СОЦИОПАТ СТАЛИН

Социопат - это индивид, в поведении которого преобладают антиобщественные шаблоны оперантного поведения. Это - поведение уголовников, буржуев, политиканов и сотрудников "спецслужб". Это поведение, противоречащее законам и этическим нормам, вырабатывается как оперантная адаптация к привилегированному существованию в классовом обществе, в котором царят насилие, угнетение и эксплуатация, и которое необходимо полностью уничтожить, искоренить в социалистическом обществе. Такова задача бихевиористского социализма.

Я приступил к этой теме вынужденно. Сейчас необходимо защищать правду о том, что из себя представлял Джугашвили-сталин, потому что обе масс-медиальные стороны в споре об этом - прозападные либерасты и путиноиды-сталинисты - нагло лгут, причём и те, и другие претендуют на абсолютную истину, отрицая возможность какого-либо иного объяснения. И те, и другие - реально враги социализма, а так как социализм - это имущественное и политическое равенство, то и те, и другие - элитарные противники единственно истинной - социалистической - демократии.

С либерастами всё ясно: они - противники социализма, поэтому они используют совершенно бесспорные преступления сталина для клеветы на социализм, лживо утверждая, что сталинщина - это и есть социализм, а другого социализма нет и быть не может.

У сталинистов позиция более замаскированная и лицемерная: они тоже заявляют, что сталинщина - это был социализм, причём самый что ни на есть правильный. Поэтому они полностью отрицают преступления сталина, в особенности массовые репрессии против большевиков и трудящихся, повторяя грубейшую ложь самого сталина и его прихвостней, что репрессии были якобы направлены лишь против "врагов народа".

Однако действия самого сталина фактически подтверждают совсем иное понимание сталина - как предателя дела мировой социалистической революции, палача большевиков-ленинцев и мелкобуржуазного ренегата, много раз пытавшегося если не "дружить", то по меньшей мере "ладить" с западным империализмом и даже фашизмом. Это понимание я изложил в предыдущей блогозаписи.

Этот "генералиссимус" как полководец: чья бы корова мычала, а его бы - молчала!

Я мог бы и не писать ничего о преступлениях сталина и тем не вызывать к себе ненависти сталинистов. Но сталинисты не заслуживают этого, потому что они шумят лишь о "величии" и "гениальности" этого ничтожного "генералиссимуса", а в спорах с либерастами ни слова не говорят ни в защиту социализма, ни против капитализма вообще и в России в частности, ни против таких неотъемлемых свойств капитализма, как эксплуатация трудящихся, социальное неравенство, произвол и коррупция власти, войны, лицемерие буржуазной пропаганды и лживость рекламы. Это значит, что сталинизм абсолютно чужд социализму и коммунизму, являясь бесстыжей холуйской пропагандой распоясавшейся чиновничьей диктатуры. То, что сталинизм теперь пропагандируют в путиноидной России, ясно показывает, чью именно диктатуру им пытаются оправдать и "восславить".

Поэтому нельзя оставить без внимания вопрос: что представлял собой сталин как личность? - Очевидно, что он сформировался как социопат - патологически антиобщественная личность, как закоренелый преступник уже в молодости на Кавказе, занимаясь рэкетом и "экспроприациями", то есть уголовными преступлениями. А преступный образ мышления и действий характерен не только для уголовников и деспотов, но и для миллиардеров и политиканов, то есть вообще всех, кто способен карабкаться наверх к вершинам власти и богатства по трупам.

Это - хищнически прямолинейный образ мышления: если есть проблема или просто беспокойство, что может возникнуть проблема, то в этом виноват кто-то, кто создаёт её для преступника. И решение проблемы - это уничтожить этого человека (или людей), по принципу: нет людей - нет и проблем. Если кто-то мешает или даже лишь чем-то не нравится, то его надо просто ликвидировать.

Для того, чтобы улаживать конфликты, договариваться с окружающими на равных и совместно действовать с ними, не говоря уже о том, чтобы иметь настоящих друзей, необходим достаточно гибкий интеллект. Напомню, что коварство и мстительность сталина большевики в целом очень недооценивали, видя лишь его явные невежество и вахлачество. Зиновьев, интригуя после смерти Ленина против Троцкого вместе со своим зятем Каменевым, подключил к этой интриге и сталина, посчитав его слепым орудием своей воли. Однако сталин имел вместо интеллекта ценнейший, свойственный уголовникам навык звериного чутья людей, который позволил ему обыграть Зиновьева и выйти единственным победителем из этой интриги.

Это тонкое чутьё хищника-людоеда и сделало сталина диктатором; но даже достигнув вершины власти, сталин оставался чрезвычайно осторожным, двуличным и лицемерным. Именно поэтому он поручил расправу над большевиками сначала - в 1935 году - Ягоде, потом Ежову, руками которого он в 1937 году ликвидировал Ягоду, а напоследок - в 1938 году - Берии, руками которого он ликвидировал Ежова.

К сожалению, мне не известно ни одного объективного описания характера сталина кроме знаменитого "Письма Ленина к съезду партии", которое также называют "Завещанием Ленина". Сталинисты делают всё возможное, чтобы этот документ был предан забвению, чтобы никто не знал о том, как сам В.И. Ленин охарактеризовал этого подонка, лицемерно называвшего себя не иначе, как "верным ленинцем".

Поэтому как эрзац такого описания перепостирую здесь отрывок из книги Гая Светония Транквилла "Жизнь 12 цезарей", конкретно о подобном сталину персонаже - римском императоре Тиберии. Источник текста: https://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1354640716 . Тиберий при всей своей гнусности мало чем отличался от других римских императоров. Все они были продуктом социальных отношений рабовладельческого строя в проклятой сатанинской римской империи, где бои гладиаторов, то есть убийства людей, были любимейшим садистским зрелищем.

Мои пояснения далее - (в скобках курсивом)

*  *  *

Гай Светоний Транквилл:

"ЖИЗНЬ 12 ЦЕЗАРЕЙ

ТИБЕРИЙ

(...) 57. Его при­род­ная жесто­кость и хлад­но­кро­вие были замет­ны еще в дет­стве. Фео­дор Гадар­ский, обу­чав­ший его крас­но­ре­чию, рань­ше и зор­че всех раз­глядел это и едва ли не лучше всех опре­де­лил, когда, бра­ня, все­гда назы­вал его: «грязь, заме­шан­ная кро­вью». Но еще ярче ста­ло это вид­но в пра­ви­те­ле — даже на пер­вых порах, когда он пытал­ся было привлечь людей при­твор­ной уме­рен­но­стью. (2) Один шут перед погре­баль­ной про­цес­си­ей гром­ко попро­сил покой­ни­ка пере­дать Авгу­сту (предыдущему цезарю), что заве­щан­ных им подар­ков народ так и не полу­чил; Тибе­рий велел при­та­щить его к себе, отсчи­тать ему долж­ное и каз­нить, чтобы он мог доло­жить Авгу­сту, что полу­чил свое спол­на. Немно­го спу­стя, когда некий Пом­пей, римский всад­ник, чему-то упор­но про­ти­вил­ся в сена­те, он при­гро­зил ему тюрь­мой и заявил, что Пом­пей у него быст­ро станет пом­пе­ян­цем (сторонники соперника Юлия Цезаря - Гнея Помпея, поголовно вырезанные в борьбе за власть - то же самое произошло и с "троцкистами"! ): так жесто­ко посме­ял­ся он и над име­нем челове­ка, и над былой уча­стью целой пар­тии.

58. Тогда же и на вопрос пре­то­ра, при­вле­кать ли к суду за оскорб­ле­ние вели­че­ства, он ответил: «Зако­ны долж­ны испол­нять­ся», — и испол­нял он их с край­ней жесто­ко­стью. Кто-то снял голо­ву со ста­туи Авгу­ста, чтобы поста­вить дру­гую; дело пошло в сенат и, так как возник­ли сомне­ния, рас­сле­до­ва­лось под пыт­кой. А когда ответ­чик был осуж­ден, то обвинения тако­го рода поне­мно­гу дошли до того, что смерт­ным пре­ступ­ле­ни­ем ста­ло считать­ся, если кто-нибудь перед ста­ту­ей Авгу­ста бил раба или пере­оде­вал­ся, если при­но­сил моне­ту или коль­цо с его изо­бра­же­ни­ем в отхо­жее место или в пуб­лич­ный дом, если без похва­лы отзы­вал­ся о каком-нибудь его сло­ве или деле. Нако­нец, погиб даже чело­век, который поз­во­лил в сво­ем горо­де ока­зать ему поче­сти в тот день, в какой когда-то они были ока­за­ны Авгу­сту.

59. Мно­го и дру­гих жесто­ких и звер­ских поступ­ков совер­шил он под пред­ло­гом стро­го­сти и исправ­ле­ния нра­вов, а на деле — толь­ко в уго­ду сво­им при­род­ным наклон­но­стям. Неко­то­рые даже в сти­хах клей­ми­ли его тогдаш­ние зло­де­я­ния и пред­ре­ка­ли буду­щие:

Ты бес­по­ща­ден, жесток — гово­рить ли про все осталь­ное?
Пусть я умру, коли мать любит тако­го сын­ка.
Всад­ник ты? Нет. Поче­му? Ста тысяч, и тех не най­дешь ты.
Ну, а еще поче­му? На Родо­се ты побы­вал (в долгой ссылке).
Цезарь конец поло­жил золо­то­му Сатур­но­ву веку —
Ныне, покуда он жив, веку желез­но­му быть.
Он поза­был про вино, охва­чен­ный жаж­дою кро­ви:
Он упи­ва­ет­ся ей так же, как рань­ше вином.
(2) Ромул, на Сул­лу взгля­ни: не тво­им ли он счаст­лив несча­стьем?
Мария вспом­ни воз­врат, Рим пото­пив­ший в кро­ви;
Вспом­ни о том, как Анто­ний рукой, при­вык­шей к убий­ствам,
Вверг­нул отчиз­ну в пожар бра­то­убий­ст­вен­ных войн.
Ска­жешь ты: Риму конец! никто, побы­вав­ший в изгна­нье,
Не ста­но­вил­ся царем, кро­ви люд­ской не про­лив.

Спер­ва он пытал­ся видеть в этом не под­лин­ные чув­ства, а толь­ко гнев и нена­висть тех, кому не по нра­ву его стро­гие меры; он даже гово­рил то и дело: «Пусть нена­видят, лишь бы боялись». Но затем он сам пока­зал, что эти наре­ка­ния были заве­до­мо спра­вед­ли­вы и основатель­ны.

60. На Капри (острове, куда Тиберий переселился из Рима, боясь покушений на свою жизнь) через несколь­ко дней после его при­езда один рыбак застиг его наедине и неожи­дан­но пре­под­нес ему огром­ную крас­но­бо­род­ку. В стра­хе, что к нему про­бра­лись через весь ост­ров по непро­лаз­ным ска­лам, Тибе­рий при­ка­зал хле­стать его этой рыбой по лицу. А когда рыбак под уда­ра­ми стал бла­го­да­рить судь­бу, что не под­нес заод­но и ома­ра, кото­ро­го пой­мал еще огром­нее, он велел и ома­ром испо­ло­со­вать ему лицо. Вои­на-пре­то­ри­ан­ца, который похи­тил из его сада пав­ли­на, он каз­нил смер­тью. В пути одна­жды его носил­ки запута­лись в тер­нов­ни­ке — тогда он схва­тил цен­ту­ри­о­на пере­до­вых когорт, раз­веды­вав­ше­го доро­гу, и, раз­ло­жив его на зем­ле, засек чуть не до смер­ти.

61. Нако­нец, он дал пол­ную волю всем воз­мож­ным жесто­ко­стям. В пово­дах недо­стат­ка не было: он пре­сле­до­вал дру­зей и даже зна­ко­мых спер­ва мате­ри, потом вну­ков и невест­ки, потом Сея­на, — после гибе­ли Сея­на он, пожа­луй, стал осо­бен­но сви­реп. Из это­го яснее все­го вид­но, что Сеян (как Ягода, Ежов и Берия по отношению к сталину) обыч­но не под­стре­кал его, а толь­ко шел навстре­чу его жела­ни­ям. Тем не менее, Тибе­рий не поко­ле­бал­ся напи­сать в состав­лен­ной им крат­кой и бег­лой запис­ке о своей жиз­ни, что Сея­на он каз­нил, когда узнал, как тот сви­реп­ст­во­вал про­тив детей его сына Гер­ма­ни­ка; а меж­ду тем он сам погу­бил одно­го из них, когда Сеян уже был под подозрением, дру­го­го — когда Сеян уже был каз­нен.

(2) Пере­чис­лять его зло­де­я­ния по отдель­но­сти слиш­ком дол­го: доволь­но будет пока­зать приме­ры его сви­ре­по­сти на самых общих слу­ча­ях. Дня не про­хо­ди­ло без каз­ни, будь то празд­ник или запо­вед­ный день: даже в новый год был каз­нен чело­век. Со мно­ги­ми вме­сте обви­ня­лись и осуж­да­лись их дети и дети их детей. Род­ст­вен­ни­кам каз­нен­ных запре­ще­но было их опла­ки­вать. Обви­ни­те­лям, а часто и свиде­те­лям назна­ча­лись любые награ­ды. (3) Ника­ко­му доно­су не отка­зы­ва­ли в дове­рии. Вся­кое пре­ступ­ле­ние счи­та­лось уго­лов­ным, даже несколь­ко невин­ных слов. (!!!) Поэта суди­ли за то, что он в тра­гедии посмел пори­цать Агамемнона, исто­ри­ка суди­ли за то, что он назвал Бру­та и Кас­сия послед­ни­ми из рим­лян: оба были тот­час каз­не­ны, а сочи­не­ния их уни­что­же­ны, хотя лишь за несколь­ко лет до того они откры­то и с успе­хом чита­лись перед самим Авгу­стом. (4) Неко­то­рым заклю­чен­ным запре­ща­лось не толь­ко уте­шать­ся заня­ти­я­ми, но даже гово­рить и бесе­до­вать. Из тех, кого зва­ли на суд, мно­гие зака­лы­ва­ли себя дома, уве­рен­ные в осуж­де­нии, избе­гая трав­ли и позо­ра, мно­гие при­ни­ма­ли яд в самой курии; но и тех, с пере­вя­зан­ны­ми рана­ми, полу­жи­вых, еще тре­пе­щу­щих, волок­ли в тем­ни­цу. Никто из каз­нен­ных не мино­вал крю­ка и Гемо­ний («Лест­ни­цы рыда­ний» — спуска с Капи­то­лий­ско­го хол­ма к Тиб­ру, по кото­ро­му крю­чья­ми тащи­ли в реку тела каз­нен­ных. - примечание в тексте источника): в один день два­дцать чело­век были так сбро­ше­ны в Тибр, сре­ди них — и жен­щи­ны и дети. (5) Девст­вен­ниц ста­рин­ный обы­чай запре­щал уби­вать удав­кой — поэто­му несо­вер­шен­но­лет­них дево­чек перед каз­нью рас­тле­вал палач. Кто хотел уме­реть, тех силой застав­ля­ли жить. Смерть каза­лась Тибе­рию слиш­ком лег­ким нака­за­ни­ем: узнав, что один из обви­нен­ных, по име­ни Кар­нул, не дожил до каз­ни, он вос­клик­нул: «Кар­нул ускольз­нул от меня!» Когда он обхо­дил застен­ки, кто-то стал умо­лять его уско­рить казнь — он отве­тил: «Я тебя еще не простил». Один муж кон­суль­ско­го зва­ния упо­ми­на­ет в сво­ей лето­пи­си, как на мно­го­люд­ном пиру в его при­сут­ст­вии какой-то кар­лик, сто­яв­ший у сто­ла в тол­пе шутов, вдруг гром­ко спро­сил Тибе­рия, поче­му еще жив Пако­ний, обви­нен­ный в оскорб­ле­нии вели­че­ства? Тиберий тут же выру­гал кар­ли­ка за дерз­кий вопрос, но через несколь­ко дней напи­сал сена­ту, чтобы при­го­вор Пако­нию был выне­сен как мож­но ско­рее.

62. Еще силь­ней и без­удерж­ней стал он сви­реп­ст­во­вать, разъ­ярен­ный вестью о смер­ти сына сво­его Дру­за. Сна­ча­ла он думал, что Друз погиб от болез­ни и невоз­дер­жан­но­сти; но когда он узнал, что его погу­би­ло отра­вой ковар­ство жены его Ливил­лы и Сея­на, то не было боль­ше нико­му спа­се­нья от пыток и каз­ней. Дни напро­лет про­во­дил он, цели­ком погру­жен­ный в это дозна­ние. Когда ему доло­жи­ли, что при­ехал один его родос­ский зна­ко­мец, им же вызван­ный в Рим любез­ным пись­мом, он при­ка­зал тот­час бро­сить его под пыт­ку, решив, что это кто-то при­част­ный к след­ст­вию; а обна­ру­жив ошиб­ку, велел его умерт­вить, чтобы без­за­ко­ние не полу­чи­ло оглас­ки. (2) На Капри до сих пор пока­зы­ва­ют место его бой­ни: отсюда осужденных после дол­гих и изощ­рен­ных пыток сбра­сы­ва­ли в море у него на гла­зах, а вни­зу мат­ро­сы под­хва­ты­ва­ли и дро­би­ли баг­ра­ми и вес­ла­ми тру­пы, чтобы ни в ком не оста­лось жизни. Он даже при­ду­мал новый спо­соб пыт­ки в чис­ле дру­гих: с умыс­лом напо­ив людей допья­на чистым вином, им неожи­дан­но пере­вя­зы­ва­ли чле­ны, и они изне­мо­га­ли от режу­щей пере­вяз­ки и от задер­жа­ния мочи. (3) Если бы не оста­но­ви­ла его смерть и если бы, как говорят, не сове­то­вал ему Фра­силл отсро­чить неко­то­рые меры в надеж­де на дол­гую жизнь, он, веро­ят­но, истре­бил бы людей еще боль­ше, не поща­див и послед­них вну­ков: Гая он уже подо­зре­вал, а Тибе­рия пре­зи­рал как неза­кон­но при­жи­то­го. И это похо­же на прав­ду: неда­ром он не раз гово­рил, что счаст­лив При­ам, пере­жив­ший всех сво­их близ­ких.

63. Но сре­ди всех этих зло­де­я­ний, окру­жен­ный нена­ви­стью и отвра­ще­ни­ем, он не толь­ко веч­но тре­пе­тал на свою жизнь, но даже тер­зал­ся оскорб­ле­ни­я­ми. На это ука­зы­ва­ет мно­гое. К гада­те­лям он запре­тил обра­щать­ся тай­но и без свиде­те­лей. Про­ри­ца­ли­ща в окрест­но­стях Рима он пытал­ся даже разо­рить, но был удер­жан стра­хом перед чудес­ным вели­чи­ем пренестин­ских жре­би­ев: их запе­ча­та­ли и отвез­ли в Рим, но ларец ока­зал­ся пустым, и они появи­лись лишь когда его сно­ва поста­ви­ли в храм. (2) Одно­го или двух про­кон­су­лов, уже полу­чив­ших про­вин­ции, он никак не решал­ся отпу­стить и дер­жал их при себе до тех пор, пока через несколь­ко лет при них же не назна­чил им пре­ем­ни­ков: все это вре­мя они сохраняли свое зва­ние и даже полу­ча­ли от него мно­гие рас­по­ря­же­ния, кото­рые усерд­но выпол­ня­ли через послан­цев и помощ­ни­ков.

64. Невест­ку и вну­ков после их осуж­де­ния он пере­сы­лал, куда нуж­но было, толь­ко ско­ван­ны­ми, в заши­тых носил­ках, и чтобы стра­жа не поз­во­ля­ла встреч­ным оста­нав­ли­вать­ся и огляды­вать­ся.

65. Когда Сеян замыш­лял пере­во­рот, и уже день рож­де­ния его празд­но­вал­ся все­на­род­но, и золотые изо­бра­же­ния его почи­та­лись повсюду, он тер­пе­ли­во на это смот­рел, и дале­ко не сразу, ско­рее хит­ро­стью и обма­ном, чем силою вер­хов­ной вла­сти, нако­нец его нис­про­верг. Спер­ва, чтобы уда­лить его от себя под видом поче­сти, он избрал его сво­им това­ри­щем по пято­му кон­суль­ству, кото­рое ради это­го при­нял заоч­но после дол­го­го пере­ры­ва. А потом, обо­льстив его надеж­дой на род­ство и на три­бун­скую власть, он вдруг высту­пил про­тив него с обви­ни­тель­ной речью, постыд­ной и жал­кой: в ней, не гово­ря об осталь­ном, он умо­лял отцов сена­то­ров при­слать за ним, оди­но­ким ста­ри­ком, кото­ро­го-нибудь из кон­су­лов, чтобы тот доста­вил его в сенат под какой ни на есть воору­жен­ной охра­ной. (2) Но и это его не успоко­и­ло: в стра­хе перед мяте­жом он при­ка­зал в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти осво­бо­дить и провоз­гла­сить вое­на­чаль­ни­ком сво­его вну­ка Дру­за, еще зато­чен­но­го в Риме; кораб­ли уже были нагото­ве, чтобы бежать к како­му угод­но вой­ску, и он неустан­но следил с вер­ши­ны утеса за даль­ни­ми зна­ка­ми, кото­ры­ми велел сооб­щать ему обо всем про­ис­хо­див­шем, чтобы не тра­тить вре­ме­ни на гон­цов. Даже после того, как заго­вор Сея­на был подав­лен, он еще девять меся­цев не выхо­дил из вил­лы (на острове Капри) под назва­ни­ем «Ио», по-преж­не­му мни­тель­ный и неспо­кой­ный.

66. Его мяту­щий­ся дух жгли еще боль­нее бес­чис­лен­ные поно­ше­ния со всех сто­рон. Не было тако­го оскорб­ле­ния, кото­ро­го бы осуж­ден­ные не бро­са­ли ему в лицо или не рас­сы­па­ли подмет­ны­ми пись­ма­ми в теат­ре. При­ни­мал он их по-раз­но­му: то, муча­ясь сты­дом, ста­рал­ся ута­ить их и скрыть, то из пре­зре­ния сам раз­гла­шал их ко все­об­ще­му сведе­нию. Даже Артабан, пар­фян­ский царь, позо­рил его в посла­нии, где попре­кал его убий­ства­ми близ­ких и даль­них, празд­но­стью и раз­вра­том, и пред­ла­гал ему ско­рее уто­лить вели­чай­шую и справедли­вую нена­висть сограж­дан доб­ро­воль­ной смер­тью." (Конец цитирования)

.