"ОБЕСШКОЛИВАНИЕ" ИЛЛИЧА И БИХЕВИОРИСТСКИЙ СОЦИАЛИЗМ - 2

 

Иван Иллич:

"Школьная система в наши дни выполняет ту самую тройную функцию, которую ранее в истории выполняли могущественные религиозные культы. Она является одновременно хранительницей мифов общества, организацией, воплощающей противоречия этих мифов, и средоточием ритуалов, воспроизводящих и маскирующих несуразицы между мифами и реальностью. Нынешняя школьная система, и особенно университет, открывает широкие возможности для критики этого мифа и для борьбы против её бюрократических извращений. Но ритуал, требующий терпимости к фундаментальным противоречиям между мифом и организацией, по-прежнему остается в значительной степени неизменным, поскольку ни идеологическая критика, ни общественный протест не могут породить новое общество. Только утрата иллюзий и неприятие основного социального ритуала и реформ этого ритуала могут привести к радикальным изменениям. (...)

Школа по самой своей природе имеет тенденцию претендовать на присвоение всего времени и всей энергии участвующих в ней. Это, в свою очередь, превращает учителя в воспитателя, проповедника и психотерапевта. В каждой из этих трех ролей учитель основывает свой авторитет на разных претензиях.

Учитель-воспитатель действует как руководитель церемоний, который проводит своих учеников через запутанный лабиринт ритуалов. Он даёт оценки за соблюдение правил и назначает сложные процедуры "инициации" в жизнь. В лучшем случае он готовит почву для приобретения ряда практических навыков, что учителя, собственно, всегда делали. Не имея иллюзии дать серьёзную образованность, он дрессирует своих учеников в выполнении набора элементарных упражнений.

Учитель-моралист - суррогат родителей, бога и государства. Он внушает ученикам, что правильно или неправильно, причём не только в школе, но и в обществе в целом. Он подменяет родителей для каждого и таким образом заставляет всех их считать себя детьми одного и того же государства.

Учитель-психотерапевт чувствует себя вправе вмешиваться в личную жизнь своего ученика, чтобы помочь ему созревать как личность. Когда эту функцию выполняет тот, кто является воспитателем и проповедником, это обычно означает, что он убеждает ученика подчиниться ему и принять как собственное своё понимание истины и чувства того, что правильно.

Утверждение, что либеральное общество может быть основано на современной школе - это парадокс. В отношениях учителя с учениками ликвидированы все гарантии личной свободы. Когда школьный учитель соединяет в себе функции судьи, идеолога и врача, эта основная идея общества извращается самим процессом, который должен подготовить к жизни в нем. Учитель, объединяющий в себе эти три вида власти, соучаствует в уродовании ребенка в гораздо большей степени, чем законы, устанавливающие его правовое или экономическое несовершеннолетие или ограничивающие его право на свободу собраний или места проживания.

Учителя - это далеко не единственные, кто занимается психотерапией. Психиатры, опекуны, консультанты по поиску работы и даже юристы помогают своим клиентам принимать решения, развиваться как личности и учиться. Однако здравый смысл подсказывает клиенту, что такие специалисты должны воздерживаться от навязывания ему своего мнения о том, что правильно или неправильно, или принуждать его следовать их советам. Школьные учителя и священники - единственные профессионалы, которые чувствуют себя вправе вмешиваться в личную жизнь своих клиентов и одновременно читать проповеди подвластным слушателям.

Дети не защищены ни первой, ни пятой поправками (к конституции США), когда они предстают перед светским священником - учителем. Ребенку приходится противостоять мужчине, увенчанному невидимой тройной короной, подобной папской тиаре - символу тройной власти, объединенной в одном лице. Для ребенка учитель - непререкаемый авторитет как проповедник, пророк и священник, и он же одновременно и начальник, учитель и руководитель религиозной церемонии. Он присвоил претензии средневековых пап в обществе, законы которого гарантируют, что все эти претензии никогда не будут принадлежать одноой легализованной и принудительной организации - церкви или государству.

Роль детей как школьников на полный день занятий позволяет учителю иметь столь большую власть над их личностями, которая куда менее ограничена законами и обычаями, чем власть, которой обладают опекуны в других социальных учреждениях. Их несовершеннолетие лишает детей возможности пользоваться мерами защиты, которые являются обычными для взрослых в современных приютах, сумасшедших домах, монастырях или тюрьмах.

Под властным взором учителя несколько систем ценностей сливаются в одну. Различия между моралью, законностью и достоинством личности стираются и в конечном итоге устраняются. Каждый проступок воспринимается как множественное преступление. От нарушителя требуют, чтобы он чувствовал, что он нарушил закон, что он вел себя аморально и что он пал как личность. Ученику, пользующемуся шпаргалкой на экзамене, говорят, что он преступник, морально испорчен и ничтожество.

Пребывание в школе извлекает детей из повседневной реальности и погружает их в среду, гораздо более примитивную, суеверную и беспощадно серьезную. Школа не смогла бы создать такую зону, в которой отменены порядки обычной реальности, если бы она в течение многих лет подряд не делала бы детей пленниками на своей заколдованной территории. Обязанность ходить в школу превращает классную комнату в некую волшебную матку, из которой ребенок периодически "рождается" по окончании уроков и учебного года, пока его окончательно не извергнут во взрослую жизнь. Ни растянутое во всем мире детство, ни угнетающая классная атмосфера не могли существовать без школы.

Однако школы, будучи принудительной формой обучения, могут существовать без того и другого и быть более репрессивными и пагубными, чем всё доселе известное. Чтобы понять, что это значит - обесшколить общество, а не только реформировать систему образования, мы должны теперь сосредоточиться на скрытной идеологии школьного образования. Здесь нас не интересуют напрямую скрытная идеология улиц гетто, уничижающая бедных, или скрытная идеология (буржуазной) гостиной, возвышающая богатых. Скорее, мы озабочены тем, чтобы привлечь внимание к тому факту, что церемониал или ритуал зашколивания сам по себе является такой скрытной идеологией. Даже лучшие учителя не могут полностью защитить своих учеников от неё.

Эта скрытная идеология зашколивания неизбежно усугубляет предрассудками и обвинениями ту дискриминацию, которую общество проявляет в отношении одной своей части, и усугубляет привилегии другой части новой привилегией быть снисходительной по отношению к большинству. Столь же неизбежно эта скрытая идеология служит ритуалом посвящения в ориентированное на экономический рост общество потребления - как для богатых, так и для бедных. (...)

Школа также прививает миф о Бесконечном Потреблении. Этот современный миф основан на вере в то, что процесс неизбежно производит что-то ценное и, следовательно, производство обязательно создает спрос. Школа учит нас, что образованность - это продукт преподавания. Существование школ создает спрос на зашколивание. Как только мы привыкнем иметь потребность в школе, вся наша деятельность, как правило, принимает форму взаимоотношений посетителей с другими бюрократизованными учреждениями. После того, как самоучки подвергнутся дискредитации, любая любительская деятельность становится подозрительной. В школе нас учат, что ценное образование - это результат её посещения; что ценность образования возрастает с увеличением количества преподаваемого материала; и, наконец, что эту ценность можно измерять и удостоверять с помощью оценок и аттестатов.

На самом деле образование - это человеческая деятельность, которая меньше всего нуждается в манипуляции со стороны других. Большая часть образования не является результатом преподавания. Это, скорее, результат беспрепятственного соучастия в осмысленной деятельности. Большинство людей лучше всего учатся с увлечением, однако школа заставляет их отождествлять свой личный когнитивный рост с тщательно продуманным планированием и манипулированием. Как только человек признает потребность в школе, он (или она) становится легкой добычей для других учреждений. Как только молодежь позволит, чтобы её воображение формировали с помощью учебных программ, она свыкается с бюрократическим планированием любого рода.

«Преподавание» суживает горизонт их воображения. Их нельзя предать, их можно только разменять на мелочи, потому что их уже приучили заменять надежду ожиданиями. Их больше не удивишь ничем хорошим и ничем плохим со стороны других людей, потому что их научили, чего ожидать от каждого другого человека, которого учили так же, как и их. Это верно в случае другого человека или в случае машины. Такое сваливание ответственности с себя на учреждения делает неизбежным социальный регресс, особенно если оно было воспринято как обязательство. Мужчина, привыкший к поучениям, ищет безопасности в навязчивом назидании. Женщина, считающая свои знания результатом этого процесса, желает воспроизвести его в других. (...)

Фактически, здоровые учащиеся часто удваивают свое сопротивление преподаванию, поскольку они обнаруживают, что ими все сильнее и сильнее манипулируют. Это сопротивление обусловлено не авторитарным стилем государственной школы или совращаюшим стилем некоторых "свободных" школ, а фундаментальным подходом, общим для всех школ - идеей о том, что суждение одного человека должно устанавливать, что и когда должен учить другой. (...)

Школа кажется великолепно подходящей для роли Всемирной церкви нашей гниющей культуры. Ни одно другое учреждение не может лучше скрывать от своих участников глубокое несоответствие между социальными принципами и социальной реальностью в современном мире. Будучи светской, научной и замалчивающей смерть, школа созвучна духу времени. Её классическая, критическая наружность позволяет ей казаться плюралистической, если не антирелигиозной. Как её учебная программа определяет науку, так и она сама определяется так называемыми научными исследованиями.

Школа служит эффективным творцом и хранителем мифов общества, поскольку имеет структуру ритуальной игры продвижения со ступеньки на ступеньку вверх. Вовлечение в эту ритуальную игру гораздо важнее того, что и как и как при этом преподают. Именно эта игра дрессирует, попав в кровь и став привычкой. Все общество охвачено мифом о Бесконечном Потреблении услуг. Он действует так сильно, что поначалу символическое участие в бесконечном ритуале становится повсюду обязательным и принудительным. Школа превращает ритуальное соперничество в игру между народами, которая побуждает участников винить в мировых бедах тех, кто не может или не хочет играть. Школа - это ритуал посвящения, который принимает неофита в священную гонку прогрессирующего потребления, в ритуал благословения, жрецы-корифеи которого служат посредниками между верующими и богами привилегий и власти, в ритуал покаяния, который приносит в жертву исключенных из школы, клеймящий их как козлов отпущения неуспеваемости. (...)

Школа - это не только религия современности. Это также самый быстрорастущий рынок труда в мире. Потребительское оболванивание стало главным растущим сектором экономики. Школа дает неограниченные возможности для легального расточительства, пока ее разрушительность остается невыявленной, а расходы на паллиативы (мнимые решения) растут.

В традиционной схеме отчуждение было прямым следствием превращения работы в наемный труд, который лишал человека возможности творить и воспроизводиться. Теперь дети подвергаются предварительному отчуждению в школе, которая разобщает их, в то время как они притворяются одновременно производителями и потребителями своих собственных знаний, которые представляются как товар, выставляемый на продажу в школе. Школа делает отчуждение подготовкой к жизни, лишает образование реальности, а работу творчества. Школа подготавливает к отчуждающей бюрократизации жизни, внушая потребность в преподавании. Как только этот урок усвоен, люди утрачивают стимул к независимому росту; взаимоотношения перестают быть привлекательными для них, и они прячутся от неожиданностей, которые дарует им жизнь, когда она не предопределена организационными рамками. А школа прямо или косвенно даёт заработок большой части населения. Школа либо держит людей всю жизнь в плену, либо обеспечивает их пригодность для какого-нибудь учреждения. (...)

Многие самозваные революционеры являются жертвами школы. Они считают даже «освобождение» результатом организационного процесса. Только освобождение самого себя от школы избавляет от таких иллюзий. Невозможно ни манипулировать, ни планировать открытие того, что большая часть образованности не нуждается в преподавании. Каждый из нас несет личную ответственность за свое собственное освобождение от школы, и только мы сами в силах это сделать. Нет оправдания тем, кому не удается освободиться от зашколивания. Они не могут освободиться от прогрессивного потребительства, пока не освободятся от школьной принудиловки.

Мы все охвачены зашколиванием, как со стороны производства, так и со стороны потребления. Мы суеверно убеждены, что хорошее образование может и должно быть произведено в нас - и что мы можем произвести его в других. Наша попытка избавиться от концепции школы вызывает сопротивление, которое мы обнаруживаем в себе, когда пытаемся отказаться от беспредельного потребления и всеобщего предрассудка, что другими людьми можно манипулировать для их же блага. Никто полностью не свободен от эксплуатации других в процессе зашколивания. (...)

Способность преследовать несовместимые цели требует объяснения. По словам Макса Глюкмана, все общества имеют процедуры, позволяющие скрывать такие диссонансы от своих членов. Он предполагает, что такова цель ритуалов. Ритуалы могут скрывать от своих участников даже противоречия и конфликты между принципами общества и его организацией. Пока человек не осознает явным образом ритуальный характер процесса, посредством которого он приобщен к силам, формирующим его реальность, он не может разрушить их чары и создать новую реальность. Пока мы не осознаем ритуал, посредством которого школа формирует прогрессивного потребителя - главный ресурс экономики, - мы не сможем разрушить чары этой экономики и сформировать новую. (...)

Я считаю, что светлое будущее зависит от нашего сознательного выбора деятельной жизни вместо жизни потребителя, от созидания нами такого образа жизни, который позволит нам быть спонтанными, независимыми, но при этом взаимосвязанными друг с другом, а не влачить образ жизни, который позволяет нам лишь строить и разрушать, производить и потреблять - образ жизни, который является лишь промежуточной стадией на пути к истощению ресурсов и загрязнению окружающей среды. Будущее больше зависит от нашего выбора организаций, способствующих деятельной жизни, чем от нашей разработки новых идеологий и технологий. Нам нужен набор критериев, которые позволят нам распознавать те организации, которые поддерживают развитие личности, а не зависимость, а также желание инвестировать наши технологические ресурсы преимущественно в такие организации развития.

Я считаю, что не более четырех, а возможно, всего трех различных «каналов» обмена знаниями, могут содержать все ресурсы, необходимые для настоящего образования. Ребенок растет в мире вещей, в окружении людей, которые служат образцами навыков и ценностей. Он находит сверстников, которые побуждают его к спорам, соревнованию, сотрудничеству и взаимопониманию; а если ребенку повезет, то он получит возражения или критику со стороны действительно доброжелательных многоопытных "старейшин". Вещи, модели, сверстники и старейшины - вот четыре источника, каждый из которых требует своего типа организации, чтобы обеспечить каждому широкий доступ к ним. (...).

Антропогенная среда обитания стала такой же загадочной, как природа для дикарей. При этом учебные материалы были монополизированы школой. Простые учебные пособия получили дорогостоящую упаковку от промышленности знаний. Они стали специализированными инструментами для профессиональных преподавателей, и их цена была раздута из-за того, что от них требуют стимулировать либо среду, либо учителей.

Учитель испытывает ревность к учебнику, который он считает своим профессиональным инструментом. Учащийся может возненавидеть лабораторию, потому что он ассоциирует ее со школьной работой. Администратор оправдывает свое собственническое отношение к библиотеке как защиту дорогостоящего общественного достояния от тех, кто будет играть с ним, а не учиться. В такой атмосфере слишком часто бывает, что ученик пользуется картой, лабораторией, энциклопедией или микроскопом только в те редкие моменты, когда это предписано учебной программой. Даже великие классики становятся частью «второго курса», вместо того чтобы служить вехами на жизненном пути человека. Школа исключает вещи из повседневного пользования, называя их учебными пособиями.

Если мы хотим обесшколивания, то обе тенденции должны быть обращены вспять. Общее материальное обеспечение должно быть доступным, и те материальные учебные ресурсы, которые были превращены в учебные пособия, должны стать общедоступными для самостоятельного образования. Использование вещей лишь как часть учебной программы может иметь даже худший резульиаи, чем просто удаление их из окружающего мира. Это может извраиить отношение учеников к ним. (...)

Если бы цели образования больше не диктовались школами и школьными учителями, то рынок для учащихся был бы гораздо более разнообразным, а определение «учебных пособий» было бы менее жестким. Ими могут быть мастерские, библиотеки, лаборатории, игровые комнаты. Фотолаборатории и печатные машины дали бы процветание местным газетам. В некоторых учебных центрах на торговых улицах могут быть кабины для просмотра замкнутого телевидения, в других - офисное оборудование для использования и ремонта. Музыкальный автомат или проигрыватель были бы обычным явлением: одни специализируются на классической музыке, другие - на народной музыке всего мира, третьи - на джазе. Киноклубы будут соревноваться друг с другом и с коммерческим телевидением. Музейные магазины могут быть источниками для передвижных выставок произведений искусства, как старых, так и новых, оригиналов и репродукций, возможно, находящихся в ведении различных столичных музеев.

Квалифицированный персонал, необходимый для этой сети, будет больше похож на музейных хранителей и экскурсоводов или библиотекарей, чем на учителей. А зоомагазин на углу улицы мог бы информировать покупателей о коллекции раковин в музее или о следующем показе фильмов по биологии в видеотеке. Они могли бы предлагать руководства по борьбе с вредителями, диэте и другим видам профилактической медицины. Они могли направлять тех, кто нуждался в совете, к «старейшинам», которые могут его дать. (...)

«Демонстратор навыков» - это человек, который обладает навыком и готов продемонстрировать его на практике. Подобная демонстрация часто является необходимой для потенциального учащегося. Современные изобретения позволяют нам записать демонстрацию на аудио, видео или на плакат; тем не менее, можно надеяться, что личные демонстрации останутся широко востребованными, особенно в области коммуникативных навыков.

Для наиболее широко распространенных практических навыков человек, демонстрирующий навык, является единственным человеческим ресурсом, который нам когда-либо нужен или доступен. Во время доклада или вождения автомобиля, при приготовлении блюд или использовании коммуникационного оборудования мы часто почти не осознаем формального преподавания и обучения, особенно после нашего первого знакомства с предлагаемыми материалами. Я не вижу причин, по которым другие сложные навыки, такие как технические аспекты хирургии и игры на скрипке, чтения или использования справочников и каталогов, нельзя было бы изучать таким же образом.

Хорошо мотивированный ученик, который не страдает от особых физических недостатков, часто не нуждается в большей помощи, чем та, которую может оказать кто-то, кто может по просьбе продемонстрировать, как делать то, чему ученик хочет научиться. Требование, предъявляемое к людям обладающим практическими навыками, чтобы они, прежде чем демонстрировать свои навыки, получили удостоверения педагогов, является результатом того, что людей заставляют учить то, что они не хотят знать, или требования, чтобы все люди, даже с особыми физическими недостатками, учились определенным вещам в определенный момент их жизни, и желательно при определенных обстоятельствах.

Что делает практические навыки дефицитными на нынешнем рынке образования, так это бюрократическое требование, согласно которому те, кто могут их продемонстрировать, не могут этого делать, если не получат общественного доверия в виде удостоверения. Мы настаиваем на том, чтобы те, кто помогает другим приобрести навыки, также должны знать, как диагностировать трудности в обучении и как мотивировать людей стремиться к приобретению навыков. Короче, мы требуем, чтобы они были педагогами. Людей, способных продемонстрировать навыки, будет много, как только мы научимся распознавать их вне преподавательской профессии.

Столкновение личных интересов ныне мешает людям делиться своими навыками. Человек, обладающий навыком, зарабатывает на его дефицитности, а не на его распространении. Учитель, который специализируется на обучении навыку, зарабатывает на нежелании предпринимателя обучать кадры. Общественности внушают предубеждение, что навыки ценны и надежны только в том случае, если они являются результатом формального преподавания. Рынок труда зависит от дефицита навыков и сохранения их дефицитности, либо путем запрещения их несанкционированного использования и распространения, либо путем создания товаров, которые могут эксплуатироваться и ремонтироваться только теми, у кого есть доступ к инструментам или информации, дефицитность которых оберегается.

Настаивать на дипломировании учителей - еще один способ сохранять дефицит навыков. Если бы медсестер поощряли обучать медсестер и если бы медсестер нанимали на основе их доказанных практических навыков - делать уколы, заполнять карты и давать лекарства, то скоро не было бы недостатка в подготовленных медсестрах. Обязательность удостоверений ныне имеет тенденцию ограничивать свободу образования, превращая гражданское право делиться своими знаниями в привилегию академической свободы, которая теперь присвоена только работающим в школе. Чтобы гарантировать доступ к эффективному обмену навыками, нам необходимо законодательство, которое делает всеобщей академическую свободу. Право обучать любым навыкам должно находиться под защитой свободы слова. Как только ограничения на преподавание будут сняты, они вскоре будут сняты и с образования. (...)

Школа действительно дает детям возможность вырваться из дома и найти новых друзей. Но в то же время этот процесс внушает детям идею о том, что они должны выбирать своих друзей из числа тех, с кем их усадили рядом. Дать детям с самого раннего возраста возможность встречаться, сравнивать и искать друзей - это привить им на всю жизнь интерес к поиску новых партнеров для новых начинаний.

Хороший шахматист всегда рад найти свою ровню, а новичок - свою. Для этого и служат клубы. Люди, которые желают обсуждать конкретные книги или статьи, вероятно даже заплатят за то, чтобы найти партнеров для дискуссии. Люди, которые хотят играть в игры, ходить на экскурсии, мастерить аквариумы или ездить на велосипедах, приложат усилия, чтобы найти себе равных. Награда за их усилия - находка себе равных. Хорошие школы стараются выявить общие интересы своих учеников, записавшихся на один и тот же курс. Антиподом школы была бы организация, которая увеличивала бы шансы встретиться для людей, которые в данный момент имеют одни и те же конкретные интересы, независимо от того, что еще у них было бы общего.

Наша критика учебных заведений приводит нас к пересмотру нашего образа человека. Существо, которое нужно школам в качестве клиента, не имеет ни самостоятельности, ни мотивации самостоятельно развиваться. (...) Опора на личную добрую волю была тайком подменена опорой на бюрократические процессы. Мир утратил свое гуманное измерение и вновь погружен в фактически существующую необходимость и предопределенность, которые были характерны для первобытных времен. Но в то время как хаос дикарей постоянно упорядочивался во имя загадочных антропоморфных богов, сегодня только человеческое планирование может быть причиной того, что мир такой, какой он есть. Человек стал игрушкой ученых, инженеров и планировщиков." (Конец перевода)

* * *

Многолетний опыт научил меня судить о книгах не по хвалебным отзывам, напечатанным на обложке, а по предметному указателю. В силу моих специфических интересов я в этом указателе сперва ищу слова "бихевиоризм", "социализм" и "капитализм", а потом просматриваю соответствующие страницы. Это сразу даёт мне чёткое представление о том, затрагивает ли автор эти темы, и если да, то как. Как легко можно догадаться, в книжках Иллича эти слова отсутствуют. Для него капитализм, социализм и бихевиоризм как бы не существуют.

Нарочитая слепота или игнорирование этих тем ставит Иллича в один ряд с такими тогдашними пресловутыми "властителями дум" молодёжи на Западе, как Маркузе, Фуко, Фромм, Рисман, Пакард, Постман и т.д. и т.п., которые непрерывно далдонили о некоем "массовом обществе", тщательно умалчивая, что это общество было (и остаётся по-прежнему) капиталистическим, служащим интересам гоподствующего класса буржуазии, а ничтожность, "одномерность", отчужденность, одиночество, серость и потребительство этой самой массы - результат её дрессировки и оболванивания, в первую очередь - школой, опять-таки в интересах буржуазии.

Конечно, у советской школы была масса недостатков, обусловленных тем, что она во многом копировала своих предшественниц - гимназии и реальные школы Германии и Франции, а также России времён до первой мировой войны. Она была перегружена книжной премудростью учебников, хотя и была очищена от безумия преподавания древних языков - латыни и греческого. Но она тоже была полностью отделена от реальной жизни и не давала никаких практических навыков, полезных в повседневной жизни - в быту и трудовой деятельности. Советская школа довольно хорошо готовила не только к дальнейшей карьере бюрократа (лозунги: "Повторение - мать учения!" и "Усидчивость, усидчивость и ещё раз усидчивость!") но и карьере инженера или учёного. А вот для большинства выпускников советской десятилетки, которым суждено было работать в промышленности, сельском хозяйстве и сфере услуг полезными были лишь умение читать, писать и считать, чему их обучали первые четыре года - в начальной школе.

Однако по сравнению с советской школой нынешняя западная, например довольно хорошо известная мне (западно)германская - это просто кошмар и ужас. Она воистину оболванивает детей, готовя их стать рабами капитала. Беспрекословное подчинение произволу учителя дрессирует в детях будущую покорность "хозяевам"-буржуям, а униженная гонка за хорошими оценками и характеристиками, в которой все средства хороши: зубрёжка, ябедничество, провокационное подсиживание, избиения робких и беззащитных одноклассников - это дрессировка на продолжение карьерной "крысиной гонки" в реальном мире.

Объём научных знаний, который дети получают в западной школе, намного меньше, чем в советской, прежде всего из-за преднамеренного пережевывания почти одного и того же материала, почти одних и тех же задачек из класса в класс. Это приучает детей к унылой рутине однообразного труда на капиталистов. В силу того, что большая часть производства, научных исследований и технических разработок уже вывезена из Запада в "развивающиеся" страны с низким уровнем заработков, работа на Западе не требует ни знаний, ни сообразительности, ни инициативы, ни даже сноровки. Это - сидение в офисе, сидение за кассой в супермаркете, транспорт и доставка товаров, наблюдение с помощью видеокамер за посетителями магазинов ("детективы") и за публикой на улицах ("полицаи"), обслуживание клиентов в кафе, пивных и закусочных, уборка мусора и т.п. непроизводительные занятия.

На Западе паразитизм, коррупция и безумие бюрократии и политиканства в своем разлагающем и парализующем действии на народ уже вышли за любые рамки, которые вплоть до конца 20-го века казались незыблемыми. Нынешняя фальшивка глобальной эпидемии ("пандемии") ковид-19, устроенная политиканами и бюрократами всего мира, слепо исполняющими приказы скупившей их с потрохами глобалистской закулисы мультимиллиардеров-дегенератов (Гейтс & Co), несомненно войдёт в историю человечества как грандиознейшая губительная для человечества глобальная истерия, раздутая на пустом месте шайкой изолгавшихся масс-медиальных пресституток. Хуже того. Под маской пандемической маскарадной клоунады "ковид-19" с её драконовскими якобы "санитарными" мерами Запад опять, как и в 1930-х годах, перерождается из псевдодемократии в откровенный бандитский произвол фашистского полицейского "нового порядка":

Однако и в России и прочих обломках СССР (за исключением Республики Беларусь) ситуация ничем не лучше. Школа не только признала и переняла классовые контрасты между ворами - "эффективными собственниками" - и забитым ограбленным народом, разделившись на привилегированные частные школы и "рационализированные" государственные школы, сидящие на голодном пайке, но и стала ареной бюрократической вакханалии невежественного, коррумпированного и беспредельно наглого чиновничества, которое в порядке имитации бурной деятельности гнобит школы бесконечным потоком реорганизаций, распоряжений, отчётностей и инспекций.

Всё это очень просто объясняется с точки зрения бихевиористского анализа поведения. В нынешнем капиталистическом антиобществе максимум положительного подкрепления получает паразитизм крупнейших миллиардеров. Их состояния и доходы благодаря разнообразным юридическим лазейкам практически не облагаются налогами и растут безостановочно, хотя законы политэкономии капитализма (падение нормы прибыли) делают это теоретически невозможным. Это стало возможным только благодаря коррупции как системе, при которой политиканы и бюрократы загоняют государственные бюджеты во всё более неоплатные долги банкирам, а заёмные средства растранжиривают на государственные заказы и закупки по раздутым ценам, на которых опять-таки наживаются мультимиллиардеры, дающие политиканам и бюрократам сравнительно небольшие "откаты". Хочешь ловко устроиться, но не имеешь богатых родителей? - Делай карьеру в политике или государственном управлении.

Народ, конечно, не имеет участия во всех таких мошеннических аферах, последней и скандальнейшей из которых является бизнес на буквально миллиардах доз смертельно опасных прививок "от ковид-19" шарлатанским ген-инженерным варевом, состав и качество которого никто не контролирует. Созидательная, продуктивная или просто общественно полезная деятельность при капитализме не получает положительного подкрепления; все здоровые начинания, даже изначально поддержанные государственными средствами, рано или поздно увядают и перерождаются в паразитические лавочки. А молодёжь в школах получает оперантную дрессировку "крысиной гонки", что делает кризис и разложение капиталистического общества необратимым и ускоряющимся.

Поэтому вся пусть даже во многом и справедливая критика западной школы Илличем совершенно бесплодна и бесполезна. Его благие пожелания никак не осуществимы, потому что идут вразрез с интересами господствующего класса капиталистов. Радикальное улучшение системы образования возможно лишь вкупе с социалистической революцией, которая уничтожит классовое господство капитала.

На этой картинке из бурного 1969 года идиллически изображена французская "école publique" - "общественная", то есть государственная школа, как "врата в жизнь". За прошедшие полвека если что в этой школе и в жизни во Франции изменилось, так только к худшему. А самое печальное - это всеобщее умонастроение: "Как бы не стало ещё хуже", при котором о действительно революционных или всего-навсего прогрессивных изменениях на Западе забыли и думать. Я надеюсь на то, что в России положение народа скоро станет таким жутким, что его "нужда научит и пироги есть", то есть взять жизнь страны в свои руки, как в октябре 1917 года, уничтожить паразитическое господство капиталистов и бюрократов и возродить социализм.

И тогда, естественно, не может и не должно быть и речи о школе как чём-то отдельном от жизни общества. Детям совершенно ни к чему натирать мозоли на заднице, сидя за партой. И дети, и молодёжь, и взрослые вместо этого должны будут напрячь мозги и воображение, чтобы быть творцами нового социалистического общества - совершенно иного, чем капиталистическое или даже псевдосоциалистическое и забюрократизованное советское. Капитализм теперь в который уже раз загнал человечество в экономический тупик и распад общества на психов-параноиков, а бюрократия не только полностью дискредитировала себя нынешним произволом и коррупцией расейского чиновничества, но и в принципе уже не имеет права на существование, поскольку управление социалистической экономикой теперь может быть сделано не жестко централизованным и планово-иерархическим, а гибким сетевым и при этом полностью автоматизированным, как планировал Н.С. Хрущев перед самым его свержением косными сталинскими номенклатурщиками - бездельником Брежневым, ревизионистом Косыгиным, карьеристом Подгорным & Co.

В условиях социализма, когда солидарная взаимопомощь и общественно полезный труд по определению будут получать максимум положительного оперантного подкрепления - поощрения, вознаграждения и похвалы, а соперничество и стяжательство будут получать лишь отрицательное подкрепление - противодействие, презрение и наказания, тогда и станет возможным и взаимное обучение, о котором писал Иллич, и гуманное воспитание детей, о котором писал замечательный польский педагог Януш Корчак (Janusz Korczak), и создание социалистических межличностных и общественных отношений самими детьми и подростками при содействии взрослых, как об этом писал Антон Макаренко и как показано в замечательном фильме "Республика ШКИД".

Самым важным принципом образования должна стать добровольность приобретения знаний и практических навыков, а не принуждение к зубрёжке и решению слишком сложных задач. Тут, грубо говоря, такая же разница, как между любовью и изнасилованием. Поэтому я презираю сталинистов, в своей непробиваемой тупости не понимающих, что насилием невозможно создать ничего хорошего. А в образе жизни русских, во взаимоотношениях между ними, слишком много тупого, жестокого насилия, даже по сравнению с немцами, среди которых я живу и у которых достаточно много своих отрицательных качеств.

Короче говоря, с бихевиористской точки зрения совершенно ясно, что при социализме любой человек, будь то ребёнок или взрослый, занятый полезной для общества деятельностью, включая овладение знаниями и практическими навыками, должен получать при этом оперантно обусловленное положительное подкрепление - удовольствие. А это будет происходить совершенно естественным образом в том случае, если учёба (а тем более школа) с проклятием принудиловки, контрольных работ и экзаменов будет заменена самостоятельным самообразованием в сочетании с консультациями у специалистов по вопросам, ответ на которые не удастся найти самостоятельно.

Сейчас есть несравненно больше возможностей (например, интернет) для самообразования, чем в годы моего детства, когда мне посчастливилось несколько лет пользоваться библиотекой Московского Университета по читательскому билету матери. Дети по природе любопытны и им нравится познавать новое; надо лишь очистить интернет от буржуйской лжи и рекламы, а также компьютерных игр и прочей глупой развлекальщины, на которую не только дети, но и взрослые убивают массу драгоценнейшего времени. А с другой стороны, надо удерживать родителей и прочих "воспитателей" от принуждения детей проклятием учёбы, которое вырабатывает только одно: ненависть и отвращение к тому, что им пытаются насильно "преподать".

-