной своими условиями труда. Но во всех древних развитых цивилизациях человечества, возникших в доантичные тысячелетия на Евфрате и Тигре, на Ниле, на Инде, на Хуанхэ, в Малой Азии, на Крите, в Южной Аравии и на Ганге, человечество несомненно было разделено на эксплуататоров и эксплуатируемых, на господтвующих и угнетаемых.

Как же возникло это самобытное классовое общество без частной собственности?"

*  *  *

Далее Баро пространно излагает традиционно марксистские представления о "диалектическом" возникновении классового общества из бесклассового, которые не дают абсолютно ничего для понимания того, как осуществить обратный переход от классового общества к бесклассовому. Я пропускаю все эти разглагольствования хотя бы потому, что лёгкость насильственной реставрации капитализма на обломках СССР и в странах Восточной Европы свидетельствует о том, что не только вся гегельянско-марксистская схоластика "закономерностей исторического развития", но и упования Баро на "сильную власть без частной собственности", которая якобы "приведёт (силком?) человечество к социализму" - бред собачий. Древнее рабство возникло лишь тогда, когда возникло государство, как инструмент угнетения и эксплуатации. Крах государственной власти означал крах рабовладельчества. "Сильная власть" государства всегда была и остаётся поныне инструментом эксплуатации и угнетения, и чем она сильнее, тем разнузданнее её произвол и коррупция. В этом - вся "логика исторического развития", и точка.

Сейчас важно понимание того, что капитализм теперь уже клинически мёртв и лежит в реанимации, подключенный к поддерживающей его противоестественное дальнейшее паразитическое существование упыря-людоеда машине государства, полностью подкупленной миллиардерами , которая становится всё более тоталитарной во всех без исключения странах. Причина этого - хронический финальный кризис капитализма, вызванный закономерным падением нормы капиталистической прибыли, что неопровержимо доказал политэконом-марксист Генрик Гроссман, смотри переводы его работ на этом блоге.

Клинически мёртвый капитализм (особенно сверхаккумулированные финансовые капиталы миллиардеров-глобалистов) существует лишь благодаря своей реальной закулисной власти над официальными органами и учреждениями власти, как отдельных стран, так и "международных" организаций. Подкупленные глобалистами органы власти снабжают капитализм фиктивными "прибылями", в частности при помощи государственных займов, дающих буржуям доход с опроцентовки, и "государственно-частных партнёрств - Public-Private Partnerships", являющихся новым названием корпоративного государства, которое по определению, данному Муссолини, не что иное, как фашизм.

Эти "PPP" - источники фиктивных прибылей миллиардеров-"инвесторов", паразитирующих на всяческих заведомо убыточных для госбюджетов заказах - вооружений, "зелёных устойчивых - green sustainable" безумных проектов борьбы с мнимой "климатической катастрофой", проектов тоталитарной цифровизации (превращения народов в рабов, низведённых до скотского состояния), поголовной "вакцинации" губительными ген-модифицирующими ядами и т.д. и т.п. Буржуи и бюрократы образовали единый господствующий класс и проводят глобалистскую политику, направленную против интересов и самого существования остального человечества. Фашизм теперь не националистический, а глобалистский и "гендерно-зелёный", выступающий под лживым лозунгом "woke-антифашизма", а реально против суверенитета и независимости народов. Следовательно, от этой сатанинской напасти человечество может спасти только мировая социальная революция, и уж никак не продажная "сильная власть" в подражание Гитлеру, Сталину и прочим гнусным диктаторам. Продолжение следует.

.

БАРО "АЛЬТЕРНАТИВА" - 6

Итак, движемся дальше. Я надеюсь, что читатель помнит, что в предыдущем отрывке Баро противоречил самому себе, называя "инструментом изучения и изменения социальной действительности" прозападные гегельянские предрассудки Маркса и Энгельса - так называемый "марксизм", который Ленину пришлось - воистину гениально и по-новаторски - вывернуть наизнанку! Все гегельянские фантазии о мнимой "логике истории" - не только Маркса с Энгельсом, но и всего свиного стада буржуазных псевдоучёных лжецов и идиотов - Макса Вебера, Тойнби, Сорокина, Ясперса, Берлина, Фукуямы и т.д. - не стоят и ломаного гроша. Но в следующем отрывке он уже безжалостно критикует эти фантазии и предрассудки. Возникает закономерный вопрос: Какие силы и факторы формируют и изменяют общественные отношения?

Проф. Б.Ф. Скиннер (1904-1990)

Мой ответ такой: В настоящее время единственным действительно научным инструментом изучения и изменения социальной действительности является оперантный анализ поведения - радикальный бихевиоризм проф. Б.Ф. Скиннера и основанная на нём бихевиористская технология социальной инженерии. Мои краткие примечания в тексте - (в скобках курсивом).

*  *  *

Рудольф Баро:

"На эту тему он (Ленин) профилактически задал перца "героям" тогдашнего (ренегатского) Второго Интернационала, облаявшим большевиков за такое нарушение «марксистской ортодоксальности», и их нынешним ("левым") подражателям: «Нашему европейскому буржуазному мещанству даже и не снилось, что дальнейшие революции в странах Востока, неизмеримо более богатых населением и характеризующихся неизмеримо большим разнообразием социальных условий, несомненно, ошарашат его своим несравненно большим своеобразием, чем русская революция» (LW, т. 33, стр. 466). Что же это за странные "ленинисты" (сталинско-брежневская номенклатура), которые сегодня читают морали китайской революции, охватившей добрую четверть человечества...

Маркс лишь коснулся вопроса о том, как неевропейским народам следует присвоить достижения эпохи частной собственности, т. е. богатства Запада с его промышленными предпосылками. Скорее всего, он не учитывал огромные размеры разрыва в материальном (благосостоянии), а также значения различий в субъективных факторах, между историческими типами характеров людей Европы и колониальных частей света (т.е. между их системами оперантных взаимозависимостей между людьми, определяющих их  общественные отношения). Действительная драма современности, которую мы называем абстрактным термином «(экономическое) развитие», была бы не меньшей, если бы надежды европейских социалистов оправдались, а как раз наоборот! Гегель и Маркс любили называть неожиданную, непредвиденную поломку исторической необходимости «ухищрением разума». Не следует ли тот факт, что массы «третьего мира» опередили (революционное) пробуждение Европы, называть таким ухищрением разума?

Народы (экономически) отсталых (т.е. подвергающихся грабежу Западом) стран сейчас живут в попытках избежать катастрофы, которая может принести гораздо больше жертв, чем железный поток русской революции, причём, что самое главное, бесполезных жертв. Революции (антикапиталистические), подобные российской и китайской, являются предпосылкой победы над голодом. Одна из самых ранних идей марксизма заключается в том, что «атакующим» классам, т.е. ранее угнетаемым классам, революция нужна как их собственная (политическая) активность, чтобы «избавиться от всей старой грязи и стать способными основать новое общество» (MEW , т. 3, стр. 70). Это тем более относится к народам, угнетаемым вдвойне, которые капитализм застал на более низкой ступени общественного развития. Им нужно зерно не из Канады, а зерно из самих Азии и Африки, а для этого им нужен новый образ жизни, такой же некапиталистический, как в Советском Союзе и в Китае (и освобождение от роли сырьевых придатков Запада и долговой кабалы у Запада). Как иначе народы (нео)колониальных стран могут преодолеть свой комплекс неполноценности и обрести в массе новое сознание и уверенность в себе, необходимые для прогресса, как не путём собственной освободительной революции? Существующие социалистические страны могут быть благоприятной внешней обстановкой для этого, но в любом случае ими не могут быть освобождены массы южного полушария (, оставаясь пассивными). (Чушь. Необходимо было не только "профилактически" противодействовать прозападным "цветным революциям" повсюду в мире, но и активно поддерживать все антизападные, антикапиталистические движения!)

Для материального строительства прежде всего требуется сильная и – чтобы дать возможность преодолеть традиционную пассивность – зачастую во многом деспотическая государственная власть, черпающая свою легитимность и авторитет лишь в результате революции и уничтожения характерной для старого «азиатского (т.е. компрадорского) способа производства» проказы коррупции. (Бред. Мы видим - особенно в нынешних условиях системного кризиса капитализма - повсюду в мире от США до Аргентины и от Украины до Филиппин, что именно деспотическая государственная власть является инкубатором самой наглой, безнаказанной коррупции.) Эта государственная власть должна стоять над каждым «помощником развития», который приезжает туда (с Запада), чтобы поделиться своими техническими знаниями и который постоянно стремится насаждать колониалистские порядки. Таких, как д-р Бетьюн (Bethune), единицы. Вот почему государственная власть освободившихся стран должна существовать до того, как какие-то европейские советники заманят в «сообщество». Она должна занять по отношению к этим советникам ту же позицию, какую молодая Советская власть заняла по отношению к буржуазным специалистам. И если такие советники уже сегодня приезжают из Советского Союза и, конечно, из других союзных с ним стран, им тоже придется мириться с этим ограничением, пока они не выдержат испытание своей интернациональной братской солидарности. История освободительного движения после Второй мировой войны неопровержимо доказала, что темпы и эффективность освобождения масс зависят от реализации именно таких отношений.

Представmnt себе, чего достигли бы колониально эксплуатируемые народы, еще живущие в докапиталистических условиях, если бы западноевропейский пролетариат на рубеже (19-го и 20-го) веков упредил (своими революциями) освободительные революции за пределами (Западной) Европы. Можем ли мы полагать, что дух солидарности человечества и практика равенства всех имеющих человеческое лицо, возобладали бы сразу же и безоговорочно? Рабочий класс Европы объективно соучаствовал в колониализме, что имело идеологические последствия. На Штутгартском конгрессе социалистов в 1907 году предложенный проект резолюции о том, что конгресс не отвергает принципиально всю колониальную политику, поскольку она может иметь цивилизационный эффект при власти социалистов, был отвергнут лишь незначительным большинством голосов. Ленин сообщал, что в комиссии этого конгресса по колониальному вопросу была предпринята попытка «протащить запрет на иммиграцию рабочих из отсталых стран (кули из Китая и т. д.)». Он констатировал: «Это - тот самый дух аристократизма среди пролетариев ряда "цивилизованных" стран, которые получают известные выгоды от своего привилегированного положения и поэтому склонны забывать необходимость интернациональной классовой солидарности» (LW, т. 13, стр. 66 и сл.).

Узкие профсоюзные интересы рабочего класса Запада, который, со своей стороны, закоснел в существенной материальной и культурной отсталости и, более того, не имел столь острой нужды в солидарной внешней политике, как разоренная Советская республика, удалось бы обуздать только при максимуме революционного сознания и самоотверженности. Но бюрократия социал-демократических партий и профсоюзов имела тенденцию культивировать колониалистские предрассудки. Для обостренного чутья нынешнего (в 1970-х годах, но не сейчас!) читателя даже позиция Фридриха Энгельса не была полностью свободна от «образованной» европейской надменности, как это можно видеть, например, в некоторых его комментариях об индийском восстании 1857-59 гг. Немало авторитетов рабочего движения на Западе сперва пытались читать мораль «дикарям» и «полуцивилизованным», а после первых неудач в своих усилиях проповедовать в Азии и Африке протестантскую трудовую этику (буржуйского профессора Макса Вебера), с возмущением отвернулись, как праведный воспитатель от неблагодарного подопечного. В любом случае, вся бюрократия рабочего (движения) имела склонность к воспитательному колониализму. И по всей вероятности опекаемые народы были бы вынуждены выступить против таких гипотетических социалистических правительств - пусть и в несколько более благоприятных условиях, чем раньше, с левым меньшинством европейских социалистов на своей стороне.

Прежде всего мы должны ещё раз повторить, что этим народам абсолютно необходимо своё собственное восстание для (социалистического) преобразования. Они должны сперва культурно отстраниться от (Западной) Европы, одновременно усваивая ее технологические достижения. Ведь экспорт цивилизации Европой (Западом) по самой своей сути является колониалистским, даже если он осуществляется рабочим правительством. Ни Россия, ни Китай не решили бы своих проблем развития такими темпами, с таким высвобождением производительных сил народа, если бы не были вынуждены решать их революционным самоутверждением против враждебного окружения.

Если, как мы теперь понимаем, социалистически-коммунистический строй не может быть основан на одних лишь местных материальных условиях, то смыкание цивилизационного разрыва, о котором говорил Ленин, является главной всемирно-исторической задачей подготовки социализма, стоящей перед самими революционными народами, которые в борьбе выработали необходимую трудовую дисциплину. Революциями в России и Китае, революционным процессом в Латинской Америке, Африке и Азии человечество идет к социализму кратчайшим путем. Там, на «Востоке», проснулись те самые настоящие обездоленные всей Земли. Роль рабочего класса, который был решающей ударной силой русской революции и который, конечно, имеет также и задачи в Западной Европе, в этом контексте должна быть рассмотрена по-новому. Во всяком случае, революция и в Европе не привела бы сразу к тому социализму, на который надеялся Маркс, а - что куда вероятнее - к той столь хорошо известной нам форме, от которой предостерегал Бакунин ввиду, с одной стороны, прусско-германской социал-демократии и, с другой стороны, стиля руководства в Интернационале. Но наш бюрократический централизм всё снова и снова объясняют как следствие отсталости России, которая олнако ответственна лишь за некоторые эксцессы. Поскольку иерархический аппарат функционеров рабочих организаций является потенциальной государственной машиной, то в них зреет не новая Парижская Коммуна, а очищенный от капитализма государственный монополизм.

Мы сможем лучше понять тенденцию государственного монополизма, которая в грядущую эпоху станет предметом борьбы (трудящихся) за освобождение во всем мире, если сравним этот современный переходный период к бесклассовому обществу со старым экономическим деспотизмом, который был господствующей основной формой перехода (человечества) к классовому обществу. Именно поэтому история и современные тенденции развития «Востока» представляют для нас актуальный интерес. Мы увидим, что характер эпохи, как она разворачивается в «столкновении между контрреволюционным империалистическим Западом и революционным и националистическим Востоком», является нынешним последствием всей прежней мировой истории. Поэтому в существенных пунктах необходимо лишь дальнейшее развитие тех предпосылок, которые уже даны в материалистическом обзоре исторического развития Марксом и Энгельсом.

В кратком катехизисе, который наши пропагандисты преподают первокурсникам ВУЗов и в других местах, от богатства этой исторической картины вряд ли что осталось, кроме идеи закономерной последовательности пяти формаций: первобытного коммунизма, рабства, феодализма, капитализма и социализма-коммунизма, плюс возможно ещё концепции всего процесса согласно диалектическому принципу «Aufheben» и «отрицания отрицания». В особености, классикам (марксизма) совершенно неверно приписывают догматизм, согласно которому каждое конкретное общество тело принципиально должно пройти через все эти формации. В качестве чрезвычайной меры пришлось придумывать почти антиисторическую метафору «перепрыгивания» тем или иным народом через целые общественные формации. Но она не даёт теоретической справки даже для азиатских народов СССР, для которых она скорее всего имела бы смысл. (Историк, знакомый с фактами, должен утратить любое настоящее понимание исторического процесса, если он доккатится до того, чтобы заявить, что германские народы, которые «сразу» попали в феодализм, «перепрыгнув через рабовладельческий строй», на что ничто не указывает в период их формирования. - Ведь существованиие рабов в патриархальном домашнем хозяйстве у германских племен, как и у всех древних народов, даже на всем древнем Востоке, не было предшественником античного использования рабов как главной силы в производстве.)

До недавнего времени у нас не разрешалось задавать вопрос о реальной концепции того социального устройства, которое европейские колонизаторы, рыскавшие по свету по окончании Средневековья, находили почти во всех неевропейских странах (если только они не были всё еще первобытно-племенными), будь то Мексика, Центральная Америка и Перу, будь то Индия и Китай, будь то Африка или Ближний Восток. Там, где в действительности речь шла - кроме Америки и Африки - о различных стадиях застоя и упадка древнейшей формации классового общества, которую Маркс экономически описывал как азиатский способ производства, а политически - как восточный деспотизм, обнаруживались разнообразные рабовладельческие и феодальные общества, хотя и наделённые «особенностями», потому что Сталин отрицал концепцию азиатского способа производства.

Если Маркс видел в Азии одну-единственную социальную революцию, совершенную англичанами, то согласно нынешним учебникам, например, в Китае и Индии где-то в первой и, соответственно, во второй половине первого тысячелетия н. э. якобы произошел переворот от «патриархального рабовладельческого общества» (термин тем более бессмысленный, что даже использующие его признают, что там рабство никогда не было характерной чертой производственных отношений) к феодализму. В качестве доказательства приводят несколько чисто описательных черты, общие с европейским феодализмом, ничего не говорящие о внутренней логике азиатской формации. Для Маркса, бывшего приверженцем исторической эволюции конкретных обществ наподобие эволюции организмов (MEW, т. 23, с. 26  и след.) и выводившего свое понятие феодализма из начатого германскими народами европейского развития, для феодализма категорически характерно то, что он имманентно (по своим внутренним причинам) создаёт предпосылки революционной замены себя капитализмом. Что же это за «феодальные производственные отношения», которые - не только в Восточной Азии, но даже и в Турции - «воспроизводятся с неизменностью природных процессов» аж до времен Маркса? (MEW, Том 23, стр. 155).

Это ещё вопрос, насколько универсален тезис Маркса в предисловии к «Критике политической экономии», согласно которому общественные формации под действием своих внутренних противоречий путём социальной революции создают следующие, более высокие формации. Среди «прогрессивных эпох экономической общественной формации» Маркс там на первом месте называет азиатскую. При этом в «Grundrisse - Очерке критики политической экономии» он сам же показал, что и почему она никогда и нигде сама по себе не вела к более высокому способу производства. Даже в древнем рабовладельческом обществе смертельные антагонизмы между производительными силами и производственными отношениями проявлялись только разрушительным образом. В падении Западной Римской Империи не был замешан никакой революционный класс. Задним числом в феодализм вчитывают, что колонат и различные другие отношения зависимости оказываются семенами нового порядка, находящегося вне рабства латифундий, которое стало нежизнеспособным. Но разве Энгельс не придерживался мнения, что германским народам была нужна внешняя движущая сила, хотя бы под влиянием Рима, для ускорения формирования у них классового общества, чтобы придать агонии Рима некий положительный смысл? «... Европу омолодили не их специфические национальные особенности,» - писал он, - «а попросту их варварство, их родоплеменной строй... Фактически только варвары способны омолодить мир умирающей цивилизации, страдающей родовыми муками. И высшая ступень варварства... была именно самой благоприятной для этого процесса. Этим все объясняется» (MEW, том 21, стр. 150 и след.).

Массы «третьего мира» в подавляющем большинстве теперь уже не исконные варвары (этот термин Моргана и Энгельса явно устарел), но поскольку они в своих устаревших цивилизациях, разлагаемых капитализмом, уже не могут жить и даже просто выжить или по меньшей мере низводятся ниже своих традиционных условий существования, то они вынуждены подниматься на борьбу. И в ней они смогут обрести столько свободы от своих старых и новых оков, что смогут основать собственную новую цивилизацию." (Продолжение следует.)

.