ТРОЦКИЙ: АЗБУКА МАРКСИСТСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ

На минувшие пасхальные (западные, с 14 по 17 апреля) праздники мне удалось не только отдохнуть, но и просмотреть часть той литературы, которую я давно хотел прочесть, но всё время откладывал на будущее. При этом открыл много интересного у Троцкого. Вот одна интересная находка: краткое изложение марксистской диалектики в выкладываемом мною ниже отрывке из статьи Л.Д. Троцкого "Мелкобуржуазная оппозиция в Рабочей социалистической партии Соединенных Штатов", законченной им в Койоакане (Мексика) 15 декабря 1939 года.

Диалектика  в нынешней олигархочиновничьей России канула в забвение. Её публично пропагандировал, пожалуй, один лишь ленинградский профессор Михаил Попов, но после его глупой клеветнической нападки на Юрия Болдырева (здесь: https://www.youtube.com/watch?v=cJKDsVGaCEA ) я не могу считать его достойным человеком и принимать его всерьёз. Но он - не единственный марксист на свете, на нём свет клином не сошелся. Именно поэтому я и выкладываю этот текст Троцкого.

В этом тексте много интересного, в частности - позиция Троцкого, заявленная им в самом начале (цитирую): "Диалектика ... (это) наука о формах нашего мышления", что очевидно противоречит не только метафизической идеалистической позиции Гегеля, но и наивно гегельянской позиции Энгельса, настрочившего в своё время натурфилософский опус "Диалектика природы", где он взялся доказывать ставший теперь явно антинаучным тезис о неких нафантазированных им "диалектических законах природы".

Я (будучи бихевиористом-социалистом) обязательно вернусь к вопросу о том, насколько диалектично речевое оперантное поведение (и "мышление" как его неозвученная форма), а пока должен признать, что история (а марксизм силён именно анализом истории) фактически разыгрывается по законам диалектики. Мне кажется, что история движется именно так потому, что диалектика "единства и борьбы противоположностей: тезис → антитезис → синтез" является формальным описанием политического процесса выдвижения лозунга (тезиса), его последующей дискредитации выдвинувшей его политической силой, в результате чего он сменяется на антитезис, выдвинутый соперничающей политической силой, после чего в результате политической борьбы в качестве компромиссного тезиса официальной идеологией становится синтез обоих тезисов.

Интересный пример тому - идеологический тезис национализма. И ежу ясно, что национализм - это буржуазная идеология, несовместимая с социалистической (смотри, например, "ЧУМА НАЦИОНАЛИЗМА: "НИКОГДА МЫ НЕ БУДЕМ БРАТЬЯМИ..." здесь http://behaviorist-socialist-ru.blogspot.de/2017/04/blog-post_18.html ). Однако нельзя отрицать того, что национализм - чрезвычайно эффективный инструмент буржуазной демагогии, который очень успешно конкурирует с социализмом и интернационализмом в борьбе за влияние на трудовой народ. Национализм - это яркая приманка, мешающая трудящимся понять, что их главный враг - это "свои", национальные буржуи-олигархи. Национализм - влиятельнейшая политическая абстракция, пленяющая вульгарное, примитивное мышление, о чём ниже пишет Троцкий.

Так вот, эта абстракция по ходу истории претерпевает воистину диалектическое развитие. В середине 19 века национализм имел прогрессивную роль как инструмент борьбы против феодально-монархической реакции, победившей в Европе после наполеоновских войн. Тезис национализма был "теоретическим обоснованием" политической борьбы за создание национальных капиталистических государств.

Результатом этой борьбы стал национальный капитализм второй половины 19-го и первой половины 20-го века, причём даже глобальные колониальные империи того времени (британская и французская) имели явно национальный характер. Поэтому и фашизм Муссолини и Гитлера, будучи по сути корпоративным государством, т.е. инструментом господства монополистических корпораций над обществом, демонстративно выпячивал напоказ националистическую идеологию. Фашизму, как известно, противостояли силы социализма - СССР и большое количество коммунистов и социалистов в капиталистических странах. Их идеологией был интернационализм, то есть антитезис национализма.

Однако после 2-й мировой войны капитализм в результате дальнейшей монополизации и подчинения всей экономики частным банкам перерос рамки национального государства (даже такого могущественного, как США) и стал приобретать транснациональный, глобалистский характер. Самым чётким воплощением этой тенденции стала военно-политическая глобальная гегемония США как защитника буржуев всего мира, дополненная созданием и разрастанием военно-политэкономического гибрида НАТО-Евросоюз, причём создание этой якобы демократической, а по сути неофашистской транснациональной надгосударственной корпоративной глобальной империи Запада сопровождалось идеологическими нововведениями - американизацией Европы, пропагандой потребительства, "мультикультурализма" и извращенческих "плюралистических альтернатив", а также кастрированием коммунистических и социалистических партий, превращением их в проституированные якобы "левые", но на самом деле - реакционные пробуржуазные партии. Диалектика этого оппортунистического превращения показана на нижеследующем рисунке:

-

Победа (несомненно, временная) сил капиталистической реакции над силами социализма на переломе 1980-1990х годов побудила реакционеров произвести глобальную "чистку" от любых не только враждебных им, но и просто независимых от них сил, чтобы завершить свой план установления абсолютной гегемонии глобалистского корпоратизма. Эта фашистская реальность пока ещё скрывается за дымовой завесой лживых лозунгов "демократии", "прав человека" и "обязанности защищать" - "responsibility to protect", цель которых - оправдать бандитский разбой Запада на мировой арене.

Только этой и никакой иной цели служит лживая идеология мультикультурального прозападного глобализма, которую буржуазные идеологи смастерили с активным участием так называемых "новых левых" в виде мерзкой буржуйской пародии на интернационализм. "Левые" политические Иуды деятельно участвуют в пособничестве организации исламистских террористических провокаций глобалистскими мерзавцами вроде сионистского фашиста и спекулянта Сороса, прикрываясь лицемерными аргументами "спасения беженцев от сирийского тирана Асада" и ханжеским псевдо-гуманитарным и псевдо-интернационалистским лозунгом "refugees welcome".

Соответственно, произошла идеологическая переполюсовка: фашистская реакция облачилась в цветастые толерастские ризы мультикультурального прозападного глобализма, а слабые, дезорганизованные и разобщенные силы противников этого по сути не только антинародного, но и антинационального глобализма были ситуативно вынуждены поднять знамя традиционно реакционной буржуазной идеологии - национализма.

Поэтому, например, в предстоящем втором туре президентских выборов во Франции националистка Ле Пен будет в сущности кандидатом АНТИФАШИСТСКИХ, НАРОДНЫХ сил, а скользкий либерастский демагог и лакей Ротшильдов и прочей банкирской нечисти Макрон - на самом деле кандидат АНТИНАРОДНОГО ГЛОБАЛИСТСКОГО ФАШИЗМА, пытающегося при помощи террористических провокаций (новой формы старой стратегии нагнетания напряженности) установить под фиговым листком формальной буржуйской "демократии" фактическую полицейско-фашистскую диктатуру транснациональных корпораций. Корпоративные масс-медии, разумеется, бьются в истерике, пытаясь убедить публику в своей гнусной лжи о том, что Ле Пен - это якобы фашистка, а Макрон - это якобы благодетель французского народа...

Для французов выбор между Ле Пен и Макроном - это выбор между попыткой защиты национального суверенитета или капитуляцией перед евросоюзным банкирско-фашистским глобализмом. Но даже если Ле Пен и станет президентом Франции, это вовсе не означает того, что она сможет избавить Францию от паразитической глобалистской диктатуры ЕС-НАТО. Вспомним, что попытка "Сиризы" и Ципраса спасти Грецию от разграбления банкирами-глобалистами закончилась позорной капитуляцией, а "Брексит" Терезы Мэй уже забуксовал на месте. Буржуазные политики пытаются защитить не народ, а лишь "свою" национальную буржуазию.

Глобалисты (банкиры и их лакеи-политиканы вроде Макрона и Меркель) судорожно пытаются развязать новую мировую войну в качестве "лекарства" от вызванной грабительским произволом закулисной олигархии миллиардеров нынешней глобальной экономической рецессии, ставшей хронической. Против них бессильны буржуазные политики, хотя бы тот же Трамп, который теперь открыто начал провоцировать Китай на войну, которая, начавшись, станет мировой и термоядерной. Лишь интернациональные силы коммунизма и социализма способны были бы пресечь это буржуйское безумие. Но эти силы ничтожны, как например, нынешний хилый последыш созданного Троцким 4-го Интернационала.

Совершенно ясно, что нынешняя кризисная обстановка - лишь переходный этап классовой и политической борьбы. В ходе дальнейшей капиталистической поляризации всего населения Земли (включая Запад) на горстку сверхбогачей-олигархов, их лакеев и кровавых псов с одной стороны, и громадную массу обездоленного народа с другой, неизбежно встанет необходимость интернационального объединения всех сил, борющихся против проклятой людоедской гадины глобалистского фашизма. Решение проблем капитализма лишь одно: его полное уничтожение во всём мире, а это можно достичь лишь интернациональной антикапиталистической борьбой трудящихся всей Земли.

Вот так я представляю себе диалектику политической борьбы в наше время, на частном примере националистической идеологии. А вот что писал Лев Троцкий о диалектике политической борьбы в мире, стоявшем на пороге 2-й мировой войны 75 лет тому назад:

*  *  *

-

Л.Д. Троцкий:

"МЕЛКО-БУРЖУАЗНАЯ ОППОЗИЦИЯ В РАБОЧЕЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

(...) Гнилые скептики, вроде Суварина, уверяют будто "никто не знает", что такое диалектика. И есть "марксисты", которые почтительно прислушиваются к Суварину и готовы учиться у него. И эти "марксисты" скрываются не только в Modern Monthly. Струя суваринизма есть, к несчастью, и в нынешней оппозиции S. W. P. Здесь необходимо предостеречь молодых товарищей: опасайтесь злокачественной заразы!

Диалектика - не фикция и не мистика, а наука о формах нашего мышления, поскольку оно не ограничивается повседневными заботами жизни, а пытается понять более сложные и длительные процессы. Между диалектикой и формальной логикой такое же, скажем, взаимоотношение, как между высшей и низшей математикой.

Я пытаюсь здесь в самой сжатой форме очертить существо вопроса. Аристотелевская логика простого силлогизма исходит из того, что А=А. Эта истина принимается, как аксиома, для множества практических человеческих действий и элементарных обобщений. На самом деле А не = А. Это легко доказать, хотя бы посмотревши на эти две буквы через увеличительное стекло: они сильно отличаются друг от друга. - Но, возразят, дело не в величине и форме букв, - это только символы равных величин, например, фунта сахару. Возражение бьет мимо цели: в действительности фунт сахару никогда не равняется фунту сахару: более точные весы всегда обнаружат разницу. Возразят: зато фунт сахару равняется самому себе. Не верно: все тела беспрерывно изменяются в размере, весе, окраске и пр. и никогда не равняются самим себе. Софист скажет на это, что фунт сахару равняется самому себе "в каждый данный момент". Не говоря уже об очень сомнительной практической ценности такой "аксиомы", она и теоретически не выдерживает критики. Как, в самом деле, понимать слово "момент"? Если это бесконечно малая частица времени, тогда фунт сахару неизбежно подвергнется в течение "момента" известным изменениям. Или же "момент" есть чисто математическая абстракция, т. е. нуль времени? Но все живое существует во времени; самое существование есть непрерывный процесс изменения; время есть, таким образом, основной элемент существования. Тогда аксиома А=А, означает, что каждое тело равно самому себе, когда оно не изменяется, т. е. не существует.

На первый взгляд может показаться, что эти "тонкости" ни для чего не нужны. На самом деле они имеют решающее значение. Аксиома А = А, является, с одной стороны, источником всего нашего познания, с другой стороны, - источником всех ошибок нашего познания. Безнаказано пользоваться аксиомой: А = А можно только в известных пределах. Когда количественные изменения А для интересующей нас задачи несущественны, тогда мы можем принимать, что А = А. Так, например, лавочник и покупатель относятся к фунту сахару. Так мы относимся к температуре солнца. До недавнего времени мы так относились к покупательной силе доллара. Но количественные изменения, за известными пределами, переходят в качественные. Фунт сахару подвергшийся действию воды или керосина, перестает быть фунтом сахару. Доллар в обьятиях президента перестает быть долларом. Своевременно уловить критический момент превращения количества в качество есть одна из важнейших задач во всех областях познания, в том числе и социологии.

Каждый рабочий знает, что нельзя сделать две вещи совершенно одинаковые. При выделке конусо-подшипников допускается для конусов неизбежное отклонение, которое не должно, однако, переходить известного предела (так называемые допуски или зазоры.) При соблюдении норм допуска конусы считаются равными (А = А). Где допуск нарушен, там количество перешло в качество; иначе сказать, подшипник оказывается плохим или негодным.

Наше научное мышление есть только часть нашей общей практики, включая и технику. Для понятий здесь тоже существуют "допуски", которые устанавливает не формальная логика, исходящая из аксиомы: А = А а диалектическая логика, исходящая из аксиомы, что все всегда изменяется. "Здравый смысл" характеризуется тем, что систематически нарушает диалектические допуски.

Вульгарное мышление оперирует такими понятиями, как капитализм, мораль, свобода, рабочее государство, и пр. и т. д., как неподвижными абстракциями, считая, что капитализм равняется капитализму, мораль равняется морали, и пр. Диалектическое мышление рассматривает все вещи и явления в их постоянном изменении, причем в материальных условиях этих изменений оно открывает тот критический предел, за которым А перестает быть А, рабочее государство перестает быть рабочим государством.

Основной порок вульгарного мышления в том, что оно хочет удовлетвориться неподвижными отпечатками действительности, которая есть вечное движение. Диалектическое мышление придает самим понятиям - при помощи дальнейших уточнений, поправок, конкретизации - ту содержательность и гибкость, я почти готов сказать, сочность, которая до некоторой степени приближает их к живым явлениям. Не капитализм вообще, а данный капитализм, на определенной стадии развития. Не рабочее государство вообще, а данное рабочее государство, в отсталой стране, в империалистском окружении, и пр.

Диалектическое мышление относится к вульгарному, как лента кинематографа относится к неподвижной фотографии. Кинематограф не отбрасывает простой фотографии, а комбинирует серию фотографий по законам движения. Диалектика не отвергает силлогизма, но учит комбинировать силлогизмы так, чтобы приближать наше познание к вечно изменяющейся действительности. Гегель устанавливает в своей логике ряд законов: превращение количества в качество, развитие через противоречия, конфликты содержания и формы, перерыв постепенности, превращение возможности в необходимость и пр., которые так же важны для теоретического мышления, как простой силлогизм для более элементарных задач.

Гегель писал до Дарвина и до Маркса. Благодаря могущественному толчку, данному мысли французской революцией, Гегель философски предвосхитил общее движение науки. Но именно потому, что это было гениальное предвосхищение, оно получило у Гегеля идеалистический характер. Гегель оперировал с идеологическими тенями действительности, как с последней инстанцией. Маркс показал, что движение идейных теней лишь отражает движение материальных тел.

Мы называем нашу диалектику материалистической, потому что корни ее не на небесах и не в глубинах нашего "свободного духа", а в обьективной действительности, в природе. Сознание выросло из бессознательного, психология - из физиологии, органический мир - из неорганического, солнечная система - из туманного пятна. На всех ступенях этой лестницы развития количественные изменения превращались в качественные. Наша мысль, в том числе и диалектическая, есть только одна из форм проявления изменяющейся материи. Ни богу, ни дьяволу, ни бессмертной душе, ни вечным нормам права и морали в этой механике нет места. Диалектика мысли, выросшая из диалектики природы, имеет, следовательно, насквозь материалистический характер.

Дарвинизм, обьяснивший происхождение видов путем перехода количественных изменений в качественные, явился высшим торжеством диалектики в масштабе всей органической природы. Другим великим торжеством было открытие таблицы атомных весов химических элементов и дальнейшее превращение элементов друг в друга.

С этими превращениями (видов, элементов и пр.) тесно связан вопрос о классификации, одинаково важный в естественных науках, как и в социальных. Систематика Линнея (18 ст.), исходившая из неизменности видов, сводилась к искусству описывать и классифицировать растения по их внешним признакам. Младенческий период ботаники аналогичен младенческому периоду логики, ибо формы нашего мышления развиваются, как и все живое. Только решительный отказ от идеи неизменности видов, только изучение истории развития растений и их анатомии создали основу для подлинно научной классификации.

Маркс, который в отличие от Дарвина был сознательным диалектиком, нашел основу для научной классификации человеческих обществ в развитии производительных сил и структуре имущественных отношений, составляющих анатомию общества. Вульгарно-описательную классификацию обществ и государств, которая еще сейчас процветает на университетских кафедрах, марксизм заменил материалистически-диалектической классификацией. Только пользуясь методом Маркса, можно правильно установить понятие рабочего государства, как и момент его крушения.

Во всем этом, как видим, нет ничего "метафизического" или "схоластического", как утверждают самодовольные невежды. Диалектическая логика выражает законы движения современной научной мысли. Наоборот, борьба против материалистической диалектики отражает далекое прошлое, консерватизм мелкой буржуазии, чванство рутинеров кафедры и... чуточку надежды на загробный мир.

ПРИРОДА СССР. Определение, которое дает СССР т. Бернам: "не-рабочее и не-буржуазное государство", является чисто негативным, вырвано из цепи исторического развития, висит в воздухе, не заключает в себе ни одного грана социологии и представляет попросту теоретическую капитуляцию прагматика перед противоречивым историческим явлением.

Еслиб Бернам был диалектическим материалистом, он поставил бы перед собою следующие три вопроса: 1) каково историческое происхождение СССР? 2) каким изменениям подверглось это государство за время своего существования? 3) перешли ли эти изменения из количественной стадии в качественную, т. е. создали ли они исторически необходимое господство нового эксплоататорского класса? Ответы на эти вопросы заставили бы Бернама сделать единственный мыслимый вывод: СССР есть пока что выродившееся рабочее государство. Диалектика не есть волшебная отмычка для всех вопросов. Она не заменяет конкретного научного анализа. Но она направляет этот анализ на правильный путь, ограждая от безплодных блужданий в пустыне субьективизма или схоластики.

Бруно Р. подводит советский режим, как и фашистский, под категорию "бюрократического коллективизма" на том основании, что в СССР, в Италии и Германии господствует бюрократия; там и здесь - плановое начало; в одном случае частная собственность ликвидирована, в другом - ограничена и т. д. Так, на основании относительного сходства некоторых внешних признаков разного происхождения, разного удельного веса, разного классового значения, устанавливается принципиальное тождество социальных режимов, - совершенно в духе буржуазных профессоров, которые устанавливают категории "контролируемого хозяйства", "централистического государства", совершенно не интересуясь классовой природой того или другого.

Бруно Р. и его единомышленники или полуединомышленники, как Бернам, остаются в области социальной классификации, в лучшем случае, на уровне Линнея, в оправдание которого приходится, однако, напомнить, что он жил до Гегеля, до Дарвина и до Маркса.

Еще хуже и опаснее, пожалуй, те эклектики, которые заявляют, что классовый характер советского государства "не имеет значения", что направление нашей политики определяется "характером войны". Как будто война есть самостоятельная надсоциальная субстанция; как будто характер войны не определяется характером господствующего класса, т. е. тем же социальным фактором, который определяет и характер государства. Удивительно, с какой легкостью некоторые товарищи, под ударами событий, забывают азбуку марксизма!

Немудрено, если теоретики оппозиции, отказывающиеся мыслить диалектически, плачевно капитулируют перед противоречивым характером СССР. Между тем противоречия между социальными основами, заложенными революцией, и характером касты, выдвинутой вырождением революции, есть не только неоспоримый исторический факт, но и движущее начало. На это противоречие мы опираемся в своей борьбе за низвержение бюрократии. Тем временем некоторые ультра-левые уже договариваются до абсурдов вроде того, что для низвержения бонапартистской олигархии следует пожертвовать социальными основами СССР. Они не догадываются, что СССР минус социальные основы, заложенные Октябрьской революцией, это и будет фашистский режим.

ЭВОЛЮЦИОНИЗМ И ДИАЛЕКТИКА. Т. Бернам будет, пожалуй, протестовать, ссылаясь на то, что, в качестве эволюциониста, он интересуется происхождением общественных и государственных форм не менее, чем мы, диалектики. Против этого мы спорить не станем. Каждый образованный человек после Дарвина считает себя "эволюционистом". Но действительный эволюционист должен идею эволюции перенести и на свои собственные формы мышления. Элементарная логика, созданная в ту эпоху, когда самая идея эволюции еще почти не существовала, явно недостаточна для познания процессов эволюции. Логика Гегеля и есть логика эволюции. Надо только не забывать, что самое понятие "эволюции" чрезвычайно искажено и оскоплено университетской профессурой и либеральной публицистикой, в духе мирного "прогресса". Кто понял, что эволюция происходит путем борьбы антагонистических сил; что медленное накопление изменений взрывает в известный момент старую оболочку и приводит к катастрофе, революции; кто научился, наконец, переносить общие законы эволюции на самое мышление, тот и есть диалектик, в отличие от вульгарного эволюциониста.

Диалектическое воспитание мысли, столь же необходимое для революционного политика, как упражнение пальцев для пианиста, заставляет ко всем проблемам подходить с точки зрения процессов, а не неподвижных сущностей. Между тем, вульгарные эволюционисты, ограничиваясь обычно признанием эволюции в определенных областях, довольствуются во всех остальных вопросах пошлостями "здравого смысла".

Американский либерал, примирившийся с существованием СССР, вернее - с московской бюрократией, считает или, по крайней мере, считал до советско-германского пакта, что советский режим в целом есть "прогрессивный факт", что отрицательные черты бюрократии ("о, конечно, они существуют!") будут постепенно отмирать, и что таким образом будет обеспечен мирный и безболезненный "прогресс".

Вульгарный мелко-буржуазный радикал похож на либерального "прогрессиста" в том отношении, что берет СССР в целом, не понимая его внутренних противоречий и их динамики. Когда Сталин заключил союз с Гитлером, вторгся в Польшу, а затем в Финляндию, вульгарные радикалы торжествавали: тождество методов сталинизма и фашизма доказано! Они оказались, однако, поставлены в затруднение, когда новые власти стали призывать население экспроприировать помещиков и капиталистов: этой возможности они никак не предвидели! Между тем социально-революционные меры, проводящиеся военно-бюрократическим путем, не только не нарушили наше диалектическое определение СССР, как выродившегося рабочего государства, но наоборот, дали ему наиболее неоспоримое подтверждение. Вместо того, чтобы сделать это торжество марксистского анализа предметом настойчивой агитации, мелко-буржуазные оппозиционеры начали с поистине преступным легкомыслием кричать, что события опровергли наш прогноз, что старые схемы не годятся, что необходимы какие-то новые слова. Какие именно? Этого они еще сами не решили."