понедельник, 27 июля 2015 г.

СКИННЕР: ПРЕВЫШЕ СВОБОДЫ И ЧЕСТИ. ГЛАВА 8 - 2



--

Традиционное представление о правосудии и управлении:
завяжи глаза и руби карающим мечом направо и налево.

"За интерпретацией (анализом) следуют практические действия. Факторы подкрепления доступны для манипуляции, и по мере того, как мы приходим к пониманию взаимоотношений между поведением и окружающим миром, мы открываем новые пути изменения поведения. Контуры этой технологии уже ясны. В качестве задачи ставится выработка или изменение поведения, и затем организуются соответствующие факторы подкрепления. При этом могут быть необходимы запрограммированные последовательности факторов подкрепления. Эта технология была наиболее успешной там, где можно довольно легко определить целевое поведение и задать необходимые для этого факторы подкрепления, например, в воспитании детей, в школах и для управления поведением умственно отсталых и госпитализованных психопатов. Однако те же принципы применяются ещё и при создании учебных материалов на всех уровнях образования, в психотерапии, выходящей за рамки простого управления поведением, в реабилитации, в управлении производством, в градостроении и во многих других областях человеческого поведения. Существует много разновидностей "модификации поведения" и много различных формулировок, но все они едины в одном существенном пункте: поведение может быть изменено путем изменения условий, функцией которых оно является.

Такая технология является этически нейтральной. Он может быть использована как злодеями, так и праведниками. В её методологии нет ничего, что определяло бы ценности, управляющие её применением. Однако мы имеем здесь дело не только с практическими приёмами, но и с созиданием всей культуры целиком, и тогда выживание культуры становится особого рода ценностью. Человек может создать лучший способ воспитания детей прежде всего для того, чтобы избежать детей, которые ведут себя плохо. Он может решить свою проблему, например, жестоким тиранством. Или, наоборот, его новый метод может содействовать благу детей и родителей в целом. Этот метод может потребовать времени, усилий и принесения в жертву личных подкреплений, но он предложит и будет использовать его, если у него достаточно сильная мотивация трудиться на благо окружающих. Если ему даёт сильное подкрепление вид того, как радуются окружающие, то он будет разрабатывать, например, условия, в которых дети счастливы. Если его культура вдохнула ему заинтересованность в ее выживании, то тут он может изучать вклад, который люди вносят в свою культуру, как результат их раннего развития, и тогда он сможет разработать лучший метод того, как увеличивать их вклад. Те, кто усваивают этот метод, смиряются с некоторым уменьшением личных подкреплений.
Те же самые три вида ценностей можно обнаружить в конструкции других культурных практик (обычаев). Школьный учитель может разработать новые способы обучения, которые сделают жизнь легче для него самого, или которые обрадуют его учеников (которые в свою очередь дадут подкрепление ему самому), или которые сделают более вероятным то, что его ученики сделают максимально возможный вклад в свою культуру. Предприниматель может разработать систему оплаты труда, которая увеличивает его прибыли, или же работает на благо его наёмных рабочих (??? - behaviorist-socialist), или наиболее эффективно производит товары, в которых нуждается общество, с минимальным потреблением ресурсов и минимальным загрязнением среды. Правящая партия может в первую очередь действовать для того, чтобы сохранить свою власть, или для того, чтобы давать подкрепление тем, кем она правит (кто в свою очередь поддерживает её власть), или служа олигархам путем введения программы жестокой экономии, которая может стоить партии и власти, и поддержки народа.
Те же три уровня можно обнаружить и в конструировании культуры в целом. Если создатель - индивидуалист, он будет разрабатывать мир, в котором он будет под минимумом управления и будет считать высшей ценностью своё личное благо. Если он был сформирован соответствующей социальной средой, то он будет разрабатывать культуру на благо других, возможно, в ущерб личному благу. Если он обеспокоен прежде всего ценностью выживания культуры, то он будет разрабатывать её с расчётом на эффективное функционирование.

Когда культура побуждает некоторых из своих членов на то, чтобы трудиться для её выживания, то что им надо делать? Им надо предвидеть хотя бы часть трудностей, с которыми столкнется культура. А они, как правило, лежат далеко в будущем, и подробности не всегда ясны. Апокалиптические видения имеют долгую историю, но только в последнее время уделяется много внимания предвидению будущего. Против полностью непредсказуемых трудностей ничего не поделаешь, но мы можем предвидеть некоторые проблемы путем экстраполяции нынешних тенденций. Достаточно просто наблюдать постоянное увеличение численности людей на Земле, или размеров и распространения ядерных арсеналов, или загрязнения окружающей среды и истощения природных ресурсов; мы можем затем изменить образ действий, чтобы соответственно побудить людей иметь меньше детей, меньше тратить на ядерное оружие, прекратить загрязнение окружающей среды, и потреблять ресурсы менее интенсивно.
Нет нужды в предсказании будущего для того, чтобы видеть то, как сила культуры зависит от поведения её членов. Культура, которая поддерживает общественный порядок и защищает себя от нападений, избавляет своих членов от определенных видов угроз и очевидно уделяет больше времени и энергии для других дел (особенно, если порядок и безопасность не поддерживаются насилием). Культура нуждается в различных благах и ресурсах для своего выживания, и её сила должна зависеть отчасти от экономических факторов подкрепления, которые поддерживают предприимчивый и производительный труд, от наличия средств производства, и от разведки и экономии природных ресурсов. Культура очевидно будет сильнее, если она побуждает своих членов поддерживать безопасную и здоровую социальную среду, обеспечивать медицинскую помощь и поддерживать плотность населения, соответствующую её ресурсам и занимаемому пространству. Культура должна передаваться из поколения в поколение, и ее сила очевидно зависит от того, сколько и каких знаний получает новое поколение, как через неформальные факторы усвоения, так и через образовательные учреждения. Культура нуждается в поддержке своих членов, и она должна содействовать стремлению к счастью и его достижению, чтобы предотвратить их недовольство или эмиграцию. Культура должна быть достаточно стабильной, но она также должна быть способной к изменениям, и она очевидно будет максимально сильна, если сможет избегать чрезмерного почитания традиций и страха новизны, и с другой стороны, слишком быстрых изменений. Наконец, культура будет обладать особой мерой ценности выживания, если она поощряет своих членов изучать существующие нормы и экспериментировать с новыми.
Культура очень похожа на экспериментальную установку ("ящик Скиннера"), используемую для анализа поведения. Обе представляют собой наборы факторов подкрепления. Ребенок рождается в культуру общества, подобно тому, как организм помещается в экспериментальную установку. Проектирование культуры подобно планированию эксперимента; при этом устанавливаются факторы подкрепления и регистрируются результаты. В эксперименте нас интересует его результат, а при конструировании культуры - то, будет ли она функционировать. Такова разница между наукой и технологией (поведения).
В утопической литературе можно найти целую коллекцию проектов культуры общества. Авторы описывали свои видения хорошей жизни и предлагали пути к их достижению. Платон в диалоге "Республика" выбрал политическое решение; Св. Августин в "Граде божьем" - религиозное. Томас Мор и Фрэнсис Бэкон, будучи юристами, уповали на закону и порядок, а утописты восемнадцатого века в традиции Руссо - на гипотетическую природную доброту человека. Девятнадцатый век был свидетелем экономических проектов, а двадцатый век видел подъем того, что можно назвать психологическими утопиями, в которых стал обсуждаться (часто сатирически) полный спектр социальных факторов подкрепления.
Авторы утопий изо всех сил старались упростить свою задачу. Утопическая община, как правило, состоит из относительно небольшого числа людей, живущих вместе в одном месте и в постоянном контакте друг с другом. Они могут заниматься неформальным управлением этикой и свести к минимуму роль формальных учреждений. Они могут учиться друг у друга, а не у специалистов, называемых учителями. Их можно удерживать от зла по отношению друг к другу при помощи порицания, а не специализированных наказаний системы правосудия. Они могут производить и обменивать материальные блага без указания их ценности в денежном выражении. Они могут помогать больным, инвалидам, помешанным или старикам с минимумом помощи от системы здравоохранения. Вредоносные контакты с другими культурами избегаются путем географической изоляции (утопии, как правило, расположены на островах или в окружении высоких гор), а вступлению в новую культуру способствует некий формализованный разрыв с прошлым, например ритуал вторичного рождения (утопии часто помещаются в далеком будущем, так что необходимая эволюция культуры кажется вполне правдоподобной). Утопия представляет собой монолитную социальную среду, все части которой работают сообща. Домашняя среда не конфликтует со школой или улицей, религия не конфликтует с государством, и так далее.
Однако по-видимому наиболее важной особенностью проектирования утопий является то, что выживание общины важно для ее членов. Малый размер, изоляция, внутренняя спаянность - всё это дает общине идентичность, которая делает невозможным безразличие к ее успехам или неудачам. Фундаментальный вопрос относительно всех утопий таков: "Будет ли она действительно функционировать?" На эту литературу стоит обращать внимание хотя бы потому, что она делает упор на экспериментировании. Она рассмотрела традиционную культуру и обнаружила её непригодность, и создала новые модели, для того чтобы их опробовали и модифицировали соответственно требованиям реальных обстоятельств.
Упрощения утопической литературы, которые представляют собой не более, чем упрощения, характерные для науки, редко осуществимы в мире в целом, и существует много других причин того, почему трудно осуществить конкретный проект. Большой изменчивой массой населения невозможно управлять при помощи неформальных общественных этических воздействий, потому что общественные подкрепители, такие как похвала и порицание, тут невозможно обменять на подкрепители в межличностных отношениях, на которых они (неформально) основаны. Зачем обращать внимание на похвалу или порицание кого-то, кого больше никогда не встретишь снова? Этическое управление поведением действенно в небольших группах, но управление поведением населения в целом надо поручать специалистам - полицейским, священникам, собственникам (?!?! - behaviorist-socialist), учителям, психотерапевтам и так далее, с их специализированными подкрепителями и формализованными факторами подкрепления. Они, вероятно, уже находятся в состоянии конфликта друг с другом и почти наверняка будет конфликтовать с любым новым набором факторов подкрепления. Ведь если вовсе не трудно изменить неоформальное обучение, то почти невозможно изменить официальное учебное заведение. Довольно легко изменить обычаи супружества, развода и воспитания детей по мере того, как их значение для культуры изменяется, но почти невозможно изменить религиозные догмы, которые диктуют такие обычаи. Легко изменить то, в какой степени различные виды поведения воспринимаются как нормальные, но трудно изменить законы государства. Ценность благ как подкрепителей является более гибкой, чем цены на них, установленные экономической системой. Буква закона более неуступчива, чем конкретные факты, которые она трактует.
Вовсе не удивительно, что если говорить о реальном мире, то слово "утопический" означает "неосуществимый". И кажется, что история это подтверждает: на протяжении двух с половиной тысяч лет предлагались различные утопические проекты, и большинство попыток осуществить их оказались позорными неудачами. Но опыт истории всегда свидетельствует против всего нового; как раз это и подразумевают под историей. Но вероятность научных открытий и изобретений мала; такова уж суть открытий и изобретений. И если плановая экономика, гуманные диктатуры, идеальные модели общества и прочие утопические затеи не удались, то мы должны помнить, что неплановые, недиктаторские и неидеальные общества тоже терпели крах. Неудача не всегда является ошибкой; она может быть просто пределом улучшения, который можно достичь в данных обстоятельствах. Действительная ошибка - это прекращение таких попыток. Возможно, мы не можем в настоящее время успешно сконструировать культуру целиком, но мы можем конструировать улучшение обычаев и норм по частям. Поведенческие процессы в реальном мире такие же, как и в утопических общинах, и нормы действуют в них одним и тем же образом по тем же самым причинам.

Те же преимущества можно получить, если руководствоваться факторами подкрепления, а не состояниями ума или чувствами. Например, бесспорно серьезная проблема состоит в том, что учащиеся больше не реагируют традиционным образом на ситсему образования; они прогуливают школу, даже порой длительное время, они приходят только на те предметы, которые им нравятся, или на те, которые, как им кажется, помогут им решить их проблемы; они ломают школьное имущество и нападают на учителей и администраторов. Но мы не решим эту проблему "культивируя в обществе уважение, которое оно теперь утратило к образованию как таковому и к профессии ученого и педагога." (Культивирование уважения - это метафора из области садоводства.) Неправильна сама атмосфера, царящая в системе образования. Мы должны разработать факторы подкрепления, из-за которых учащиеся выработают шаблоны поведения, полезные для них и для общества - факторы, которые не имеют отрицательных побочных эффектов и которые вырабатывают поведение, о котором говорят, что оно "свидетельствует об уважении к образованию." Нетрудно понять, что именно неправильно в большинстве образовательных учреждений, и многое уже было сделано для того, чтобы разработать учебные материалы, которые делают процесс обучения как можно проще, и сконструировать факторы подкрепления в классной комнате и в других местах, которые дают учащимся мощные стимулы для получения образования.
Другая серьезная проблема возникает, когда молодые люди отказываются служить в вооруженных силах и дезертируют или бегут в другие страны; но нам не удастся это существенно изменить "внушая им больше лояльности и патриотизма". Надо изменить факторы подкрепления, которые побуждают молодежь вести себя данным образом по отношению к своему правительству. (Книга написана во время агрессии империализма США против Вьетнама - примечание behaviorist-socialist) Правительственные санкции остаются почти исключительно карательными, и их отрицательные побочные эффекты четко выражены интенсивностью внутренних беспорядков и международных протестов. Серьезная проблема состоит в том, что мы почти непрерывно находимся в состоянии войны с другими народами, но мы не далеко уйдем, обвиняя "напряженность, которая приводит к войне", или потакая духу милитаризма, или "изменяя умы людей" (в которых, как поучает ЮНЕСКО, якобы зарождаются войны). Изменять надо те факторы, под действием которых люди и народы начинают войны.

Другой причиной для беспокойства может быть то, что многие молодые люди стараются работать как можно меньше, или что рабочие трудятся малопродуктивно и часты прогулы, или что товары часто плохого качества, но мы мало чего добьёмся, пытаясь внушить им "чувство профессиональной гордости или гордости результатами своей работы", или "чувство собственного достоинства как рабочего", или (там, где профессионализм яваляется компонентом кастовых предрассудков) изменяя "глубинную эмоциональную основу кастового Супер-эго", как выразился некий автор. На самом-то деле что-то неладно с факторами подкрепления, которые побуждают людей работать усердно и прилежно. (Другие виды экономических факторов подкрепления тоже не в порядке.)
Уолтер Липпман как-то сказал, что "важнейшей проблемой человечества" является то, как люди смогут спасти себя от катастрофы, которая им угрожает, но чтобы решить её, мы должны сделать больше, чем просто выяснить то, как люди смогут "найти в себе волю и способность спасти себя." Мы должны выяснить те факторы подкрепления, которые побуждают люди действовать для того, чтобы увеличить шансы на выживание их культуры и общества. Мы имеем физические, биологические и поведенческие технологии, нужные для того, "чтобы спасти себя"; а проблема-то состоит в том, чтобы побудить людей их использовать. Возможно, что "утопию достаточно только пожелать," но что это значит? Каковы основные характеристики культуры и общества, которые выживут потому, что побуждают народ на усилия для их выживания?

Применение науки о поведении для конструирования культуры является амбициозным проектом, и часто считается утопическим в уничижительном смысле, поэтому стоит рассмотреть причины такого скептицизма. Например, часто утверждают, что существуют фундаментальные различия между реальным миром и лабораторией, в которой анализируют поведение. Мол, обстановка опыта - искусственная, а в реальном мире всё естественно; условия опыта простые, а мир - сложен; и поэтому, мол, если процессам, наблюдаемым в лаборатории, присущ порядок и закономерности, то поведение в других ситуациях в принципе запутанно и сложно. Это, конечно, реальные различия, но такое положение изменяется по мере развития науки о поведении, и их не следует преувеличивать даже сейчас.
Разница между искусственными и естественными условиями не принципиальна. Для голубя может быть естественным ворошить листья и находить кусочки корма под некоторыми из них, в том смысле, что тогда факторы подкрепления являются стандартным компонентом среды, в которой эволюционировали голуби. А факторы подкрепления, при которых голубь клюет освещенный диск на стенке, и в кормушке-дозаторе под этим диском появляется корм, являются явно искусственными. Но несмотря на то, что запрограммированное оборудование в лаборатории искусственно, а лежащие на земле листья и семяна под ними - явление природы, схемы, по которым такое поведение голубя получает подкрепление, можно сделать одинаковыми. Эта естественная ситуация является тем, что в лабораторных опытах называется схемой подкрепления с варьирующим соотношением, и у нас нет никаких оснований сомневаться в том, что обе эти ситуации формируют поведение одинаковым образом. Когда воздействие этой схемы изучается с помощью программирующего оборудования, мы начинаем понимать закономерности поведения, наблюдаемого в природе, и по мере того, как все более и более сложные факторы подкрепления исследуются в лаборатории, всё более и более ясным становится роль факторов подкрепления в природе.

То же самое верно и в отношении упрощения. Любая экспериментальная наука упрощает (стандартизует) условия, в которых она ведёт работу, особенно на ранних стадиях исследований. Анализ поведения, естественно, начинается с простого поведения простых организмов в простых условиях. Если обнаруживается достоверная закономерность, то условия опыта можно усложнить. Мы продвигаемся вперед не быстрее, чем это позволяют наши успехи, и прогресс исследований часто кажется недостаточно быстрым. Но поведение - это обескураживающая область исследований, потому что мы пребываем в очень тесном контакте с ним. Счастье ранних физиков, химиков и биологов состояло в своего рода естественной защищенности от сложных проблем в их областях исследования; они не сталкивались с огромной массой запутанных фактов. Они могли выбрать пару объектов для исследования и игнорировать всю остальную природу как не имеющую отношения к делу или явно находящуюся вне досягаемости. Если бы Гильберт, Фарадей или Максвелл имели хотя бы поверхностное видение того, что сейчас известно об электричестве, у них было бы гораздо больше проблем с нахождением исходных позиций и с формулировкой принципов, которые не показались бы им "упрощенными". К счастью для них, многое из того, что в настоящее время известно в их областях исследований, стало известно лишь в результате дальнейших исследований их практического применения в технологии, и этим не пришлось заниматься до тех пор, пока принципы не были достаточно хорошо разработаны. Ученый, изучающий поведение, не имеет такого счастья. Он слишком хорошо осознаёт своё собственное поведение, как часть предмета исследований. Слабые ощущения, каверзы памяти, парадоксы снов, откровенно интуитивные решения проблем - всё это и многие другие феномены человеческого поведения настойчиво требуют внимания. В этой ситуации гораздо труднее найти исходные позиции и сформулировать принципы, которые не кажутся слишком упрощенными.
Несомненно, что интерпретация сложного мира человеческих отношений в рамках экспериментального анализа часто бывает упрощенной. Бывает, что результаты преувеличивают, а ограничениями пренебрегают. Но действительно громадным упрощением являются традиционные чары состояний сознания, чувств и других атрибутов автономной личности, на смену которым пришел анализ поведения. Лёгкость, с которой без особых колебаний выдумываются менталистские объяснения, является, пожалуй, самым лучшим свидетельсвом того, что на них не надо обращать внимания. То же самое можно сказать и о традиционных методах (интроспективной психологии). Технологию, которая порождена экспериментальным анализом, следует оценивать только в сравнении с тем, что делается другими методами. Что, в конце концов, мы можем предъявить по сравнению с ненаучным или донаучным мышлением, или здравым смыслом, или озарениями, полученными на личном опыте? Выбор тут между наукой и пустозвонством, и единственное решение проблемы упрощений - это учиться иметь дело со сложностями.
Наука о поведении еще не готова решить все наши проблемы, но это наука в прогрессивном развитии, и о её итоговой адекватности судить ещё рано. Когда критики утверждают, что она не может объяснить тот или иной аспект поведения человека, то они, как правило, намекают, что она никогда не будет в состоянии сделать это, однако анализ поведения продолжает развиваться и на самом деле продвинулся гораздо дальше, чем обычно считаю критики.
Не столь важно знать, как решить проблему, сколь знать, как искать её решение. Ученые, которые обратились к президенту Рузвельту с предложением построить бомбу настолько мощную, что она сможет закончить Вторую мировую войну в течение нескольких дней, не могли сказать, что они знают, как сделать её. Все, что они могли сказать, то это то, что они знают, каким образом это выяснить. Проблемы поведения, которые предстоит решить в современном мире, несомненно, сложнее, чем практическое использование расщепления атомных ядер, и фундаментальная наука всё ещё не столь далеко продвинулась, но мы знаем, где начать искать эти решения.
Предложение сконструировать культуру (общественные отношения) с помощью научного анализа часто вызывает зловещие пророчества катастрофы. Мол, общественные отношения не будут действовать так, как планировалось, и непредвиденные последствия могут быть катастрофическими. Доказательства этому приводят редко, возможно потому, что кажется, что история свидетельствует в пользу неудачи: многие планы кончились неудачей, дескать лишь только потому, что их планировали. Угроза конструирования общественных отношений, как заявил г-н Кратч (Krutch), в том, что нечто незапланированное "никогда уже не сможет озарить нас снова." Однако трудно оправдать надежду, которую возлагают на случайность. Это правда, что почти все достижения человечества по сегодняшний день являются плодом счастливых случайностей, и они несомненно, будут и далее вносить свой вклад в достижения человечества, но случайность как таковая вовсе не является добродетелью. Ведь и то, что не планируют, тоже терпит крах. Идиосинкразии властолюбивого правителя, который считает любой непорядок преступлением, могут иметь по случайности ценность для выживания государства, если соблюдаются закон и порядок, но военные затеи вождя-параноика, имеющие то же происхождение, могут иметь совершенно противоположный эффект. Промышленность, которая развивается в необузданной погоне за потребительским счастьем, может иметь по случайности ценность для выживания, если вдруг понадобится военная техника, но она также может исчерпать природные ресурсы и отравить окружающую среду.

Если планируемая культура будет обязательно означать однообразие и регламентацию, то она на самом деле может усердствовать в этом, препятствуя своему собственному дальнейшему прогрессу. Если бы люди были очень стандартными, они имели бы меньше шансов обнаружить или разработать что-то новое, и культура, которая стремится оболванить людей на один манер, может погрязнуть в стандартных шаблонах, от которых уже не высвободишься. Так можно сконструировать никуда не годную культуру, но в поисках разнообразия мы не должны полагаться на случайности. Многим возникшим случайно культурам тоже свойственны однообразие и регламентация. Потребности администрирования в правительственных, религиозных и экономических системах порождают однородность, потому что это упрощает задачу управления. В традиционных образовательных учреждениях регламентируется то, что именно и в каком возрасте учащиеся должны учить, и какие экзамены сдавать, чтобы гарантировать то, чтобы требуемое от них было выполнено. Законы государств и религий, как правило, чётко сформулированы и допускают очень мало отклонений или изменений. Так что единственная надежда - это планируемое разнообразие, которое признаёт ценность разнообразия. Селекция растений и животных приводит к их однообразию, когда требуется однородность сорта или породы (что упрощает растениеводство и животноводство), но и в ней необходимо планируемое разнообразие.
Планирование не препятствует появлению счастливых случайностей. Много тысяч лет люди использовали волокна (например: хлопок, шерсть и шелк) из источников, которые были случайными в том смысле, что они были продуктами факторов выживания в эволюции, не имеющих тесной связи с теми факторами, которые сделали их полезными для людей. С другой стороны, синтетические волокна - явный результат  технологических разработок, при которых учитывалась их полезность. Но производство синтетических волокон не делает менее вероятным эволюционное возникновение чего-то нового вроде хлопка, шерсти или шелка. Неожиданные явления случаются и дальше, и этому даже способствуют те, кто иссследует новые возможности. Можно сказать, что наука увеличивает число неожиданных открытий. Физик в исследованиях не ограничивается температурами, которые случайно наблюдаются в обыденном мире, а ведет опыты при последовательном ряде значений температуры в очень широком диапазоне. Ученый, изучающий поведение, не ограничивается схемами подкрепления, которые наблюдаются в природе, а конструирует большое разнообразие этих схем, некоторые из которых, возможно, никогда не возникнут по случайности. В случайном характере неожиданных явлений нет ничего положительного. Культура эволюционирует, когда новые шаблоны поведения возникают и подвергаются отбору (подкреплением в рамках существующей культуры - примечание behaviorist-socialist), и нам ни к чему ждать, чтобы они появились только в результате случайности."

Комментариев нет:

Отправить комментарий