Начинаю выкладывать выборку текста из книги Рика Куна "Генрик Гроссман и возрождение марксизма (Henryk Grossman and the Recovery of Marxism by Rick Kuhn, University of Illinois Press, 2007). Для начала "на закуску"- небольшой фрагмент с цитатой из Ленина о революционной ситуации, как пищу для размышлений о том, что нынешнее ковидное вакцинобесие и глобалистская лживая брехня о "великой перезагрузке" и "четвертой индустриальной революции" (смотри, например, https://behaviorist-socialist-ru.blogspot.com/2021/12/great-reset-marxism-behaviorist.html ) по всей очевидности свидетельствуют о том, что ныне существуют объективные факторы революционной ситуации при полном отсутствии субъективных: революционной социалистической или коммунистической партии нет вообще нигде в мире, а массы трудящихся или аполитичны, или одурманены мелкобуржузными (либерастскими, националистическими и т.д.) фантазиями.
* * *
Рик Кун:
"ГЛАВА 5: РЕСПЕКТАБЕЛЬНЫЕ КАРЬЕРЫ
(...)
Между публикацией его исследования о Варшавском герцогстве в 1925 и 1928 годом Гроссман ничего не публиковал и не начал преподавать во Франкфуртском университете до конца 1927 года. Он употребил бóльшую часть своего времени до ноября 1926 года на написание большой рукописи по марксистской экономике - "Законы развития "чистого" и эмпирического капитализма". Он начал это исследование в 1922 или 1923 году. Но оно охватывало ещё и работу, сделанную для его лекций 1919 года об экономических кризисах и даже, возможно, довоенные исследования по экономической теории. В период до 1933 года на основе этой рукописи были созданы шесть взаимосвязанных публикаций по марксистской экономике - одна книга и пять крупных статей.
Преподавательская деятельность Гроссмана также отчасти была по этой же тему. Курсы лекций «Исследование конъюнктуры и проблема кризисов» и «Упражнения по истории теори и стоимости» прочитанные в зимнем семестре 1927-28 гг. были посвящены вопросам, ставшим центральными для его исследований на долгие годы вперед: кризисным тенденциям капитализма и оригинальности вклада Маркса в экономику. Наименее откровенно политическим предметом, который преподавал Гроссман, были «Теоретические основы таможенных тарифов и торговой политики». Вероятно, он был переработан из лекций в WWP - Свободном Польском Университете. К счастью, ему больше не пришлось вести вводные курсы по описательной экономике, как в Варшаве. В его академические обязанности во Франкфуртском университете входило специализированное преподавание и консультирование аспирантов, некоторые из которых имели институтские стипендии. Как преподаватель он выглядел просто шикарно. По словам бывшего сотрудника института, он «приезжал читать лекции во Франкфурт в перчатках и с тросточкой», его изысканность в одежде дополнялась его уверенностью в себе и строго корректным поведением.
Первым опубликованным плодом главного проекта Гроссмана по марксистской экономике была систематическая критика «Империализма» Фрица Штернберга - большого исследования современного капитализма, которое получило финансовую поддержку института и было опубликовано издательством "Малик" в 1926 году. Штернберг зарабатывал себе на жизнь публицистикой в широком социалистическом спектре между социал-демократической (СДПГ) и коммунистической (КПГ) партиями Германии и в качестве ответа на недостатки, которые, по его мнению, он обнаружил в работах Маркса, он выдумал свои собственные теории аккумуляции капитала, экономических кризисов, резервной армии труда, заработной платы, рабочего движения и революции.
Этот «Империализм» привлек значительное внимание левых, и его тематика пересекалась с работой Гроссмана об экономических кризисах (им посвящена самая длинная глава в книге Штернберга) и методом Маркса. Поэтому Гроссман сделал перерыв в работе непосредственно над своей собственной книгой, чтобы расчистить ей путь, разгромив «Империализм» в длинной статье в «Архиве» Грюнберга.
Гроссман утверждал, что в «Империализме» нет никакой связи между экономическим анализом и его политической позицией. Горизонт видения у Штернберга ограничивался одним из первых теоретиков ревизионизма - Эдуардом Бернштейном; он полностью принял его критику экономической теории Маркса. Бернштейн утверждал, что на протяжении поколений уменьшилась острота экономических кризисов; что распределение собственности выравнивалось, а не поляризовалось; что классовые противоречия уменьшались по мере улучшения условий труда; и особенно то, что численность капиталистического и среднего классов увеличилась и абсолютно, и пропорционально всему населению. Штернберг со всем этим был согласен. Но, поскольку он обосновывал социализм «как категорический этический постулат, как единственное средство спасти человечество от падения в антиисторичность», а не как «необходимый результат исторического процесса, в котором преобладает классовая борьба», он все же придерживался революционной точки зрения в политике.
Штернберг не имел никакого представления ни о методе Маркса в «Капитале», ни о его политическом мировоззрении. Рукопись Гроссмана "Законы развития "чистого" и эмпирического капитализма", его монография о Сисмонди и даже эссе 1919 года об экономическом кризисе уже объяснили этот метод. «Капитал» был отнюдь не всего лишь исследованием чистого капитализма, выводы которого неприменимы к реально существующему капитализму. Маркс, объяснил Гроссман, постепенно убирал упрощающие допущения, которые он вводил в начале этой работы, чтобы выяснять фундаментальные процессы, и по мере того, как он вводил усложняющие реальные факторы, его анализ все ближе и ближе приближался к эмпирическому (реальному) капитализму. Это было именно то, что Ленин понял в 1914-1916 годах в ходе своих исследований Гегеля, что повлияло на возрождение им марксистской политики.
Аргументация Штернберга не была чисто академической. Он утверждал, что классовое сознание трудящихся должно быть создано социалистической партией и интеллигенцией, причём независимо от экономических и политических обстоятельств. Он считал, что тем завершает работу Люксембург. Но это было «коварное злоупотребление именем этой великой революционерки», - писал Гроссман; ведь она, как и Маркс, утверждала, что социализм - это результат развития капитализма. За этой беспощадной критикой позиции Штернберга скрывается раздражение, вызванное этим извращением марксизма и пониманием Гроссманом, основанном на его собственном опыте создания социалистической организации, того, что классовое сознание и революция могут вырасти только из реального опыта борьбы.
И немецкая, и польская коммунистические партии время от времени предавались волюнтаристской политике, предполагавшей, что революцию можно совершить решительными действиями, независимо от обстоятельств. Акция в марте 1921 года в Германии была одной из самых серьезных таких авантюр. Анализ единого фронта Коминтерном впоследствии на несколько лет оказал благотворное влияние на коммунистическое движение. Но в ходе фракционного конфликта в росийской партии, который был характерен для дегенерации Октябрьской революции, линия Интернационала снова метнулась влево в 1924-1925 годах. Коммунистические партии в ряде стран, включая Польшу и Германию, занялись волюнтаристской риторикой и деятельностью. Результатом стало падение их численности, влияния и серьёзности.
В опровержение концепции революции Штернберга Гроссман процитировал «специалиста по революционным вопросам и в то же время марксиста»:
«Марксисты, - сказал Ленин в 1915 году, - прекрасно знают, что революцию нельзя «смастерить», что революции развиваются из кризисов и поворотов в истории, которые объективно созрели (независимо от воли партий и классов) ... Марксизм оценивает интересы на основе классовых антагонизмов и классовой борьбы, которые находят выражение в миллионах фактов повседневной жизни ... Для марксиста бесспорно, что революция невозможна без революционной ситуации ... Чтобы революция разразилась, обычно недостаточно лишь того, чтобы «низшие классы не хотели» [жить по-старому]; также необходимо, чтобы господствующие классы были неспособны [управлять по-старому], то есть чтобы для правящих классов стало объективно невозможным сохранить свое господство в неизменной форме. Во-вторых, что «страдания и нужда угнетенных классов стали более острыми, чем обычно». Без этих объективных условий, которые не зависят от воли не только отдельных групп и партий, но даже целых классов, революция, как правило, невозможна. Совокупность этих объективных изменений называется революционной ситуацией. Только при этом приобретают значение дальнейшие, субъективные условия. А это - не просто «революционное сознание» (которое нельзя создать, тем более просто забивая конечную цель в головы людей, в отсутствие революционной ситуации). Напротив, это нечто совершенно иное - «способность революционного класса к массовым революционным действиям», которая предполагает организацию единой воли масс и длительный опыт повседневной классовой борьбы».
Как и Лукач в его эссе 1924 года о лидере Октябрьской революции, Гроссман разделял ленинскую формулировку условий, при которых социалистическая революция может быть успешной. Будучи ветераном Еврейской социал-демократической партии Галиции (JSDP) и Коммунистической рабочей партии Польши (KPRP), он противопоставил позицию Ленина волюнтаристской аргументации Штернберга и его ошибочному мнению о том, что Маркс считал революцию автоматическим следствием исключительно экономических сил.
На самом деле концепция Маркса о революционном процессе была диалектической, которую Ленин, Лукач и Гроссман возродили и развили далее взаимнодополняющим образом. Капитализм создал рабочий класс, заставил его защищать свои интересы и породил условия, вызывающие его борьбу против класса капиталистов. В ходе своей борьбы пролетариат может осознать, что уничтожение капитализма необходимо для его собственного освобождения. Революционная партия необходима для поддержания и обобщения классового сознания трудящихся, полученного в ходе классовой борьбы, и, при соответствующей ситуации, для координации революции. Как мы видели, Лукач использовал гегелевский язык для выражения их общей позиции: рабочий класс был одновременно объектом и субъектом истории."
(Продолжение следует)
-
Комментариев нет:
Отправить комментарий