Я год назад уже писал
здесь: ТРОЦКИЙ: БОНАПАРТИЗМ: ПУТЬ ОТ ЦАРИЗМА И СТАЛИНИЗМА К КОМПРАДОРСКОЙ
ОЛИГАРХОЧИНОВНИЧЬЕЙ ДИКТАТУРЕ - http://behaviorist-socialist-ru.blogspot.de/2017/05/blog-post_3.html о том, что сталинизм - это антикоммунизм, а
истинным продолжателем дела Ленина был Троцкий:
и о том, почему
режим Иудушки Путина старается изо всех сил загородить Советский Союз гнусной
фигурой диктатора и массового убийцы большевиков - Джугашвили-Сталина.
Но
дураки-сталинисты этого понять не хотят, они молятся на массового убийцу
большевиков и антикоммуниста Джугашвили-Сталина и пытаются очернить память
коммуниста Троцкого, строго соблюдая установку
"разделяй и властвуй", заданную олигархочиновничьим режимом Путина:
мол, если ты за СССР, социализм и коммунизм, то ты обязательно должен быть и
сталинистом, но если ты трезво видишь преступную антикоммунистическую суть Сталина, то ты должен быть против СССР, социализма и
коммунизма...
Напомню историю: Троцкий
был первой жертвой беспринципной борьбы кровожадного подонка Сталина за
диктаторскую власть против всей ленинской партии большевиков, которую он почти
полностью вырезал руками своих кровавых холуёв - Ягоды, Ежова, Берии и очень
многих других. На место своих жертв он набрал в партию беспринципных
карьеристов, приспособленцев и мещан, и ВКП(б) перестала быть партией
большевиков и стала - как тогда опасно шутили - Вторым Крепостным Правом.
Гнусный подонок Сталин сначала выслал Троцкого, а потом и убил его руками
наёмного убийцы - испанского ублюдка Меркадера:
-
Но вот опять: недавно
путиноидная шляпа "в штатском" (Schlapphut) и любитель острых шахматных ощущений, некий господин
Рожин с ником "полковник Кассад" (colonelcassad) выложил здесь https://colonelcassad.livejournal.com/4176107.html клеветническую статейку о Троцком из
сталинистской "Правды" 1936 года. Этой гнусной реанимации сталинской
лжи необходимо дать отпор. Я не буду тут перепостировать всю гнусную ложь г-на
Рожина и сталиниста https://vk.com/wall-156278021_2149 , а вывешу всего лишь клеветническую
карикатуру газетных холуёв Джугашвили-Сталина (Кукрыниксов) на Троцкого как
якобы "агента фашистского Гестапо":
-
И в заключение
этой моей записи - самое важное. Я попытаюсь объяснить то, почему нынешние
сталинисты - это или набитые дураки (те, которые не понимают сути сталинизма)
или законченные мерзавцы (те, которые эту суть понимают). Это поймут только те,
кому действительно дорог социализм и коммунизм - действительно гуманные и
честные люди, а не двуногие подлые и лицемерные скоты.
Я родился (слава
богу!!!) уже после смерти Сталина, но всё же по рассказам старших имею довольно
живое представление о том, как людям жилось в тогдашней жуткой атмосфере
постоянного страха и взаимного недоверия, боязни сказать в присутствии
какого-нибудь подлеца-доносчика "лишнее" и получить "срок"
в лагере. Как ужасно этот ад отличался от того истинного братства людей -
социализма и коммунизма, о котором мечтали и за которое боролись лучшие люди
России против реакционной бестии царизма, погрязшей в коррупции и маразме
распутинщины!
Многие достойные
люди не вынесли омерзительной реальности сталинских стукаческо-бюрократических
"порядков" и от горького отчаяния, от понимания того, что кровавый
восточный деспот Сталин с его погаными подручными реанимировал произвол
самодержавия и заколотил социализм в гроб лицемерного казённого пустозвонства -
"марксизма-ленинизма-сталинизма", покончили жизнь самоубийством, как
например Маяковский, Цветаева и Есенин. Многие "умерли добровольно",
как например выдающийся практик педагогики Макаренко, затравленный сворой
пустобрёхов-"теоретиков". Тяжелое наследие сталинщины было главной
причиной гибели СССР, потому что омерзительные шаблоны поведения -
карьеризм, холуйство низов и произвол косного начальства - были отвратительными
"нормами" в КПСС при Брежневе, но достигли своего аморального дна уже
в путинско-медведевской "ЕдРистне" и нынешнем совершенно уникальном
своей преступной подлостью чиновничестве Эрэфии.
Короче, установление
диктатуры Сталина для людей 1920-х и 1930-х годов было по сути то же самое, чем
для людей нынешней России было установление фашистской диктатуры Ельцина в 1993
году на месте Советского Союза (со всеми его бесспорными недостатками). Это было циничное закрытие
пути в светлое будущее, что особенно больно и страшно для достойных и честных
людей. Чтобы почувствовать сходство этих двух трагических и позорных для
всего народа событий, почитайте стихи Анны Ахматовой. Только освободившись от
дьявольских, каинских оков сталинизма можно стать настоящим социалистом и коммунистом.
Ниже помещаю
ответ оклеветанного - Л.Д. Троцкого: его статью, объясняющую причины появления гнусной
и примитивной сталинистской клеветы ("Kаин Джугашвили идет до конца"). В силу того,
что олигархо-чиновный режим "сильного незаменимого лидера" -
предателя и вора, лицемерного брехуна Иудушки Путина:
-
имеет много общих
черт с номенклатурно-бюрократическим режимом Сталина, всем, кто считает себя
коммунистами и социалистами, полезно для трезвого понимания современности и
знания исторической правды читать работы Троцкого, помещенные на сайтах: http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotsky.htm и http://www.lib.ru/TROCKIJ/ .
*
* *
-
Л.Д. Троцкий:
"Каин Джугашвили идёт до конца
Подлость
последней судебной инсценировки моментами тускнеет рядом с ее глупостью. Сталин
все еще думает, что при помощи изобретенного им вместе с Ягодой трюка он может
обмануть все человечество. Общий замысел инсценировки, мнимые политические
планы "заговорщиков", распределение ролей между ними, - как это все
грубо и низменно, даже под углом зрения судебного подлога! Из-за спины
"великого" Сталина глядит на человечество тифлисский мещанин
Джугашвили, ограниченный и невежественный пройдоха. Механика мировой
реакции вооружила его неограниченной властью. Никто не смеет критиковать его и
даже подавать ему советы. Его помощники, Вышинские и Ежовы, до мозга костей
развращенные ничтожества, не случайно заняли свои высокие посты в системе
тоталитарного самодурства и разврата. Подсудимые, из которых большинство выше
обвинителей несколькими головами, приписывают себе планы и идеи, порожденные
гением современного Кречинского и разработанные кликой гангстеров. Гонимые логикой
капитуляций и падений, физически и морально раздавленные, терроризованные
страхом за близких, гипнотизированные политическим тупиком, в который их
загнала реакция, Бухарин, Рыков, Раковский, Крестинский и другие играют
страшные и жалкие роли по безграмотным шпаргалкам Ежова. А за стеной Каин
Джугашвили потирает руки и зловеще хихикает: какой трюк он придумал для обмана
солнечной системы!
Но точно ли еще
продолжает хихикать за кулисами Сталин? Не спирает ли у него дыханье от
непредвиденного оборота событий? Правда, он огражден от мира стеной невежества
и низкопоклонства. Правда, он привык думать, что мировое общественное мнение -
ничто, а ГПУ все. Но множатся угрожающие симптомы, видимые и для него. Все
меньше могут Трояновские, Майские, Сурицы и состоящие при них, в качестве
контролеров, агенты Ежова доносить Кремлю отрадные вести из-за границы. Все
более острая тревога охватывает рабочие массы всего мира. Все чаще и все в
большем числе крысы, именуемые "друзьями", торопятся покинуть
угрожаемый корабль. Сгущаются международные тучи. Фашизм одерживает победу за
победой, и главным его помощником на всех мировых путях оказывается сталинизм.
Грозные военные опасности стучатся во все ворота Советского Союза. А Сталин тем
временем разрушает армию и попирает страну. Каин вынужден идти до конца. Он
торопится окропить свои руки кровью Бухарина и Рыкова. Он еще может позволить
себе сегодня эту роскошь. Но все меньше способен он вкушать
"сладость" мести. Все труднее становится хихикать тифлисскому
пройдохе, подброшенному мутной исторической волной на трон термидора. Безмерно
накопляется вокруг него ненависть, и страшная месть нависает над его головой.
Террористический
акт? Вполне возможно, что режим, истребляющий, под предлогом борьбы с
терроризмом, лучшие головы страны, вызовет против себя, в конце концов,
действительный террор. Можно сказать больше: было бы противно законам истории,
еслиб правящие гангстеры не воспитали против себя террористов отчаяния и мести.
Но Четвертый Интернационал, партия мировой революции, не имеет ничего общего с
отчаянием, а индивидуальной мести нам слишком мало. Какое политическое или
моральное удовлетворение может дать пролетариату убийство Каина Джугашвили,
которого без труда заменит ближайший по очереди бюрократический
"гений"? Посколько вообще нас может занимать личная судьба Сталина,
мы можем лишь желать, чтоб он пережил крушение своей системы. Ждать ему
придется не так уж долго. Победоносные рабочие извлекут его и его
сотрудников-гангстеров из-под обломков тоталитарной мерзости и заставят их
сдать на действительном суде отчет в совершенных им злодеяниях. На человеческом
языке не найдется слов, которые могли бы в час последнего суда оказать услугу
самому зловещему из Каинов истории. Памятники, которые он построил себе, будут
разрушены или сданы в музей тоталитарного гангстерства. Зато победоносный
рабочий класс пересмотрит все процессы, публичные и тайные, и поставит на
площадях освобожденного Советского Союза памятники несчастным жертвам
сталинской системы подлости и бесчестья.
НОВЫЕ НЕВОЗВРАЩЕНЦЫ
После ряда
бешеных чисток заграничного советского персонала четверо крупных агентов Кремля
превратились за последние месяцы в невозвращенцев: Игнатий Райсс, Александр
Бармин, Вальтер Кривицкий и, наконец, Федор Бутенко. Если учесть условия воспитания,
отбора, контроля и особенно систему заложников, этот процент надлежит признать
чрезвычайно высоким. Он свидетельствует о могуществе центробежных сил,
раздирающих самую бюрократию. Еще ярче этот факт выступает, если присмотреться
к политической ориентации новых "невозвращенцев".
Игнатий Райсс
сразу стал под знамя большевиков-ленинцев. Этим безошибочно определился его
политический и моральный вес. Решиться в нынешних условиях на такой шаг мог
только подлинный революционер. На первых же шагах своего нового пути Райсс пал,
как один из героев Четвертого Интернационала. Он оставил подругу и сына,
которые были неразрывно связаны с ним при жизни и остаются верны памяти его
после смерти. Когда сын его достаточно выростет, чтобы подхватить знамя,
выпавшее из рук отца, Четвертый Интернационал будет уже великой исторической
силой.
Александр Бармин
отошел от бюрократии влево, но еще, повидимому, не выбрал окончательно свой
путь. У нас нет ни основания, ни права торопить его. Мы слишком хорошо понимаем
трудность и ответственность выбора после ряда лет пребывания в казарме
сталинской бюрократии. Пожелаем ему не ошибиться!
Вальтера
Кривицкого, если нас не обманывают признаки, влечет в лагерь буржуазной
демократии. Мы не хотим этим сказать, что он отходит от сталинской бюрократии
вправо. Ряды советского аппарата заполнены чиновниками буржуазного образа
мыслей. Когда они сбрасывают с себя мундир сталинизма, они просто обнаруживают
свою действительную политическую природу. Если наше предположение о Кривицком
окажется ошибочным, мы первые обрадуемся этому.
Федор Бутенко
совершил скачок к фашизму. От многого ли ему приходилось отказываться? Многое
ли ломать в себе? Мы этого не думаем. Очень значительная и притом растущая
часть сталинского аппарата состоит из еще не сознавших себя фашистов.
Отождествлять советский режим в целом с фашизмом есть грубая историческая
ошибка, в которую склонны впадать ультра-левые дилетанты, игнорирующие разницу
социальных фундаментов. Но симметрия политических надстроек, сходство
тоталитарных методов и психологических типов бросаются в глаза. Бутенко есть
симптом огромной важности: он показывает нам карьеристов сталинской школы в
натуральном виде.
Если б можно было
политически просветить насквозь весь советский аппарат, мы нашли бы в нем:
затаившихся большевиков; растерянных, но честных революционеров; буржуазных
демократов; наконец, кандидатов фашизма. Можно сказать с уверенностью, что, чем
более реакционный характер имеет группировка, тем быстрее она развивается
внутри бюрократии.
Политическая
разгадка московских процессов в том, что аппарат, который поднял Сталина к
власти, не хочет больше нести его на себе. Центробежные силы внутри бюрократии
лишь отражают, в свою очередь, глубокие социальные антагонизмы в
"бесклассовом" обществе, как и общую ненависть масс к бюрократии.
Собственная фракция Сталина немногочисленна и состоит из наиболее законченных
прохвостов, типа Вышинского и Ежова. Большевизм стремился к государству без
бюрократии, "типа Коммуны". Сталин создал государство пожирающей себя
бюрократии, "типа ГПУ". Вот почему агония сталинизма представляет
самое ужасное и отвратительное зрелище в человеческой истории!
ПРОЦЕСС 21-ГО
Накануне
последнего процесса (Бухарина, Рыкова, Раковского и др.) можно было ждать, что
он окажется, со стороны "техники", лучше подготовленным, чем
предшествующие. Но уже первый день обнаружил полную ошибочность таких ожиданий.
Глупость обвинений стоит на уровне их подлости. Сталин показал себя миру, каков
он есть. И мир с отвращением отвернулся от него. Если во время процесса
Радека-Пятакова значительная часть мировой печати колебалась и недоумевала, то
во время последнего процесса единодушный вывод общественного мнения гласил:
наиболее грандиозный и наиболее наглый подлог в политической истории мира!
В течение
последнего процесса Л. Д. Троцкий дал мировой печати, преимущественно "The New York Times", около двух десятков статей и заметок. Мы публикуем ниже те из них,
которые сохраняют наиболее длительный интерес.
Не можем здесь же
не отметить с новой скорбью, что еслиб жив был Л. Л. Седов, который лучше кого
бы то ни было знал факты, документы и материалы, связанные с преступлениями
ГПУ, он нанес бы фальсификаторам не мало жестоких ударов. Не потому ли он погиб
накануне процесса?
РЕДАКЦИЯ.
ИТОГИ ПРОЦЕССА
1.
Московский
процесс утомил общественное мнение своими сенсационными несообразностями еще
прежде, чем был доведен до конца. Всякий средний журналист способен заранее
написать текст завтрашней обвинительной речи Вышинского, может быть лишь с
меньшим количеством площадных ругательств. Вышинский сочетает с политическим
процессом свой личный процесс. В годы революции он был в лагере белых.
Переменив после окончательной победы большевиков ориентацию, он долго
чувствовал себя униженным и подозреваемым. Теперь он берет реванш. Он может
глумиться над Бухариным, Рыковым, Раковским, имена которых он в течение ряда
лет произносил с преувеличенной почтительностью. Тем временем господа послы:
Трояновский, Майский, Суриц, у которых то же приблизительно прошлое, что у
Вышинского, раз'ясняют общественному мнению цивилизованного человечества, что
именно они выполняют заветы Октябрьской революции, тогда как Бухарин, Рыков,
Раковский, Троцкий и др. предают ее, как предавали всегда. Все опрокинуто на
голову.
Из тех итогов,
которые Вышинский должен подвести последней серии процессов, советское
государство выступает, как централизованный аппарат государственной измены.
Глава правительства и большинство народных комиссаров (Рыков, Каменев,
Рудзутак, Смирнов, Яковлев, Розенгольц, Чернов, Гринько, Иванов, Осинский и
др.); важнейшие советские дипломаты (Раковский, Сокольников, Крестинский,
Карахан, Богомолов, Юренев и др.); все руководители Коминтерна (Зиновьев,
Бухарин, Радек); главные руководители хозяйства (Пятаков, Смирнов, Серебряков,
Лифшиц и пр.); лучшие полководцы и руководители Красной армии (Тухачевский,
Гамарник, Якир, Уборевич, Корк, Муралов, Мрачковский, Алкснис, адмирал Орлов и
пр.); наиболее выдающиеся рабочие-революционеры, выдвинутые большевизмом за 35
лет (Томский, Евдокимов, Смирнов, Бакаев, Серебряков, Богуславский,
Мрачковский); глава и члены правительства Российской советской республики
(Сулимов, Варвара Яковлева); все без исключения главы трех десятков советских
республик, т.-е. вожди, выдвинутые движением освобожденных национальностей
(Буду Мдивани, Окуджава, Кавтарадзе, Червяков, Голодед, Скрыпник, Любченко,
Нестор Лакоба, Файзула Ходжаев, Икрамов и десятки других); руководители ГПУ в
течение последних десяти лет, Ягода и его сотрудники; наконец, и это важнее
всего, члены всемогущего Политбюро, фактической верховной власти страны:
Троцкий, Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин, Рудзутак, - все они
состояли в заговоре против советской власти, даже в те годы, когда она
находилась в их руках. Все они, в качестве агентов иностранных держав,
стремились разорвать построенную ими советскую федерацию в клочья и закабалить
фашизму народы, за освобождение которых они боролись десятки лет.
В этой преступной
деятельности премьеры, министры, маршалы и послы неизменно подчинялись одному
лицу. Не официальному вождю, нет - изгнаннику. Достаточно было Троцкому
пошевелить пальцем, и ветераны революции становились агентами Гитлера и Микадо.
По "инструкции" Троцкого, через случайного корреспондента Тасс,
руководители промышленности, транспорта и сельского хозяйства разрушали
производительные силы страны и ее культуру. По пересланному из Норвегии или
Мексики приказу "врага народа", железнодорожники Дальнего Востока
устраивали крушение воинских поездов, и маститые врачи Кремля отравляли своих пациентов.
Вот какую поразительную картину советского государства вынужден дать Вышинский
на основании разоблачений последних процессов! Но здесь возникает затруднение.
Тоталитарный режим есть диктатура аппарата. Если все узловые пункты аппарата
заняты троцкистами, состоящими в моем подчинении, почему, в таком случае,
Сталин находится в Кремле, а я в изгнании?
Все опрокинуто на
голову в этих процессах. Враги Октябрьской революции драпируются ее
душеприказчиками, карьеристы бьют себя в грудь, как рыцари идеи, специалисты
подлога выступают, как следователи, прокуроры и судьи.
2.
И все-же, -
говорит человек "здравого смысла", - трудно поверить, чтоб сотни
обвиняемых, взрослых и нормальных людей, наделенных к тому же, в значительном
числе своем, сильным характером и выдающимся интеллектом, сами на себя
возводили зря обвинения в ужасных и отвратительных преступлениях пред лицом
всего человечества.
Как часто бывает
в жизни, "здравый смысл" оцеживает комаров, но проглатывает
верблюдов. Конечно, нелегко поверить тому, что сотни людей сами клевещут на
себя. Но разве легче поверить тому, что те же сотни людей совершают ужасающие
преступления, которые противоречат их интересам, их психологии, всему делу их
жизни? Судить и оценивать надо, исходя из конкретных условий. Свои показания эти
люди дают уже после ареста, под дамокловым мечом, когда сами они, их жены,
матери, отцы, дети, друзья попадают полностью в когти ГПУ; когда у них нет ни
защиты, ни просвета; когда они находятся под нравственным давлением, которое
неспособны вынести никакие человеческие нервы. Между тем, те невероятные
злодеяния, которые они сами вменяют себе в вину, они совершили - если верить им
- в то время, когда были вполне свободны, когда занимали высокие посты, когда у
них была полная возможность спокойного размышления, обсуждения и выбора. Разве
можно оспаривать, что самая абсурдная ложь под дулом револьвера неизмеримо
естественнее, чем цепь бессмысленных преступлений, совершенных по доброй воле?
Что более вероятно, спросим мы далее: то ли, что лишенный власти и средств
политический изгнанник, отделенный от СССР химической завесой клеветы, одним
движением мизинца побуждал в течение ряда лет министров, генералов и дипломатов
изменять государству и себе самим во имя неосуществимых и абсурдных целей; или
же то, что Сталин, располагая неограниченной властью и неисчерпаемой массой,
т.-е. всеми средствами устрашения и развращения, заставлял подсудимых давать
показания, которые отвечают его, Сталина, целям?
Чтоб окончательно
победить близорукие сомнения "здравого смысла", можно поставить еще
один вопрос, последний: что более вероятно, - то ли, что средневековые ведьмы
действительно находились в связи с адскими силами и напускали на свои деревни
холеру, чуму и падеж скота после ночных консультаций с дьяволом ("врагом
народа")?, или же то, что несчастные женщины просто клеветали на себя под каленным
железом инквизиции? Достаточно конкретно, жизненно поставить вопрос, чтоб вся
постройка Сталина-Вышинского рассыпалась прахом.
3.
Среди бредовых
признаний подсудимых есть одно, которое, насколько могу судить издалека, прошло
малозамеченным, но которое, даже изолированно взятое, дает ключ не только к
загадкам московских процессов, но и ко всему режиму Сталина в целом. Я имею в
виду показание д-ра Левина, бывшего начальника кремлевской больницы. 68-летний
старик заявил на суде, будто он преднамеренно содействовал смерти Меньжинского,
Пешкова (сына Горького), Куйбышева и самого Максима Горького. Профессор Левин
не говорит о себе, как о тайном "троцкисте", и никто в этом не
обвиняет его; даже прокурор Вышинский не приписывает ему стремления захватить
власть в интересах Гитлера. Нет, Левин убивал своих пациентов по приказу Ягоды,
тогдашнего начальника ГПУ, который грозил ему в случае неподчинения тяжкими
репрессиями. Левин боялся "истребления" своей семьи. Таково
буквальное показание, легшее в основу обвинения. Убийство Кирова,
совершавшееся, по очереди, всеми "центрами"; планы расчленения СССР;
злонамеренные крушения поездов; массовые отравления рабочих, - все это ничто по
сравнению с показанием старика Левина. Виновники перечисленных злодеяний
руководствовались будто бы жаждой власти, ненавистью, корыстью, словом, каким
то подобием личных целей. Левин, совершая самое гнусное из всех преступлений:
вероломное убийство доверившихся ему больных, не имел никаких личных
побуждений. Наоборот, он "любил Горького и его семью". Он убил сына и
отца из страха за свою собственную семью. Он не нашел другого способа спасти
своего сына или свою дочь, как согласившись отравить дряхлого писателя,
гордость страны. Что же это такое? В "социалистическом" государстве,
при "самой демократической" из всех конституций, старый врач, чуждый
политических амбиций и интриг, отравляет своих пациентов из страха перед
начальником секретной полиции. Организатором преступлений является тот, кому
вручена высшая власть для борьбы с преступлениями. Убивает тот, чье призвание
состоит в охранении жизни. Убивает из страха.
Допустим на
минуту, что все это правда. Что сказать в таком случае обо всем режиме? Левин
не случайное лицо. Он лечил Ленина, Сталина и всех членов правительства. Я
хорошо знал этого спокойного и добросовестного человека. Как у всякого
авторитетного врача, у него установились интимные, почти покровительственные
отношения с высокими пациентами. Он хорошо знает, как выглядят позвоночники
господ "вождей", и как функционируют их авторитарные почки. Левин
имел свободный доступ к любому сановнику. Разве не мог он рассказать о кровавом
шантаже Ягоды Сталину, Молотову, любому члену Политбюро и правительства?
Выходит, что не мог. Вместо того, чтоб разоблачить негодяя из ГПУ, доктор
увидел себя вынужденным, в интересах спасения своей семьи, отравлять своих
пациентов. Так выглядит в московской судебной панораме сталинский режим на
самой своей верхушке, в Кремле, в самой интимной части Кремля, в больнице для
членов правительства! Что же в таком случае творится во всей остальной стране?
"Но ведь все
это ложь, воскликнет читатель, доктор Левин никого не отравлял! Он просто дал
ложные показания под маузером ГПУ". Совершенно правильно, отвечаю я. Но
физиономия режима становится от этого еще более зловещей. Еслиб врач, под
угрозами начальника полиции, действительно совершил тяжкое преступление, можно
было бы еще, забыв обо всем остальном, сказать: патологический случай, мания
преследования, старческое слабоумие, все что угодно. Но нет, показания Левина
составляют интегральную часть судебного плана, вдохновленного Сталиным и
разработанного прокурором Вышинским совместно с новым начальником ГПУ, Ежовым.
Эти люди не побоялись прибегнуть к такого рода кошмарной выдумке. Они не
считали ее невозможной. Наоборот, из всех возможных вариантов они выбрали
наиболее вероятный, т.-е. наиболее отвечающий условиям, отношениям и нравам.
Все участники суда, вся советская пресса, все носители власти молчаливо
признали полную правдоподобность того, что начальник ГПУ может любое лицо заставить
совершить любое преступление, даже когда это лицо находится на свободе,
занимает высокий пост и пользуется покровительством правящей верхушки. Но раз
дело обстоит так, то можно ли усомниться хоть на минуту, что всемогущее и
всепроникающее ГПУ способно любого заключенного во внутренней тюрьме Лубянки
заставить "добровольно" сознаться в преступлениях, которых тот
никогда не совершал? Показание доктора Левина - ключ ко всему процессу. Этот
ключ открывает все кремлевские тайны и вместе с тем окончательно запирает рты
адвокатам сталинского правосудия во всем мире.
* * *
Пусть не говорят
нам: вот к чему привела Октябрьская революция! Это почти то же, что, при виде
разрушенного в январе моста над Ниагарой, воскликнуть: вот к чему приводят
водопады!.. Октябрьская революция привела не только к судебным подлогам. Она
дала могущественный толчок экономике и культуре великой семьи народов. Но она
породила также, на более высоком уровне, новые социальные антагонизмы.
Отсталость и варварство, наследие прошлого, нашли свое наиболее сгущенное
выражение в новой бюрократической диктатуре. В борьбе с живым и растущим
обществом эта диктатура, без идей, без чести и без совести, дошла до
беспримерных преступлений и вместе с тем до смертельного кризиса.
Обвинение врача
Плетнева в садизме, как эпизод в подготовке нынешнего процесса; романические
интересы Ягоды, как причина смерти сына Горького; религиозный талисман жены
Розенгольца и особенно "признания" доктора Левина - ото всех этих
эпизодов разит запах тления, тот самый, который исходил от дела Распутина в
последний период царской монархии. Правящий слой, который способен выделять
такие газы, обречен. Нынешний процесс есть трагическая конвульсия сталинской
диктатуры. От воли народов СССР, как и от мирового общественного мнения
зависит, чтоб в своем неизбежном падении этот режим не унес на дно исторической
пропасти все те социальные завоевания, которые ряд поколений русского народа
оплатил ценою неисчислимых жертв.
Л. Троцкий,
Койоакан, 10 марта, 1938 г.
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ
ПЛАНЫ МОСКВЫ В ЗЕРКАЛЕ ПРОЦЕССА
Если б людская
память была крепче, московские процессы были бы абсолютно невозможны. ГПУ
ломает позвоночники подсудимых, и к этому привыкли. Но попутно ГПУ пытается
сломать позвоночник исторического процесса: это труднее.
По делу
Зиновьева-Каменева (август 1936 года) подсудимые обвинялись в чисто полицейской
связи с Гестапо. Главные обвиняемые отрицали это обвинение. Общественное мнение
не хотело ему верить. Радек и Пятаков были призваны в январе 1937 года
перестроить слишком примитивную схему Вышинского. В их показаниях дело шло уже
не о низменном шпионаже, а о международном блоке Троцкого с германским и
японским фашизмом, с целью низвержения СССР и западных демократий. Эта постановка обвинения не случайно
совпадала с моментом расцвета политики Народного фронта. На знамени советской
дипломатии и, тем самым, Коминтерна было написано создание военного блока
демократий против союза фашистских стран. В этой кон'юнктуре троцкисты не могли
не являться агентами фашистского блока. Картина была ясна и проста.
С фашистской
Италией троцкисты, однако, в связь не вступали, так как советская дипломатия не
хотела затруднять попыток Англии и Франции оторвать Италию от Германии, и
допускала, что завтра ей самой может быть придется улыбаться по адресу Рима. То
же самое соображение распространялось в значительной мере на Польшу:
предполагалось, что Франция удержит ее в своей орбите. В своих международных
интригах подсудимые тщательно сообразовались с видами и расчетами советской
дипломатии. Они могли покушаться на жизнь Сталина, но не на политику Литвинова.
Подготовка нового
процесса совпала с периодом увядания надежд и иллюзий Народных фронтов и блока
демократических держав. Политика Англии в отношении Испании, визит лорда
Галифакса в Берлин, поворот Лондона в сторону Рима, наконец, замена Идена
Галифаксом - таковы дипломатические вехи, определившие новое содержание
"добровольных" признаний подсудимых. Схема Радека-Пятакова, в силу
которой троцкисты оказывались агентами фашистского блока (минус Италия)
отброшена, как несвоевременная. Подсудимые выступают ныне, как агенты Германии,
Японии, Польши и Англии.
Связь с Германией
утратила фашистскую окраску, ибо началась, как оказывается, еще в 1921 году,
когда Германия стояла под знаком веймарской демократии. Сотрудничество с
Англией установилось в 1926 году, за 11 лет до процесса Радека-Пятакова. Но как
Радек, кандидат в троцкистские министры иностранных дел, по определению
прокурора Вышинского, ничего не знал о союзе Троцкого с британским
правительством? В начале 1937 года Англия была "демократией". После
отставки Идена она снова стала очагом империализма. Литвинов решил показать
Лондону зубы. Подсудимые немедленно принимают это к сведению. Еще совсем
недавно война на Дальнем Востоке означала поход японского фашизма против
англо-саксонских демократий. Сейчас Москва дает понять, что она готова стереть
разграничительную линию между Японией и Великобританией: ведь обе они состоят в
заговоре с троцкистами против советского режима! Показание Раковского, превращающее
его самого и меня в агентов Интеллидженс Сервис, есть, на самом, деле,
дипломатическое предостережение по адресу Чемберлена!
Запоздалость
включения Польши в число стран, скомпрометировавших себя связью с троцкистами,
об'ясняется двумя причинами, большой и малой. Германская ориентация Польши, со
времени последнего поворота британской политики, получила более устойчивый
характер. Забыты времена (1933 г.), когда Сталин приглашал Пилсудского на
праздник Октябрьской революции. Москва хочет показать Варшаве, что не делает
себе никаких иллюзий насчет ее нейтралитета, и что в будущей войне Польша
должна быть готова стать ареной столкновения между СССР и Германией. Устами
подсудимых Литвинов угрожает полковнику Беку.
Вторая причина,
почему имя Польши могло быть названо только в нынешнем процессе, состоит в том,
что главный "дипломат" второго процесса, Радек, никак не мог включить
свое польское полу-отечество в список "троцкистских" стран. В 1933
году сам Радек совершил торжественную поездку в Варшаву, был чествуем Пилсудским,
говорил патетически о будущем счастливом сотрудничестве двух стран, вышедших из
революции. Мировая печать писала о подготовляющемся военном союзе между СССР и
Польшей. Так как свой сенсационный визит Радек нанес, не как агент Троцкого, а
как посол Сталина, то Радеку было особенно трудно связать Польшу с троцкизмом.
Задача эта легла ныне на подсудимого Шаранговича.
Имя Франции, как
и имя Соединенных Штатов, разумеется, не названы. Эти две страны еще уцелели от
концепции "блока демократий" против фашистского блока. Правда,
Раковский кается в своих преступных связях с некоторыми французскими
промышленниками и журналистами; но дело идет, в данном случае, о противниках
Народного фронта. Если показаниями Раковского об Интеллидженс Сервис Литвинов
пытается скомпрометировать правительство Чемберлена, то показаниями того же
Раковского о французском промышленнике Николе и о журналисте Бюре, Литвинов,
наоборот, хочет оказать дружескую услугу правительству Народного фронта.
Подсудимые, во всяком случае, оставались верны себе: даже в самых своих
"предательских" сделках с иностранными государствами они тщательно
оберегали дипломатические планы Кремля.
Умолчание о
Франции особенно красноречиво по своей абсурдности. Почти до конца 1933 года
Франция считалась в Москве главным врагом СССР. Второе место занимала
Великобритания. Германия числилась другом. В судебных процессах промышленной
партии (1930 г.) и меньшевиков (1931 г.) очагом враждебных интриг неизменно
оказывалась Франция. Между тем, троцкисты, которые начали завязывать свои связи
с врагами СССР с 1921 года (когда они все были у власти, вернее сказать, когда
они с Лениным составляли власть), совершенно обошли Францию, как бы забыли об
ее существовании. Нет, они ничего не забыли; они просто предвидели будущий франко-советский
пакт и остерегались создать Литвинову затруднения в 1938 году.
Какое счастье для
Вышинского, что у людей короткая память! После моей высылки в Турцию советская
печать называла меня не иначе, как "мистер Троцкий".
"Правда" посвятила 8 марта 1929 года почти целую страницу
доказательству того, что "мистер Троцкий" (не Herr Троцкий!) состоит фактически в союзе с
Винстоном Черчилем и Wall Street. Статья заканчивалась словами: "Ясно
почему буржуазия платит ему десятки тысяч долларов!". Дело шло о долларах,
не о марках. 2 июля 1931 года "Правда" напечатала фальшивое
факсимиле, которое должно было доказать, что я являюсь союзником Пилсудского и
защитником Версальского мира против СССР и против Германии. Это было в момент
обострения отношений с Варшавой, за два года до того, как возник план
советско-польского союза!
4 марта 1933
года, когда Гитлер уже прочно сидел в седле, "Известия", официальный
орган правительства, заявляли, что СССР - единственная страна в мире, не
испытывающая никакой вражды к Германии "и это независимо от формы и
состава правительства Рейха". Французский официоз "Тан" писал 8
апреля: "В то время, как приход к власти Гитлера сильно занимал
европейское мнение и везде живо комментировался, московские газеты хранили
молчание". Сталин все еще надеялся на дружбу с фашистской Германией!
Немудрено, если я продолжал в это время оставаться агентом Антанты.
24 июля 1933 года
я, с разрешения правительства Даладье, прибыл во Францию. Немедленно же
коммунистическая газета "Юманите", парижский орган советской
дипломатии, провозгласила: "Из Франции, этого анти-советского очага, он
(Троцкий) будет атаковать СССР, - здесь стратегический пункт, и вот почему
прибывает сюда г. Троцкий". А в это время я уже мог справлять двенадцатую
годовщину моей службы Германии!
Таковы некоторые
дипломатические вехи на пути к нынешнему процессу. Число дат и цитат можно бы
увеличить без конца. Но вывод уже ясен и так. Изменнические действия подсудимых
представляют собою только негативное дополнение к международным комбинациям
правительства. Обстановка менялась, менялись дипломатические расчеты Кремля.
Параллельно с этим изменялось содержание "измен" троцкистов, т.-е.
содержание их показаний о мнимых изменах. Причем, и это самое замечательное,
сегодняшние комбинации и интересы получали силу полностью перестраивать события
за последние 20 лет.
В 1937 году моя
старая дружба с Винстоном Черчилем, Пилсудским и Даладье оказалась забыта. Я
стал союзником Рудольфа Гесса и кузеном Микадо. Для обвинительного акта 1938
года мое старое звание агента Франции и Соединенных Штатов оказалось совершенно
неуместным; зато забытая дружба с британским империализмом получила
исключительную актуальность. Можно предсказать, что, если в последние дни
нынешнего процесса, я буду еще приведен в связь с Соединенными Штатами, то
наверняка не как агент президента Рузвельта, а как союзник его злейших врагов,
"economic royalists" (экономических роялистов). Таким
образом, даже в своих "изменах" я продолжаю выполнять патриотическую
функцию.
Л. Троцкий, Койоакан,
8 марта 1938 г."
Комментариев нет:
Отправить комментарий