ТРОЦКИЙ: ПРОТИВ НАЦИОНАЛ-КОММУНИЗМА - 2

(Окончание)

Л.Д. Троцкий:
"ПРОТИВ НАЦИОНАЛ-КОММУНИЗМА!

ШКОЛА БЮРОКРАТИЧЕСКОГО ЦЕНТРИЗМА, КАК ШКОЛА КАПИТУЛЯЦИЙ

Несколько лет тому назад левая оппозиция предупреждала, что "истинно-русская" теория социализма в отдельной стране неизбежно поведет к развитию социал-патриотических тенденций у других секций Коминтерна. Тогда это казалось фантазией, злостной выдумкой, "клеветой". Но идеи имеют не только свою логику, но и свою взрывчатую силу. Германская компартия в короткий срок втянулась на наших глазах в сферу социал-патриотизма, т. е. тех настроений и лозунгов, на смертельной вражде к которым был воздвигнут Коминтерн. Не поразительно ли? Нет только закономерно!

Метод идейной подделки под противника и классового врага - метод, насквозь противоречащий теории и психологии большевизма - вытекает вполне органически из сущности центризма, из его беспринципности, бессодержательности, идейной пустоты. Так, в течение нескольких лет сталинская бюрократия проводила термидорианскую политику, чтоб вырвать у термидорианцев почву из-под ног. Испугавшись левой оппозиции, сталинская бюрократия стала по кускам подделывать левую платформу. Чтоб вырвать английских рабочих из-под власти тред-юнионизма, сталинцы повели тред-юнионистскую политику вместо марксистской. Чтоб помочь китайским рабочим и крестьянам выйти на самостоятельную дорогу, сталинцы загнали их в буржуазный Гоминдан. Этот перечень можно продолжить без конца. И на больших, и на малых вопросах мы видим один и тот же дух мимичности, постоянную подделку под противника, стремление воспользоваться против врага не собственным своим оружием, - которого, увы, нет! - а оружием, украденным из арсеналов противника.

В том же самом направлении действует и нынешний партийный режим. Мы не раз говорили и писали, что самодержавие аппарата, деморализуя руководящий слой Коминтерна, принижая и обезличивая передовых рабочих, дробя и коверкая революционные характеры, неизбежно ослабляет пролетарский авангард пред лицом врага. Кто покорно склоняет голову пред каждым указом сверху, тот никуда негодный революционный борец!

Центристы-чиновники были зиновьевцами при Зиновьеве, бухаринцами при Бухарине, сталинцами и молотовцами, когда наступило время Сталина и Молотова. Они склоняли головы даже перед Мануильскими, Куусинеными и Лозовскими. Они повторяли в каждый из пройденных этапов слова, интонации и мимику очередного "вождя", они по команде отказывались сегодня от того, в чем клялись вчера, и заложив два пальца в рот, свистали тому отставному начальнику, которого вчера носили на руках. В этом гибельном режиме выхолащивается революционное мужество, опустошается теоретическое сознание, размягчаются позвоночники. Только бюрократы, прошедшие зиновьевско-сталинскую школу, могли с такой легкостью подменить пролетарскую революцию народной революцией и, объявив большевиков-ленинцев ренегатами, поднять на плечах шовинистов типа Шерингера.

"РЕВОЛЮЦИОННАЯ ВОЙНА" И ПАЦИФИЗМ

Дело коммунистической партии Шерингеры и Стенбок-Ферморы милостиво рассматривают, как прямое продолжение гогенцоллернской войны. Жертвы подлейшей империалистической бойни для них остаются героями, павшими за свободу германского народа. Новую войну за Эльзас-Лотарингию и за Восточную Пруссию они готовы назвать "революционной" войной. Они согласны принять - пока что на словах - "народную революцию", если она может послужить средством мобилизации рабочих для их "революционной" войны. Вся их программа - в идее реванша: если завтра им покажется, что той же цели можно достигнуть другим путем, они будут стрелять революционным пролетариям в спину. Не замалчивать это надо, а разоблачать. Не усыплять бдительность рабочих, а пробуждать. Как же поступает партия?

В коммунистической "Фанфаре" от 1 августа, в самый разгар агитации за красный референдум, рядом с портретом Шерингера печатается одно из его новых апостольских посланий. Вот что говорится там дословно: "Дело мертвых мировой войны, которые отдали свою жизнь за свободную Германию, предает всякий, кто сегодня выступает против народной революции, против революционной освободительной войны". Не веришь глазам, читая эти откровения на страницах печати, которая называет себя коммунистической. И все это прикрывается именами Либкнехта и Ленина! Какой длинный кнут взял бы Ленин в руки для полемической расправы над таким коммунизмом. И он не остановился бы на полемических статьях. Он стал бы добиваться созыва экстренного международного конгресса, чтобы безжалостно очистить ряды пролетарского авангарда от гангрены шовинизма.

"Мы не пацифисты", гордо возражают нам Тельманы, Ремеле и все прочие. "Мы принципиально стоим за революционную войну". В доказательство они готовы привести несколько цитат из Маркса и Ленина, подобранных для них в Москве невежественным "красным профессором". Можно подумать в самом деле, будто Маркс и Ленин были глашатаями национальной войны, а не пролетарской революции! Будто понимание революционной войны у Маркса и Ленина имеет что-либо общее с националистической идеологией фашистских офицеров и центристских унтеров. Дешевой фразой о революционной войне сталинская бюрократия привлекает десяток авантюристов, но отталкивает сотни тысяч и миллионы социал-демократических, христианских и беспартийных рабочих.

- Значит, вы нам рекомендуете подделываться под пацифизм социал-демократии? возразит какой-нибудь особенно глубокомысленный теоретик новейшего курса. Нет, подделываться мы меньше всего склонны, даже под настроения рабочего класса; но считаться с ними необходимо. Только правильно оценивая настроения глубоких масс пролетариата, можно привести его к революции. Бюрократия же, подделываясь под фразеологию мелкобуржуазного национализма, игнорирует действительные настроения рабочих, которые не хотят войны, которые не могут ее хотеть, и которых отталкивает воинственное фанфаронство новой фирмы: Тельман, Шерингер, граф Стенбок-Фермор, Гейнц Нойман и К.

С возможностью революционной войны, в случае завоевания власти пролетариатом, марксизм не может, разумеется, не считаться. Но отсюда еще очень далеко до того, чтоб историческую вероятность, которая может быть нам навязана ходом событий после завоевания власти, превращать в боевой политический лозунг до завоевания власти. Революционная война, как вынужденное, при известных условиях, последствие пролетарской победы - это одно. "Народная" революция, как средство для революционной войны, это нечто совсем другое, даже прямо противоположное.

Несмотря на принципиальное признание революционной войны, правительство советской России подписало, как известно, тягчайший брест-литовский мир. Почему? Потому, что крестьяне и рабочие, за исключением небольшой передовой прослойки, не хотели войны. Те же крестьяне и рабочие геройски защищали потом советскую революцию от бесчисленных врагов. Но когда мы попытались превратить навязанную нам Пилсудским тяжкую оборонительную войну в наступательную, мы потерпели поражение, и эта ошибка, выросшая из неправильного учета сил, очень тяжко ударила по развитию революции.

Красная армия существует уже 14-й год. "Мы не пацифисты". Но почему же советское правительство заявляет по всякому поводу о своей мирной политике? Почему оно предлагает разоружение и заключает договора о ненападении? Почему оно не пускает в ход Красную армию, как орудие мировой пролетарской революции? Очевидно, недостаточно быть в принципе за революционную войну. Надо, кроме того, еще иметь голову на плечах. Надо учитывать обстановку, соотношение сил и настроение масс.

Если это обязательно для рабочего правительства, имеющего в своих руках мощный государственный аппарат принуждения, то тем более внимательно должна считаться с настроениями рабочих и вообще трудящихся революционная партия, которая может действовать только убеждением, а не принуждением. Революция для нас - не подсобное средство для войны против Запада, а, наоборот, средство для того, чтобы избегнуть войны, чтобы покончить с войной навсегда. С социал-демократией мы боремся не тем, что высмеиваем стремление к миру, свойственное всякому труженику, а тем, что разоблачаем фальшь ее пацифизма, ибо капиталистическое общество, каждодневно спасаемое социал-демократией, немыслимо без войн. "Национальное освобождение" Германии для нас не в войне с Западом, а в пролетарской революции, охватывающей и центральную и западную Европу, и объединяющей ее с восточной Европой в виде Советских Соединенных Штатов. Только такая постановка вопроса может сплотить рабочий класс и сделать его центром притяжения для отчаявшихся мелкобуржуазных масс. Чтоб пролетариат мог продиктовать свою волю современному обществу, его партия не должна стыдиться быть пролетарской партией и говорить своим собственным языком: не языком национального реванша, а языком интернациональной революции.

КАК ДОЛЖНЫ БЫЛИ БЫ РАССУЖДАТЬ МАРКСИСТЫ

Красный референдум не упал с неба; он вырос из далеко зашедшего идеологического перерождения партии. Но от этого он не перестает быть самой злостной авантюрой, какую можно себе представить. Референдум вовсе не стал исходным моментом революционной борьбы за власть. Он целиком остался в рамках вспомогательного парламентского маневра. При его помощи партия умудрилась нанести самой себе комбинированное поражение: укрепив социал-демократию и, следовательно правительство Брюнинга, прикрыв поражение фашистов, оттолкнув от себя рабочих социал-демократов и значительную часть своих собственных избирателей, партия стала на другой день после референдума значительно слабее, чем была накануне. Лучшей услуги германскому и мировому капитализму нельзя было оказать.

Капиталистическое общество, особенно в Германии, было за последние полтора десятилетия несколько раз накануне крушения, но оно каждый раз выкарабкивалось из катастрофы. Одних экономических и социальных предпосылок для революции недостаточно. Нужны политические предпосылки, т. е. такое соотношение сил, которое, если не обеспечивает победу заранее - таких положений не бывает в истории, - то делает ее возможной и вероятной. Стратегический расчет, смелость, решимость превращают затем вероятное в действительное. Но никакая стратегия не может невозможное превратить в возможное.

Вместо общих фраз об углублении кризиса и об "изменении ситуации", Центральный комитет обязан был точно указать, каково в настоящий момент соотношение сил в германском пролетариате, в профессиональных союзах, в фабрично-заводских комитетах, каковы связи партии с сельскохозяйственными рабочими и проч. Эти данные допускают точную проверку и не составляют тайны. Если б Тельман имел мужество открыто перечислить и взвесить все элементы политической обстановки, то он вынужден был бы прийти к выводу: несмотря на чудовищный кризис капиталистической системы и на значительный рост коммунизма за последний период, партия все еще слишком слаба, чтобы стремиться форсировать революционную развязку. К этой цели стремятся, наоборот, фашисты. В этом им готовы помочь все буржуазные партии, в том, числе и социал-демократия. Ибо коммунистов все они боятся больше, чем фашистов. При помощи прусского плебисцита национал-социалисты хотели вызвать крушение архи-неустойчивого государственного равновесия, чтобы вынудить колеблющиеся слои буржуазии поддержать их, фашистов, в деле кровавой расправы над рабочими. Помогать в этом фашистам с нашей стороны было бы величайшей глупостью. Вот почему мы против фашистского плебисцита. - Так должен был бы закончить Тельман свой доклад, если бы в нем осталась крупица марксистской совести.

После этого следовало бы открыть дискуссию, как можно более широкую и откровенную, ибо господам вождям, даже и такими непогрешимыми, как Гейнц Нойман и Ремеле, нужно внимательно выслушивать на всех поворотах голоса массы. Нужно вслушиваться не только в официальные слова, которые подчас говорит коммунист, но и в те, более глубокие, более массовые мысли, которые скрываются под его словами. Нужно не командовать рабочими, а уметь учиться у них.

Если б дискуссия была открыта, то вероятно один из участников ее произнес бы такую приблизительно речь: "Тельман прав, когда доказывает, что, несмотря на несомненные изменения обстановки, мы, по соотношению сил, не должны стремиться к форсированию революционной развязки. Но именно поэтому к развязке, как мы видим, толкают наиболее решительные крайние враги. Сможем ли мы в таком случае выгадать необходимое нам время, чтобы произвести предварительную передвижку в соотношении сил, т. е. вырвать основные пролетарские массы из-под влияния социал-демократии, и тем заставить отчаявшиеся низы мелкой буржуазии повернуться лицом к пролетариату и спиною к фашизму? Хорошо, если это удастся. А что, если фашисты против нашей воли доведут все же дело до развязки в ближайшее время? Тогда пролетарская революция окажется снова обреченной на тяжкое поражение?

На это Тельман, если б он был марксистом, ответил бы приблизительно так: Разумеется, выбор момента решительного боя зависит не только от нас, но и от наших врагов. Мы все согласны в том, что задачей нашей стратегии в настоящий момент является затруднить, а не облегчить нашим врагам форсирование развязки. Если наши враги тем не менее навяжут нам бой, мы, конечно, примем его, ибо нет и не может быть более тяжкого, более гибельного, более уничтожающего, более деморализующего поражения, как сдача великих исторических позиций без боя. Если инициативу развязки возьмут на себя - явно для народных масс - фашисты, они в нынешних условиях толкнут в нашу сторону широкие слои трудящихся. У нас в этом случае будет тем больше шансов одержать победу, чем яснее мы сегодня покажем и докажем рабочим миллионам, что вовсе не собираемся совершать переворотов без них и против них. Мы должны поэтому открыто сказать социал-демократическим, христианским и беспартийным рабочим: фашисты, небольшое меньшинство, хотят низвергнуть нынешнее правительство, чтоб захватить власть; мы, коммунисты, считаем нынешнее правительство врагом пролетариата; но это правительство опирается на ваше доверие и на ваши голоса; мы хотим опрокинуть это правительство путем союза с вами, а не посредством союза с фашистами против вас. Если фашисты попробуют устроить восстание, то мы коммунисты, будем с ними бороться до последней капли крови, - не для того, чтобы защитить правительство Брауна-Брюнинга, а для того, чтоб охранить от удушения и истребления цвет пролетариата, рабочие организации, рабочую печать, не только наши, коммунистические, но и ваши, социал-демократические. Мы готовы вместе с вами защищать любой рабочий дом, любую типографию рабочей газеты от нападения фашистов. И мы требуем от вас, чтоб вы обязались прийти нам на помощь в случае угрозы нашим организациям. Мы вам предлагаем единый фронт рабочего класса против фашистов. - Чем тверже и настойчивее мы будем проводить эту политику, применяя ее ко всем вопросам, тем труднее будет фашистам застигнуть нас врасплох, тем меньше у них будет шансов разбить нас в открытом бою. - Так ответил бы наш воображаемый Тельман.

Но тут берет слово оратор, проникнутый насквозь великими идеями Гейнца Ноймана. - Из такой политики, скажет он, все равно ничего не выйдет. Социал-демократические вожди скажут рабочим: не верьте коммунистам, они вовсе не озабочены спасением рабочих организаций, а хотят попросту захватить власть; нас они считают социал-фашистами, и разницы между нами и националистами они не делают. Вот почему политика, которую предлагает Тельман, сделает нас лишь смешными в глазах социал-демократических рабочих.

На это Тельман должен был бы ответить так: Называть социал-демократов фашистами - это, конечно, глупость, которая в каждый критический момент сбивает нас самих с толку и мешает нам найти дорогу к социал-демократическим рабочим. Отказаться от этой глупости есть самое лучшее, что мы можем сделать. Что касается того, будто, под видом защиты рабочего класса и его организаций, мы просто хотим захватить власть, мы скажем социал-демократическим рабочим: да, мы, коммунисты, стремимся завоевать власть, но для этого нам нужно безусловное большинство рабочего класса. Попытка захватить власть, опираясь на меньшинство, была бы презренным авантюризмом, с которым мы не имеем ничего общего. Мы не можем заставить большинство рабочих идти за нами, мы можем их только убедить. Если б фашисты разгромили рабочий класс, то о завоевании власти коммунистами не могло бы быть и речи. Охранить от фашистов рабочий класс и его организации, значит для нас обеспечить себе возможность убедить рабочий класс и повести его за собою. Мы не можем, поэтому, прийти к власти иначе, как охраняя, если нужно с оружием в руках, все элементы рабочей демократии в капиталистическом государстве.

К этому Тельман мог бы еще добавить: Чтоб завоевать прочное, несокрушимое доверие большинства рабочих, мы больше всего должны остерегаться пускать им пыль в глаза, преувеличивать наши силы, закрывать глаза на факты, или, еще хуже, искажать их. Надо говорить то, что есть. Врагов мы не обманем, у них тысячи органов для проверки. Обманывая рабочих, мы обманываем себя. Притворяясь более сильными, мы только ослабляем себя. В этом, друзья, нет никакого "маловерия", никакого "пессимизма". Нам ли быть пессимистами? Перед нами гигантские возможности. У нас неизмеримое будущее. Судьба Германии, судьба Европы, судьба всего мира зависит от нас. Но именно тот, кто твердо верит в революционное будущее, не нуждается в иллюзиях. Марксистский реализм есть предпосылка революционного оптимизма.

Так ответил бы Тельман, если б он был марксистом. Но, к несчастью, он не марксист.

ПОЧЕМУ МОЛЧАЛА ПАРТИЯ?

Но как же могла молчать партия? Доклад Тельмана, означавший поворот на 180 градусов в вопросе о референдуме, был принят без дискуссии. Так было предложено сверху: а предложено, значит приказано. Все отчеты "Роте Фане" свидетельствуют, что на всех собраниях партии референдум был принят "единогласно". Это единогласие выдается за признак особой силы партии. Где и когда еще в истории революционного движения бывала такого рода немая "монолитность"? Тельманы и Ремеле клянутся большевизмом. Но вся история большевизма есть история напряженной внутренней борьбы, в которой партия завоевывала свои взгляды и выковывала свои методы. Летопись 1917 года, величайшего года в истории партии, полна напряженной внутренней борьбой, как и история первого пятилетия после завоевания власти: при этом - ни одного раскола, ни одного крупного исключения по политическим мотивам. А ведь как-никак во главе большевистской партии стояли вожди другого роста, другого закала и другого авторитета, чем Тельман, Ремеле и Нойман. Откуда же эта ужасающая нынешняя "монолитность", это гибельное единогласие, которое каждый поворот злосчастных вождей превращает в абсолютный закон для гигантской партии?

"Никаких дискуссий"! Ибо, как поясняет "Роте Фане", "в этой ситуации нужны не речи, а дела". Отвратительное лицемерие! Партия должна совершать "дела", отказываясь от их предварительного обсуждения. И о каких "делах" идет в данном случае речь? О том, чтоб поставить крестик на четырехугольнике казенной бумаги, при чем при подсчете пролетарских крестиков нет даже возможности установить, не есть ли это фашистский крест (Hackenkreuz). Принимай без сомнений, без размышлений, без вопросов, даже без тревоги в глазах новый козлиный прыжок данных богом вождей, иначе ты - ренегат и контрреволюционер! Вот тот ультиматум, который интернациональная сталинская бюрократия, как револьвер, держит у виска каждого передового рабочего.

Внешним образом кажется, что масса мирится с этим режимом и что все идет прекрасно. Но нет! Масса совсем не глина, из которой можно лепить, что угодно. Она по своему, медленно, но очень внушительно реагирует на ошибки и нелепости руководства. Она по своему сопротивлялась теории "третьего периода", бойкотируя бесчисленные красные дни. Она покидает французские унитарные синдикаты, когда не может нормальным путем противодействовать экспериментам Лозовского-Монмуссо. Не приняв "идеи" красного референдума, сотни тысяч и миллионы рабочих уклоняются от участия в нем. Это и есть расплата за преступления центристской бюрократии, которая недостойно подделывается под классового врага, но зато собственную партию крепко держит за горло.

ЧТО ГОВОРИТ СТАЛИН?

Действительно ли Сталин санкционировал авансом новый зигзаг? Никто этого не знает, как никто не знает мнений Сталина насчет испанской революции. Сталин молчит. Когда более скромные вожди, начиная с Ленина, хотели оказать влияние на политику братской партии, они произносили речи или писали статьи. Дело в том, что им было, что сказать. Сталину нечего сказать. Он хитрит с историческим процессом так же, как он хитрит с отдельными людьми. Он думает не о том, как помочь немецкому или испанскому пролетариату сделать шаг вперед, а о том, как заранее обеспечить себе самому политическое отступление.

Непревзойденным образцом двойственности Сталина в основных вопросах мировой революции является его отношение к немецким событиям в 1923 году. Напомним, что писал он Зиновьеву и Бухарину в августе того года: "Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с. д., созрели ли они уже для этого, - в этом, по моему, вопрос. Беря власть, мы имели в России такие резервы, как: а) мир, б) землю крестьянам, в) поддержку громадного большинства рабочего класса, г) сочувствие крестьянства. Ничего такого у немецких коммунистов сейчас нет. Конечно, они имеют по соседству Советскую страну, чего у нас не было, но что можем мы им дать в данный момент? Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это "в лучшем случае". А в худшем случае - их разобьют вдребезги и отбросят назад... По моему, немцев надо удержать, а не поощрять". Сталин стоял, таким образом, вправо от Брандлера, который в августе-сентябре 1923 года считал, наоборот, что завоевать власть в Германии не будет стоить никакого труда, но что трудности начнутся только на другой день после завоевания власти. Официальное мнение Коминтерна состоит ныне в том, что брандлерианцы упустили осенью 1923 года исключительную революционную ситуацию. Верховным обвинителем брандлерианцев является... Сталин. Объяснился ли он, однако, с Коминтерном по поводу своей собственной позиции в 1923 г.? Нет, в этом нет ни малейшей надобности: достаточно запретить секциям Коминтерна поднимать этот вопрос.

По тому же образцу Сталин попытается, несомненно, разыграть и вопрос о референдуме. Уличить его Тельман*1 не сможет, если б и посмел. Сталин подтолкнул через своих агентов немецкий ЦК, а сам двусмысленно отошел назад. В случае успеха новой политики, все Мануильские и Ремеле провозгласили бы, что инициатива ее принадлежит Сталину. А на случай провала Сталин сохранил полную возможность найти виноватого. В этом ведь и состоит квинт-эссенция его стратегии. В этой области он силен.
/*1 Вопрос о том, действительно ли Тельман был против последнего поворота и лишь подчинился Ремеле и Нойману, нашедшим опору в Москве, нас здесь не занимает, как чисто личный и эпизодический: дело идет о системе. Тельман не посмел апеллировать к партии и следовательно несет всю ответственность.

ЧТО ГОВОРИТ "ПРАВДА"?

А что же говорит все-таки "Правда", первая газета первой партии Коммунистического Интернационала? "Правда" не сумела дать ни одной серьезной статьи, ни одной попытки анализа положения в Германии. Из великой программной речи Тельмана она застенчиво приводит полдюжины бессодержательных фраз. Да и что может сказать нынешняя безголовая, бесхребетная, запутавшаяся в противоречиях, услужающая бюрократии "Правда"? О чем может говорить "Правда" при молчащем Сталине?

24 июля "Правда" следующим образом объясняла берлинский поворот: "Неучастие в референдуме означало бы, что коммунисты стоят за нынешний реакционный Ландтаг". Все дело сводится здесь к простому вотуму недоверия. Но почему же в таком случае коммунисты не взяли на себя инициативу референдума, почему они в течение месяцев боролись против этой инициативы, и почему они 21 июля стали перед ней вдруг на колени? Аргумент "Правды" есть запоздалый аргумент парламентского кретинизма, и только.

11 августа, после референдума, "Правда" меняет аргументацию: "Смысл участия в референдуме заключался для партии во внепарламентской мобилизации масс". Но ведь для этой именно цели, для внепарламентской мобилизации масс, назначен был день 1 августа. Не будем сейчас останавливаться на критике календарных красных дней. Но 1-го августа коммунистическая партия во всяком случае мобилизовала массы под собственными лозунгами и под собственным руководством. Почему же через неделю понадобилась новая мобилизация, притом такая, когда мобилизуемые не видят друг друга, когда никто их не может подсчитать, когда ни сами они, ни их друзья, ни их враги не могут отличить их от их смертельных врагов?

На следующий день, в номере от 12 августа, "Правда" заявляет не больше, не меньше, как то, что "результаты голосования означают... самый большой удар из всех, которые рабочий класс наносил социал-демократии до сих пор". Не будем приводить цифры статистики референдума. Они известны всем (кроме читателей "Правды"), и они бьют нелепое и постыдное бахвальство "Правды" по лицу. Лгать рабочим, пускать им пыль в глаза эти люди считают в порядке вещей.

Официальный ленинизм раздавлен и растоптан каблуками бюрократического эпигонства. Но неофициальный ленинизм жив. Пусть не думают разнуздавшиеся чиновники, что все пройдет для них безнаказанно. Научно-обоснованные идеи пролетарской революции сильнее аппарата, сильнее любой кассы, сильнее самых свирепых репрессий. Аппаратом, кассой и репрессиями наши классовые враги неизмеримо сильнее нынешней сталинской бюрократии. И тем не менее на территории России мы их победили. Мы показали, что их можно победить. Революционный пролетариат победит их всюду. Для этого ему необходима правильная политика. В борьбе со сталинским аппаратом пролетарский авангард отвоюет свое право вести политику Маркса и Ленина.

Л. Троцкий., 25 августа 1931 г."

.

ТРОЦКИЙ: ПРОТИВ НАЦИОНАЛ-КОММУНИЗМА - 1

В нынешнее постыдное безвременье глобального торжества буржуазно-бюрократической реакции и насаждения варварства и невежества стали общепринятыми совершенно фальшивые, лживые ярлыки. Так, коррупция буржуазного государства лживо именуется (особенно в США) "социализмом", мелкобуржуазные ренегаты - "левыми" (особенно в Европе), а фашиствующий национализм - "патриотизмом" (особенно во всех бывших союзных республиках СССР). Этот "патриотизм" пропагандируют не только буржуйские властители, ведущие междоусобицы между прежде братскими народами СССР - Зеленский и Путин, Пашинян и Алиев, но и всяческие "левые" демагоги.

Социализм неразрывно связан с интернационализмом. Это всей своей деятельностью утверждали Маркс (один из создателей 1-го Интернационала) и Ленин (создатель 3-го Интернационала (Коминтерна). Даже подонок Джугашвили-сталин был (только на словах) "интернационалистом", а на деле - националистом, ликвидировав Коминтерн, и типичным восточным деспотом, совершенно произвольно репрессировав целые народы (адыгейцев, евреев, корейцев, крымских татар, немцев Поволжья, черкесов и чеченцев) и огульно "помиловав" другие - поляков и украинцев). А ведь с классовой точки зрения важно то, кто ты - буржуй или трудящийся, а не то, что ты - русский, еврей или узбек.

Национализм всегда и во всех своих разновидностях от буржуазного "патриотизма" до фашистского и религиозного экстремизма, будь то "национал-большевизм", католицизм, расизм, "западная цивилизация", сталинизм, сионизм, "православие", "чучхе", мусульманская "умма" и т.д. и т.п. - это буржуйская демагогия и инструмент разжигания конфликтов и войн.

Как противоядие против такой популистской демагогии я перепостирую здесь статью Троцкого 1931 года "Против национал-коммунизма". История свидетельствует, что "национал-коммунистическое" извращение марксизма сталиным и его немецкой пешкой по имени Эрнст Тельман уже через год привело к росту популярности гитлеровского фашизма в "народных массах" и захвату им политической власти в Германии.

Источник текста: https://www.marxists.org/russkij/trotsky/works/trotm305.html .

*  *  *

Л.Д. Троцкий:
"ПРОТИВ НАЦИОНАЛ-КОММУНИЗМА!

(Уроки "красного" референдума)

Как все опрокидывается на голову.
"Единый фронт", но с кем?
Вопрос о соотношении сил.
Оглянемся на русский опыт.
С потушенными фонарями.
"Народная революция" вместо пролетарской революции.
"Народная революция", как средство "национального освобождения".
Школа бюрократического центризма, как школа капитуляций.
"Революционная война" и пацифизм.
Как должны были бы рассуждать марксисты.
Почему молчала партия?
Что говорит Сталин?
Что говорит "Правда"?

Когда эти строки дойдут до читателя, они в той или другой части окажутся, может быть, устаревшими. Усилиями сталинского аппарата, при дружественном содействии всех буржуазных правительств, автор этих строк поставлен в такие условия, при которых он может реагировать на политические события не иначе, как с запозданием на несколько недель. К этому надо еще прибавить, что автор вынужден опираться на далеко неполную информацию. Читатель должен это иметь в виду. Но и из крайне невыгодной обстановки надо попытаться извлечь хоть некоторое преимущество. Не имея возможности реагировать на события изо дня в день, во всей их конкретности, автор вынужден сосредоточивать свое внимание на основных пунктах и узловых вопросах. В этом оправдание настоящей работы.

КАК ВСЕ ОПРОКИДЫВАЕТСЯ НА ГОЛОВУ

Ошибки германской компартии в вопросе о плебисците принадлежат к числу тех, которые будут становиться, чем дальше, тем яснее, и в конце концов войдут в учебники революционной стратегии, как образец того, чего не надо делать.

В поведении Центрального комитета ГКП все ошибочно: неправильно оценена обстановка, неправильно поставлена ближайшая цель, неправильно выбраны средства для ее достижения. Попутно руководство партии умудрилось опрокинуть все те "принципы", которые оно проповедовало в течение последних лет.

21 июля ЦК обратился к прусскому правительству с требованием демократических и социальных уступок, угрожая в противном случае выступить за референдум. Выдвигая свои требования, сталинская бюрократия фактически обращалась к верхушке социал-демократической партии с предложением на известных условиях единого фронта против фашистов. Когда социал-демократия отвергла предложенные ей условия, сталинцы создали единый фронт с фашистами против социал-демократии. Значит политика единого фронта ведется не только "снизу", но и "сверху". Значит Тельману разрешается обращаться к Брауну и Зеверингу с "открытым письмом" о совместной защите демократии и социального законодательства от банд Гитлера. Так эти люди, даже не замечая того, что делают, ниспровергли свою метафизику единого фронта "только снизу" посредством самого нелепого и самого скандального опыта единого фронта только сверху, неожиданно для масс и против воли масс.

Если социал-демократия представляет только разновидность фашизма, то как же можно официально предъявлять социал-фашистам требование о совместной защите демократии? Став на путь референдума, партийная бюрократия никаких условий национал-социалистам не поставила. Почему? Если социал-демократы и национал-социалисты только оттенки фашизма, то почему можно ставить условия социал-демократии и почему нельзя их ставить национал-социалистам? Или же между этими двумя "разновидностями" существуют какие-то очень важные качественные различия, в отношении социальной базы и методов обмана масс? Но тогда не называйте тех и других фашистами, ибо названия в политике служат для того, чтоб различать, а не для того, чтоб все валить в одну кучу.

Верно ли, однако, что Тельман вступил в единый фронт с Гитлером? Коммунистическая бюрократия назвала референдум Тельмана "красным", в отличие от черного или коричневого плебисцита Гитлера. Что дело идет о двух смертельно враждебных партиях, стоит, разумеется, вне сомнений, и вся ложь социал-демократии не заставит рабочих забыть это. Но факт остается фактом: в известной кампании сталинская бюрократия вовлекла революционных рабочих в единый фронт с национал-социалистами против социал-демократии. Если б, по крайней мере, в бюллетенях можно было отмечать свою партийную принадлежность, то референдум имел бы хоть то оправдание (в данном случае политически совершенно недостаточное), что позволил бы подсчитать свои силы и тем самым отделить их от сил фашизма. Но немецкая "демократия" не позаботилась в свое время обеспечить за участниками референдума право отмечать свою партийность. Все голосующие сливаются в одну нерасчленимую массу, которая на определенный вопрос дает один и тот же ответ. В рамках этого вопроса единство фронта с фашистами есть несомненный факт.

Так с ночи на утро все оказалось опрокинуто на голову.

"ЕДИНЫЙ ФРОНТ", НО С КЕМ?

Какую политическую цель преследовало своим поворотом правление компартии? Чем больше читаешь официальные документы и речи вождей, тем меньше понимаешь эту цель. Прусское правительство, говорят нам, прокладывает дорогу фашистам. Это совершенно правильно. Имперское правительство Брюнинга, прибавляют вожди компартии, фактически фашизирует республику и совершило уже большую работу на этом пути. Совершенно правильно, отвечаем мы на это. Но ведь без прусского Брауна имперский Брюнинг держаться не может! говорят сталинцы. И это верно, отвечаем мы. До этого пункта получается полное согласие. Но какие же отсюда вытекают политические выводы? У нас нет ни малейшего основания поддерживать правительство Брауна, брать за него хоть тень ответственности перед массами или хоть на йоту ослаблять нашу политическую борьбу против правительства Брюнинга и его прусской агентуры. Но еще меньше у нас основания помогать фашистам заменить правительство Брюнинга-Брауна. Ибо, если мы вполне основательно обвиняем социал-демократию в том, что она прокладывает дорогу фашизму, то наша собственная задача меньше всего может состоять в том, чтобы сократить фашизму эту дорогу.

Циркулярное письмо Центрального комитета германской коммунистической партии всем ячейкам от 27 июля особенно безжалостно обнажает несостоятельность руководства, ибо является продуктом коллективной разработки вопроса. Суть письма, освобожденная от путаницы и противоречий, сводится к тому, что нет, в конце концов, никакой разницы между социал-демократами и фашистами, т. е. нет разницы между врагом, который обманывает рабочих и предает их, пользуясь их долготерпением, и врагом, который попросту хочет зарезать их. Чувствуя бессмыслицу такого отождествления, авторы циркулярного письма неожиданно делают поворот и изображают красный референдум, как "решительное применение политики единого фронта снизу (!) по отношению к социал-демократическим, христианским и беспартийным рабочим". Каким образом выступление в плебисците рядом с фашистами, против социал-демократии и партии центра, является применением политики единого фронта по отношению к социал-демократическим и христианским рабочим, этого не поймет никакая пролетарская голова. Речь идет, очевидно, о тех с.-д. рабочих, которые оторвавшись от своей партии, приняли участие в референдуме. Сколько их? Под политикой единого фронта следовало бы, во всяком случае, понимать совместное выступление не с теми рабочими, которые ушли из социал-демократии, а с теми, которые остаются в ее рядах. К несчастью, их еще очень много.

ВОПРОС О СООТНОШЕНИИ СИЛ.

Единственная фраза в речи Тельмана 24 июля, которая похожа на серьезное обоснование поворота, гласит так: "красный референдум, путем использования возможностей легального, парламентарного массового действия, представляет собою шаг вперед в сторону внепарламентарной мобилизации масс". Если эти слова имеют какой-нибудь смысл, то лишь следующий: мы берем за точку исхода нашего генерального революционного наступления парламентское голосование, чтоб легальным путем опрокинуть правительство социал-демократии и связанных с ней партий золотой середины, и чтобы затем, напором революционных масс, опрокинуть фашизм, пытающийся стать наследником социал-демократии. Другими словами: прусский референдум играет лишь роль трамплина для революционного скачка. Да, в качестве трамплина плебисцит был бы оправдан полностью. Голосуют ли рядом с коммунистами фашисты или нет, это теряло бы всякое значение с того момента, как пролетариат своим натиском опрокидывает фашистов и берет в свои руки власть. Для трамплина можно воспользоваться всякой доской, в том числе и доской референдума. Нужно только иметь возможность действительно совершить прыжок, не на словах, а на деле. Проблема сводится, следовательно, к соотношению сил. Выйти на улицу с лозунгом "долой правительство Брюнинга-Брауна", если, по соотношению сил, на смену ему может прийти лишь правительство Гитлера-Гугенберга есть чистейший авантюризм. Тот же лозунг получает, однако, совсем другой смысл, если становится вступлением к непосредственной борьбе самого пролетариата за власть. В первом случае коммунисты оказались бы в глазах массы помощниками реакции; во втором же случае вопрос о том, как голосовали фашисты, прежде чем были раздавлены пролетариатом, потерял бы всякое политическое значение.

Вопрос о совпадении голосований с фашистами мы рассматриваем, следовательно, не с точки зрения какого-либо абстрактного принципа, а с точки зрения реальной борьбы классов за власть и соотношения сил на данной стадии этой борьбы.

ОГЛЯНЕМСЯ НА РУССКИЙ ОПЫТ.

Можно считать неоспоримым, что в момент пролетарского восстания различие между социал-демократической бюрократией и фашистами действительно сведется к минимуму, если не к нулю. В октябрьские дни русские меньшевики и эсеры боролись против пролетариата рука об руку с кадетами, корниловцами, монархистами. Большевики вышли в октябре из Предпарламента на улицу, чтобы звать массы на вооруженное восстание. Если бы одновременно с большевиками из Предпарламента выступила в те дни, скажем, какая-либо группа монархистов, то никакого политического значения это не имело бы, ибо монархисты были опрокинуты заодно с демократами.

К октябрьскому восстанию партия пришла, однако, через ряд ступеней. Во время апрельской демонстрации 1917 года часть большевиков выбросила лозунг: "долой Временное правительство". Центральный комитет немедленно же одернул ультралевых. Конечно, мы должны пропагандировать необходимость низвергнуть Временное правительство; но звать под этим лозунгом массы на улицу мы не можем еще, ибо сами мы в рабочем классе в меньшинстве. Если, при этих условиях, мы свергнем Временное правительство, то заменить его мы не сможем и, следовательно, поможем контрреволюции. Надо терпеливо разъяснять массам антинародный характер этого правительства, прежде чем придет час свергнуть его. Такова была позиция партии.

В течение следующего периода лозунг партии гласил: "долой министров-капиталистов". Это было обращенное к социал-демократии требование разорвать коалицию с буржуазией. В июле мы руководили демонстрацией рабочих и солдат под лозунгом "вся власть советам", что означало в тот момент: вся власть меньшевикам и эсерам. Меньшевики и эсеры вместе с белогвардейцами разгромили нас.

Через два месяца Корнилов восстал против Временного правительства. В борьбе с Корниловым большевики сейчас же заняли передовые позиции. Ленин находился в это время в подполье. Тысячи большевиков сидели в тюрьмах. Рабочие, солдаты и матросы требовали освобождения своих вождей и большевиков вообще. Временное правительство не соглашалось. Не должен ли был Центральный комитет большевиков обратиться к правительству Керенского с ультиматумом: немедленно освободить большевиков и снять с них подлое обвинение в службе Гогенцоллернам, - и, в случае отказа Керенского, отказаться бороться против Корнилова? Так поступил бы вероятно Центральный комитет Тельмана-Ремеле-Ноймана. Но не так поступил Центральный комитет большевиков. Ленин писал тогда: "Глубочайшей ошибкой было бы думать, что революционный пролетариат способен, так сказать, из "мести" эсерам и меньшевикам за их поддержку разгрома большевиков, расстрелов на фронте и разоружение рабочих "отказаться" поддерживать их против контрреволюции. Такая постановка вопроса была бы, во-первых, перенесением мещанских понятий о морали на пролетариат (ибо для пользы дела пролетариат поддержит всегда не только колеблющуюся мелкую буржуазию, но и крупную буржуазию); она была бы, во-вторых, - и это главное, - мещанской попыткой затемнить посредством "морализирования" политическую суть дела".

Если б мы не дали в августе отпора Корнилову и тем облегчили бы ему победу, то он первым делом истребил бы цвет рабочего класса и, следовательно, помешал бы нам одержать через два месяца победу над соглашателями и покарать их - не на словах, а на деле - за их исторические преступления.

Именно "мещанским морализированьем" занимаются Тельман и К°, когда в обоснование своего собственного поворота начинают перечислять бесчисленные гнусности, совершенные вождями социал-демократии!

С ПОТУШЕННЫМИ ФОНАРЯМИ.

Исторические аналогии суть только аналогии. О тождественности условий и задач не может быть и речи. Но на условном языке аналогий мы можем спросить: стоял ли в Германии в момент референдума вопрос об обороне от корниловщины или, действительно, о низвержении всего буржуазного строя пролетариатом? Этот вопрос решается не голыми принципами, не полемическими формулами, а соотношением сил. С какой тщательностью и добросовестностью большевики изучали, подсчитывали и измеряли соотношение сил на каждом новом этапе революции! Попыталось ли руководство германской компартии, вступая в борьбу, подвести предварительный баланс борющихся сил? Ни в статьях, ни в речах мы такого баланса не находим. Подобно своему учителю Сталину, берлинские ученики ведут политику с потушенными фонарями.

Свои соображения по решающему вопросу о соотношении сил Тельман свел к двум-трем общим фразам. "Мы не живем более в 1923 году, - говорил он в своем докладе. - Коммунистическая партия есть ныне партия многих миллионов, которая бешено растет". И это все! Тельман не мог ярче показать, в какой мере ему чуждо понимание различия обстановки 1923 и 1931 годов! Тогда социал-демократия разваливалась по кускам. Рабочие, не успевшие покинуть ряды социал-демократии, поворачивали с надеждой взоры в сторону коммунистической партии. Тогда фашизм представлял собою в гораздо большей степени чучело на огороде буржуазии, чем серьезную политическую реальность. Влияние коммунистической партии на профессиональные союзы и заводские комитеты было в 1923 году несравненно значительнее, чем сейчас. Заводские комитеты выполняли тогда фактически основные функции советов. Под социал-демократической бюрократией в профсоюзах почва с каждым днем уходила из под ног.

Тот факт, что обстановка 1923 г. не была использована оппортунистическим руководством Коминтерна и ГКП, живет до сих пор в сознании классов и партий и во взаимоотношениях между ними. Коммунистическая партия, говорит Тельман, есть партия миллионов. Мы этому радуемся, мы этим гордимся. Но мы не забываем, что и социал-демократия остается еще партией миллионов. Мы не забываем, что, благодаря ужасающей цепи эпигонских ошибок 1923 - 1931 годов, нынешняя социал-демократия обнаруживает гораздо большую силу сопротивления, чем социал-демократия 1923 года. Мы не забываем, что нынешний фашизм, вскормленный и взращенный изменами социал-демократии и ошибками сталинской бюрократии, представляет собою огромное препятствие на пути к завоеванию власти пролетариатом. Компартия есть партия миллионов. Но благодаря предшествующей стратегии "третьего периода", периода концентрированной бюрократической глупости, коммунистическая партия сегодня все еще крайне слаба в профессиональных союзах и в завкомах. Борьбу за власть нельзя вести, опираясь лишь на голоса референдума. Нужно иметь опору в заводах и цехах, в профессиональных союзах и завкомах. Обо всем этом забывает Тельман, который анализ обстановки заменяет крепкими словами.

Утверждать, будто в июле-августе 1931 года германская компартия была так могущественна, что могла вступить в открытую борьбу с буржуазным обществом, в лице обоих его флангов, социал-демократии и фашизма, мог бы только человек, свалившийся с луны. Партийная бюрократия сама этого не думает. Если она прибегает к такому доводу, то только потому, что плебисцит провалился, и следовательно она не оказалась подвергнута дальнейшему экзамену. В этой безответственности, в этой слепоте, в этой безразборчивой погоне за эффектами и находит свое выражение авантюристская половина души сталинского центризма!

"НАРОДНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ" ВМЕСТО ПРОЛЕТАРСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Столь "внезапный", на первый взгляд, зигзаг 21 июля вовсе не упал, как гром с ясного неба, а был подготовлен всем курсом последнего периода. Что германская компартия руководится искренним и горячим стремлением победить фашистов, вырвать из-под их влияния массы, опрокинуть фашизм и раздавить его, в этом, разумеется, не может быть сомнений. Но беда в том, что сталинская бюрократия, чем дальше, тем больше стремится действовать против фашизма его собственным оружием: она заимствует краски с его политической палитры и старается перекричать его на аукционе патриотизма. Это не методы принципиальной классовой политики, а приемы мелкобуржуазной конкуренции.

Трудно представить себе более постыдную принципиальную капитуляцию, как тот факт, что сталинская бюрократия заменила лозунг пролетарской революции лозунгом народной революции. Никакие хитросплетения, никакая игра цитатами, никакие исторические фальсификации не изменят того факта, что дело идет о принципиальной измене марксизму, в целях наилучшей подделки под шарлатанство фашистов. Я вынужден здесь повторить то, что писал по этому вопросу несколько месяцев тому назад: "Разумеется, всякая великая революция есть народная или национальная революция, в том смысле, что она объединяет вокруг революционного класса все живые и творческие силы нации и перестраивает нацию вокруг нового стержня. Но это не лозунг, а социологическое описание революции, притом требующее точных и конкретных пояснений. В качестве же лозунга, это пустышка и шарлатанство, базарная конкуренция с фашистами, оплачиваемая ценою внесения путаницы в головы рабочих... Фашист Штрассер говорит: 95% народа заинтересованы в революции, следовательно это революция не классовая, а народная. Тельман подпевает ему. На самом же деле рабочий коммунист должен был бы сказать рабочему фашисту: конечно, 95% населения, если не 98%, эксплуатируется финансовым капиталом. Но эта эксплуатация организована иерархически: есть эксплуататоры, есть суб-эксплуататоры, суб-суб-эксплуататоры и т. д. Только благодаря этой иерархии сверх-эксплуататоры держат в подчинении себе большинство нации. Чтобы нация могла на деле перестроиться вокруг нового классового стержня, она должна предварительно идейно перестроиться, а этого можно достигнуть лишь в том случае, если пролетариат, не растворяясь в "народе", в "нации", наоборот, развернет программу своей, пролетарской революции и заставит мелкую буржуазию выбирать между двумя режимами... В нынешних же условиях Германии лозунг "народной революции" стирает идеологические грани между марксизмом и фашизмом, примиряет часть рабочих и мелкую буржуазию с идеологией фашизма, позволяя им думать, что нет необходимости делать выбор, ибо там и здесь дело идет о народной революции".

"НАРОДНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ", КАК СРЕДСТВО "НАЦИОНАЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ"

Идеи имеют свою логику. Народная революция выдвигается, как служебное средство для "национального освобождения". Такая постановка вопроса открыла доступ в партию чисто шовинистическим тенденциям. Нет, разумеется, ничего дурного в том, что к партии пролетариата приблизятся отчаявшиеся патриоты из лагеря мелкобуржуазного шовинизма: к коммунизму приходят разные элементы по разным дорогам и тропинкам. Искренние и честные элементы - наряду с отъявленными карьеристами и проходимцами-неудачниками, - несомненно имеются в ряду тех белогвардейских и черносотенных офицеров, которые за последние месяцы стали как будто поворачиваться лицом к коммунизму. Партия может использовать, конечно, и такие индивидуальные метаморфозы, как подсобное средство для разложения фашистского лагеря. Преступление сталинской бюрократии - да, прямое преступление - состоит, однако, в том, что она солидаризируется с этими элементами, отождествляет их голос с голосом партии, отказывается от разоблачения их националистических и милитаристических тенденций, превращая насквозь мелкобуржуазную, реакционно-утопическую и шовинистическую брошюру Шерингера в новое евангелие революционного пролетариата. Из этой низкопробной конкуренции с фашизмом и выросло внезапное, на первый взгляд, решение 21 июля: у вас народная революция, и у нас народная революция; у вас национальное освобождение, как высший критерий, и у нас то же самое; у вас война западному капитализму, и мы обещаем то же самое; у вас плебисцит, и у нас плебисцит, еще лучший, насквозь "красный".

Факт таков, что бывший революционный рабочий Тельман сегодня изо всех сил стремится не ударить лицом в грязь перед графом Стенбок-Фермор. Отчет о собрании партийных работников, на котором Тельман провозгласил поворот в сторону плебисцита, напечатан в "Роте Фане" под претенциозным заглавием "Под знаменем марксизма". Между тем во главу угла своих выводов Тельман поставил ту мысль, что "Германия является сегодня мячом в руках Антанты". Дело идет, следовательно, прежде всего о "национальном освобождении". Но ведь в известном смысле и Франция, и Италия, и даже Англия являются "мячами" в руках Соединенных Штатов. Зависимость Европы от Америки, снова столь ярко обнаружившаяся в связи с предложением Хувера (завтра эта зависимость обнаружится еще резче и грубее), имеет гораздо более глубокое значение для развития европейской революции чем зависимость Германии от Антанты. Вот почему - между прочим - лозунг Советских Соединенных Штатов Европы, а вовсе не один лишь голый лозунг "долой версальский мир", является пролетарским ответом на конвульсии европейского континента.

Но эти вопросы стоят, все же, во второй линии. Политика наша определяется не тем, что Германия является "мячом" в руках Антанты, а прежде всего тем, что расколотый, обессиленный и униженный германский пролетариат является мячом в руках германской буржуазии. "Главный враг - в собственной стране!", учил некогда Карл Либкнехт. Иль вы это забыли, друзья? Иль может быть это учение больше не годится? Для Тельмана оно явно устарело. Либкнехт заменен Шерингером. Вот почему такой горькой иронией звучит заглавие "Под знаменем марксизма"!" (Окончание следует)

.

ПОЧЕМУ США ПОДДЕРЖИВАЮТ ИЗРАИЛЬ? - М. ХАДСОН И Б. НОРТОН – 2

 Мои пояснения - (в скобках курсивом). Спорные по моему мнению утверждения - (???)

*  *  *

 Бен Нортон и Майкл Хадсон:

"МАЙКЛ ХАДСОН: Что ж, давайте посмотрим, как это было сделано. Помните, после (имитации) США теракта "9/11" в Белом доме было заседание, где узнали, что (якобы) пилоты (авиалайнеров-смертников) были выходцами из Саудовской Аравии, и узнали, что некоторые из пилотов остановились в посольстве Саудовской Аравии, я думаю,в  Лос-Анджелесе, в США.

Но после 11 сентября состоялось заседание кабинета министров, и Рамсфельд сказал присутствовавшим: надо искать и найти любую прицепку (этого "теракта") к Ираку, а о Саудовской Аравии забудьте, это не проблема, цель - это Ирак. И он приказал им найти её, и 11 сентября стало предлогом для нападения не на Саудовскую Аравию, а на Ирак, которое сразу и началось.

Знаете, им нужен был аналогичный кризис и в Ливии. Они сказали, что в Ливии были какие-то фундаменталисты, я думаю, в пригороде одного из [городов] (Мисраты), а не столицы, которые создавали проблемы (правительству Ливии). И поэтому им пришлось «защищать этих невинных людей» от [Муаммара Каддафи], они (НАТО) начали (агрессию против Ливии) и захватили весь её золотой запас, все её деньги, и захватили нефть для французских нефтяных монополий.

Такова же сегодня роль и боевых действий в секторе Газа. Нападение Нетаньяху на сектор Газа используется в качестве предлога для того, чтобы США перебросили туда свои военные корабли, свои подводные лодки и вместе с Израилем бомбили и сирийские аэродромы, чтобы сирийцы не смогли перебросить оружие или оказать какую-либо военную поддержку ни Ливану, ни  какой-либо другой вид военной поддержки, ни на западе, ни Ирану на востоке.

Таким образом, очевидно, что все, что нам показывают, - это чтобы каким-то образом убаюкать общественное мнение по поводу того факта, что точно так же, как нам якобы пришлось вторгнуться в Ирак из-за "9/11", нам теперь придется сражаться против Ирана и уничтожить его нефтеперерабатывающие заводы, научные институты и любые лаборатории, где они могут проводить атомные исследования.

И Иран это понимает. На прошлой неделе иранское телевидение Press TV сообщило, что их министр обороны заявил, что в случае нападения на Иран, будь то со стороны Израиля или кого-либо еще, по США и их иностранным базам нанесут сильный удар. Иран, Россия и Китай видят ситуацию в секторе Газа не так, как будто это действия Израиля, а так, что это действия США. Они все ясно видят, что все дело в Иране, а американская пресса только брешет, когда речь идет о Газе, ХАМАС, Хезболла или любой другой группировке, что это всегда такой-сякой инструмент Ирана.

Они клевещут на Иран точно так же, как неоконсерваторы (США) клеветали на Россию, чтобы подготить (народ) США к развязыванию необъявленной войны против Ирана. И они смогут даже объявить эту войну.

Вчера вечером, 8 ноября, республиканцы провели президентские дебаты без участия Трампа, и Никки Хейли сказала: «Знаете, мы должны воевать с Ираном, мы должны его завоевать». И ДеСантис из Флориды сказал: «Да, убьём их всех». Он не сказал, кто эти «они». ХАМАС ли это? Или это - все жители Газы? Или это - все арабы на Ближнем Востоке? И мы реально видим тут нечто очень похожее на крестовые походы. Это - реально борьба за то, кто будет господствовать над (источниками) энергии, потому что, опять же, самое главное: если вы сможете держать под контролем мировые потоки энергоносителей, вы сможете сделать со всем миром то же, что США сделали с Германией в прошлом году, взорвав (газопроводы) Нордстрим.

Если страны не согласятся на однополярное господство США, то США смогут остановить их промышленность, их химическую промышленность, их сталелитейную промышленность, любую из их энергоемких отраслей. Вот почему США хотят господствовать над этими территориями.

Конечно, неизвестна позиция Саудовской Аравии. Что ж, я думаю, через два дня президент Ирана посетит Саудовскую Аравию, и увидим, что будет. (Саудовцы уже капитулировали перед империализмом США). Саудовская Аравия знает, что, хотя ее роль является ключевой, она может просто сказать, что не будет экспортировать больше нефти, пока США не уйдут с Ближнего Востока. Однако все валютные запасы Саудовской Аравии инвестированы в США (и страны НАТО). США держат мир в заложниках, господствуя не только над его нефтью, газом и энергетикой, но и над его финансами. Это подобно тому, как будто эти деньги помещены в мафиозном банке или в мошенническом криптовалютном фонде Бэнкман-Фрида. США могут делать с ними все, что захотят.

Поэтому я думаю, что произойдет следующее: очень маловероятно, что Саудовская Аравия открыто порвёт с США, потому что США держат ее в заложниках. Но я думаю, что произойдет именно то, о чем (в США) говорили еще с 1960-х годов, когда аналогичные проблемы возникли с Ираном. А козырем Ирана всегда была способность потопить какой-нибудь корабль в Ормузском проливе, где нефть провозят через очень узкий пролив, где, если вы потопите там танкер или военный корабль, он заблокирует всю морскую торговлю с Саудовской Аравией.

И это, во-первых, наверняка избавит Саудовскую Аравию от ответственности. Она скажет: «Мы ничего не можем с этим поделать. Конечно, мы бы хотели экспортировать нефть, но не можем, потому что морской путь заблокирован, потому что вы, США, напали на Иран, а они защищались, потопив корабль. Так что не отправляйте свои авианосцы и подводные лодки нападать на Иран. Это легко понять».

Но США устраивают мировой кризис.

Ведь очевидно, что США знают, что это произойдет, потому что это обсуждается ими уже буквально 50 лет. С тех пор, когда я работал в Гудзоновском институте, занимаясь вопросами национальной безопасности, там обсуждалось, что делать, если Иран потопит корабль в Ормузском проливе. Так вот, США понимают, что цены на нефть будут расти. И если Иран будет защищаться таким образом, у США будет возможность сделать со всем миром то, что они сделали с Германией в 2022 году, когда перекрыли ей нефть (??? - природный газ). Но в этом случае США не будут в этом виноваты.

США заявят: «Ай-ай-ай , это не мы заблокировали торговлю нефтью Саудовской Аравии и (прочих) арабов. Это Иран её заблокировал, и вот поэтому мы будем бомбить Иран потому, что они могут это делать». Так что, я думаю, таков "ответный" план действий (США). И точно так же, как у США был "ответный" план на случай такой возможности, как "9/11", им опять был нужен инициатор (войны), и Нетаньяху дал им такой инициатор. Именно поэтому США поддерживают Нетаньяху.

И, конечно же, (по плану США) Иран заявит: «Хорошо, у нас есть возможность реально уничтожить Израиль». А в Конгрессе (США) генерал Майли и прочие уже заявили: "А мы знаем, что Иран может уничтожить Израиль. Вот почему мы должны напасть на Иран. Но, нападая на Иран, они делают Израиль целью его ракет, и в конечном итоге Израиль станет ближневосточным эквивалентом Украины. Таков более или менее план, и я думаю, что многие израильтяне это видят, и поэтому они обеспокоены и выступают против Нетаньяху, пытаясь помешать ему начаать обмен целым рядом военных ударов, которым Израиль не сможет помешать.

И хотя я уверен, они смогут бомбить некоторые объекты в Иране, но теперь, когда Иран имеет поддержку России и Китая благодаря Шанхайской организации сотрудничества, видны очень и очень четкие красные линии. Таким образом, кажется, что такой сценарий неизбежен, поскольку Mearsheimer - Мирсхаймер отметил, что невозможно урегулирование ситуации путем переговоров между Израилем и Палестиной.

Он сказал, что невозможно решение, основанное на двух государствах, потому что палестинское государство будет похоже на индейскую резервацию в США, раздробленную и изолированную, то есть не настоящее государство. И у вас не может быть единого государства, потому что единое государство - это (неизбежно) теократическое (сионистское) государство. Это похоже на Дикий Запад США в 19 веке. И я думаю, что лучший способ представить это в (исторической) перспективе — осознать, что то, что мы наблюдаем сегодня в попытке расколоть мир, извините меня, очень похоже на то, что произошло в XII и XIII веках из-за крестовых походов (попытки захвата крестоносцами торгового пути в Индию и Китай).

БЕН НОРТОН: М-да, Майкл, вы поднимаете здесь много очень важных вопросов. Я понимаю, что вы хотите продолжить разговор о крестовых походах и исторической аналогии. И я думаю, что вы очень хорошо подметили то, что империя США стала вроде новых крестоносцев. Но прежде чем вы отойдете от обсуждения нынешней политики, я хотел бы подчеркнуть два очень важных момента, на которые вы указали.

Во-первых, дело не только в запасах углеводородов на Ближнем Востоке, которые так важны для мировой экономики, но и в попытках США сохранить контроль над поставками нефти и газа и прежде всего над ценами на энергоносители. В США, где все обеспокоены ценами на газ и инфляцией, приближаются выборы 2024 года. И, конечно же, цены на энергию - главный фактор инфляции.

Но кроме того, этот регион является стратегическим из-за торговых путей. Ведь через Суэцкий канал, согласно данным Всемирного экономического форума (https://www.weforum.org/agenda/2021/03/the-suez-canal-in-numbers/ ), проходит 30% мирового объема морских контейнерных перевозок, а в целом 12% всей мировой торговли - это товары, которые проходят через Суэцкий канал.

И мы видели это в 2021 году, когда разразился большой скандал в СМИ, когда американский корабль перегородил Суэцкий канал. И это, заметьте, произошло в то время, когда мир выходил из пандемии и происходили потрясения в цепочке поставок. Таким образом, мы видим, насколько чувствительна мировая экономика даже к небольшим проблемам в глобальной цепочке поставок. И когда вы говорите о маршрутах судоходства, речь не только о Суэцком канале, мы также и о Красном море на юге. Там есть Баб эль-Мандебский пролив. Это очень важный пролив у берегов Йемена. А во время войны в Йемене, начавшейся в 2014 и 2015 годах, большая часть агрессии со стороны США в этой войне велась на юге, у Баб-эль-Мандеба, потому что это такой важный пролив, где каждый день миллионы баррелей нефти проходит через этот пролив.

И ещё это напомнило мне, Майкл, что Вы говорили об историческом контексте. А если вспомнить 1956 год, когда Израиль напал на Египет. И почему это произошло? Израиль напал на Египет, потому что "левый" (??? - скорее буржуазно-националистический) президент Египта Насер национализировал Суэцкий канал.

Очень интересно, что тогда ещё Англия и Франция решительно поддерживали Израиль (??? - нет, это Израиль был цепным псом буржуев Англии и Франции, владевших акциями Суэцкого канала) в этой войне против Египта, поскольку они также были обеспокоены национализацией Суэцкого канала Насером. В тот момент США не были столь глубоко произраильскими, как позже (когда взяли за долги по ленд-лизу акции английских нефтяных компаний, орудовавших в Персидском заливе).

Конечно, в 1967 году во время Шестидневной войны Израиль напал на соседние арабские государства и оккупировал часть Египта, Синай, а затем и то, что впоследствии стало сектором Газа. Израиль оккупировал Голанские высоты Сирии, которые и сегодня остаются незаконно оккупированной сирийской территорией. И Израиль оккупировал Западный берег, то, что мы сегодня называем Западным берегом. Но еще одна важная деталь заключается в том, что после войны 1967 года Израиль все больше становился союзником США. В то время как первое поколение израильских лидеров было намного больше, многие из них были европейцами, тогда как более поздние поколения израильтян были действительно американцами (??? - смотри эти картинки - происхождение нынешних главных политиканов Израиля!):

 Я имею в виду кого-то вроде Нетаньяху, он американец. Нетаньяху вырос в США (родился в Польше!). Он учился в средней школе в Филадельфии. Кстати, он учился в средней школе вместе с Реджи Джексоном. Годы своего становления он провел в США. Он поступил в колледж Массачусетского технологического института. Затем он работал в Бостоне и работал со многими республиканцами, с которыми подружился, например, с Миттом Ромни, например, с Дональдом Трампом. А затем, когда он вернулся в Израиль, его отправили в США, чтобы он работал дипломатом в Соединенных Штатах. Таким образом, новое поколение израильских лидеров, по сути, гораздо более американское (??? - нет, по восточноевропейски либерастско-проамериканское).

И еще одна деталь, которую вы упомянули об Иране, очень важна, потому что вплоть до иранской революции 1979 года Иран под властью поддерживаемой США монархии "шаха", был очень важным союзником (антинародным цепным псом США) в регионе. И действительно, Саудовскую Аравию и Иран называли «столпами-близнецами». Саудовская Аравия была западной опорой, а Иран - восточной опорой. США пытались доминировать в этом регионе, конечно, также и с поддержкой Израиля. Но из-за революции в Иране в 1979 году США потеряли этот важнейший восточный столп, а это означало, что Израиль стал еще более важен с точки зрения американского империализма для сохранения контроля над этим регионом.

Поэтому я просто хотел упомянуть такие детали, как стратегическое значение торговых путей, таких как пролив Баб-эль-Мандеб, Суэцкий канал, а также тот факт, что революция в Иране фундаментально изменила политику США в регионе и сделала Израиль еще более важным с точки зрения американского империализма.

И сейчас мы переживаем момент, когда, как вы упомянули, США теряют контроль даже над Саудовской Аравией. Таким образом, они теряют и второй свой столп, и именно поэтому Вашингтон так отчаянно поддерживает Израиль, несмотря на тот факт, что весь регион категорически против политики колониальных поселений и этнических чисток, которую Израиль проводит прямо сейчас, на глазах всего мира.

МАЙКЛ ХАДСОН: Для американских дипломатов то, что вы называете поддержкой Израиля, на самом деле является поддержкой способности США доминировать в военном отношении над всем остальным Ближним Востоком. Все дело в нефти. США содержат на свои деньги Израиль не потому, что любят Израиль, а потому, что Израиль является военной базой, с которой США могут нападать на Сирию, Ирак, Иран и Ливан. Это просто их военная база. И, конечно, они могут изображать это в виде произраильской, проеврейской политики, но лишь только как пиар Госдепа США.

Раз американская стратегия основана на энергоресурсах Ближнего Востока, то Израиль является лишь средством для достижения её целей. Он не является её самоцелью. И именно поэтому США необходимо иметь агрессивное израильское правительство. Можно рассматривать Нетаньяху как марионетку США, вроде Зеленского. Их роли идентичны, поскольку они опираются на США против большинства своего народа. А вы продолжаете говорить о поддержке Израиля Америкой. Это же вообще не поддержка Израиля. Она игнорирует большинство израильтян. Она поддерживает израильскую армию, а не израильское общество или культуру, да и вообще не имеет ничего общего с иудаизмом. Это чистая военная политика, и я всегда слышал, как ее обсуждают среди военных и специалистов по национальной безопасности. Так что вам следовало бы быть осмотрительнее и не попадаться на удочку пропаганды.

Есть еще один способ доминирования, о котором мы наверно должны упомянуть, а именно тот, что в течение последнего месяца или около того США делали всевозможные заявления о том, что, как только Россия захватит Украину и укрепит свою власть, США выдвинут судебные иски против России - о военных преступлениях и преступлениях против человечества. США попытаются использовать бесчестную судебную систему - Международный уголовный суд - филиал Пентагона и Госдепа, то есть самосуд. Идея состоит в том, чтобы каким-то образом этот самосуд вынес и дал США приговор против Путина, объявляющий, что его надо арестовать везде, где бы он ни был, теми, кто признаёт приговоры этого судилища, и чтобы США могли повсюду применять всевозможные санкции против российской собственности.

Но вы только представьте себе, чем они смогут обосновать свой самосуд России за "военные преступления" при виде того, что вытворяет Израиль в Газе прямо сейчас; ведь фактически оружие и бомбы, которые используются против Газы, принадлежат США. США все это поставляют.

Почему же, черт возьми, США не обвиняют самих себя в военных преступлениях на тех же основанях, на которых они пытаются обвинить в этом Россию? Частью раскола мира, который мы ещё увидим, независимо от того, смогут ли США на самом деле бомбить Иран, станет целая система параллельных судов и изоляция не только США, но и соучаствующей Европы. По сути, сейчас идет борьба за то, кто будет иметь мировое господство, и именно поэтому я упомянул Крестовые походы. Я хочу сказать, что пишу историю эволюции финансовой политики. Я уже написал два тома: один о Ближнем Востоке бронзового века… «... и прощайте им их долги» - https://michael-hudson.com/2018/08/and-forgive-them-their-debts/ , а другой — о классической античности, «Крах античности» - https://michael-hudson.com/2023/03/the-collapse-of-antiquity-release/ . А сейчас я работаю над третьим томом, о периоде от крестовых походов до Первой мировой войны. На самом деле все дело было в попытке Рима (папства), у которого вообще не было никакой экономической мощи, захватить все пять существовавших христианских епископств. А действительно новым Римом был Константинополь. Это был центр православного христианства. Император Константинополя (Византии) действительно был императором всего христианского мира. Его вассалами были епископства Антиохии, Александрии и, наконец, Иерусалима.

Крестовые походы реально начались до их нападений на Ближний Восток, они начались в 11 веке. Рим, подвергся набегам норманнских полчищ, которые вторглись, захватили часть Франции и двинулись в Италию. Поэтому папство заключило сделку с норманнскими главарями, в которой говорилось: «Мы дадим вам божественное право на управление, мы признаем вас христианскими королями и отлучим от церкви всех ваших врагов, но вы должны принести нам феодальную присягу на верность, верность нам, и вы должны позволять нам назначать ваших епископов и управлять церквами, которые владеют большей частью вашей земли, и вы должны платить нам дань». Папство на протяжении всего X века было бизнесом небольшой группы аристократических семейств (владевших землями) вокруг Рима, которые относились к папству так же, как (миллиардеры США относятся) к местному политическому мэру города или местным администраторам. (Римская католическая) церковь была просто семейным бизнесом. Это не имело вообще ничего общего с христианской религией. Дело было в церковной собственности, и папой (римским) всегда был один из их родственников.

Так вот, в конце 11-го века у пап не было войск, но они получили войска, заключив сделку с норманнами, и решили: ладно, у нас будет идеал - мы устроим крестовые походы, мы спасем Иерусалим от «неверных», от мусульман. Но проблема была в том, что Иерусалим не нуждался в спасении, потому что во всем средневековом мире, при исламе, независимо от религии правящих классов, существовала религиозная терпимость, и это продолжалось в течение сотен лет даже при Османской империи.

Была только одна шайка, которая была против терпимости, и это были римские папы, которые говорили: «Мы должны властвовать над всем христианством, чтобы не допустить, чтобы аристократические итальянские семьи снова захватили власть». И поэтому они начали крестовый поход, официально против Иерусалима, но на самом деле разграбили Константинополь, а два столетия спустя, к 1291 году, христиане (крестоносцы) потерпели разгром в Акре (в Палестине). Весь крестовый поход против Ближнего Востока провалился. Думаю, что очевидна параллель, которую я собираюсь провести. В сущности, большая часть крестовых походов велась не против ислама, потому что ислам был слишком силен. Крестовые походы велись против других христиан. И борьба римского папства велась против первоначального христианства как такового, каким оно существовало на протяжении предыдущих 10 веков.

Ну, а сегодня происходит нечто подобное. Точно так же, как Рим назначал норманнов феодальными правителями, вроде Вильгельма Завоевателя на Сицилии, США назначают Зеленского, поддерживают Нетаньяху, поддерживают олигархов-клиентов в России, поддерживают латиноамериканских диктаторов. Итак, вот вам американская картина мира, которая не только однополярна, но к тому же для того, чтобы иметь однополярный контроль США над миром, США должны захватить привилегию обращаться с любым иностранным государством, любым иностранным президентом как с феодальными крепостными, которые по сути состоят под феодальным владычеством США.*

И точно так же, как в XII веке была создана инквизиция, чтобы обеспечить подчинение Риму - независимой южной Франции, независимой Италии и арабской науки в Испании, сегодня США используют Национальный фонд демократии и прочие организации, и Викторию Нуланд с ее печеньицами, для поддержки этой политики. Такова вся стратегия римского папства по захвату власти, как оно собиралось захватить другие страны, как оно собиралось помешать другим странам стать независимыми от Рима, и почти слово в слово это повторяется в докладах органов национальной безопасности США о том, как подчинить другие страны. И это - реально та борьба, которую мы там видим.

И мы видим борьбу других стран, большинства человечества, против этого. Но тогда как Константинополь был разграблен в 1204 году и почти разрушен Четвертым крестовым походом, Россия, Китай, Иран и другие страны ещё не разграблены. Единственное, что США могут сделать сейчас, — это разработать военный план нападения на Иран. Какова будет роль, например, Индии? Нападение на Иран и нефть одновременно является нападением на возглавляемую Китаем инициативу «Один пояс, один путь» и попыткой контролировать пути транспортировки, причем не только нефти, но и транспортировки всего большинством человечества ради взаимного роста, взаимной выгоды, взаимной торговли и всеобщего процветания.

А США пытаются разработать альтернативный план всего этого, который будет проходить от Индии, по существу, в основном через Израиль, и проходит через Газу, что является одной из больших проблем, которые сейчас обсуждаются, - израильского господства над сектором Газа, которое будет присвоением морских (запасов) нефти и газа. Итак, в плане США есть факторы риска: Индия, Саудовская Аравия и что они будут делать, и Турция, потому что Турция также заинтересована в этой нефти и газе. И если исламские страны решат, что они действительно подверглись нападению, и эта атака христианского Запада против ислама на самом деле является борьбой не на жизнь, а на смерть, тогда Турция присоединится к Саудовской Аравии и всем другим странам. Шииты, сунниты и алавиты объединятся и скажут: главное, у нас общего, — это исламская религия. По сути, это будет продолжением борьбы США против Китая и России. Итак, то, что мы видим, я попытаюсь сейчас подвести итог, то, что мы действительно видим, — это борьба с Россией до последнего украинца и угроза борьбы с Ираном до последнего израильтянина. США пытаются милитаризовать Тайвань, говоря ему: не хотите ли вы сражаться до последнего тайваньца против Китая? Такова действительно стратегия США во всем мире. Они пытается подтолкнуть другие страны к войне за своё господство. Именно так Рим использовал банды норманнов для завоевания южной Италии, Англии и Югославии. Израиль и то, что говорится в новостях обо всех побоищах в секторе Газа, является лишь начальным этапом, предлогом для этой войны, точно так же, как покушение в Сараево было предлогом для Первой мировой войны против Сербии, где все началось.

БЕН НОРТОН: Майкл, Вы подняли так много интересных тем, и я думаю, что Ваш анализ очень оригинальный, уникальный и проницательный. Мне бы хотелось, чтобы у нас было больше времени, чтобы обсудить некоторые из этих тем, но мы говорим уже около часа. Думаю, на этом придётся закончить. Я хочу поблагодарить Вас, Майкл, за то, что Вы были с нами. И, конечно же, мы очень скоро вернемся для дальнейших бесед.

МАЙКЛ ХАДСОН: Когда я начал писать книгу в 1980-х годах, то написав ее, я еще не осознавал, насколько важным было римское папство и насколько оно было похоже на Государственный департамент, ЦРУ и сегодняшнюю шайку (закулисы) с их планами будущего завоевания мира.

БЕН НОРТОН: (... - комплименты)

МАЙКЛ ХАДСОН: И мне было очень приятно. Спасибо."

---

* США, конечно, "владычествуют" лишь как кровавый пёс глобалистской закулисы миллиардеров, прежде всего таких семейств, как Ротшильды:

Именно из-за традиционного закулисного  господства Ротшильдов над "демократиями" Европы поголовно коррумпированное евросоюзное политиканство из кожи вон лезет, проводя губительную для стран Европы глобалистскую политику деиндустриализации - "нулевого СО2" и сокращения населения - "mRNA-вакцинации". А Израиль был с самого начала проектом Ротшильдов:

Так что Израиль - это не "авианосец США", а такое же милитаристское чудовище под властью закулисы миллиардеров, как и сами США. (Примечание behaviorist-socialist)

.