(Под этим заголовком я выкладываю мой перевод недавней статьи Майкла Хадсона “Productivity, The Miracle of Compound Interest and Poverty” - «Производительность, чудо сложных процентов и нищета», выложенной 22 апреля 2012 г. на его сайте: http://michael-hudson.com/2012/04/productivity-the-miracle-of-compound-interest-and-poverty/ .
Рекомендую читателям, постоянно охмуряемым буржуйской пропагандой, обязательно прочесть тоненькую брошюру Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» - целиком или хотя бы главы III и VIII - для того, чтобы очухаться и правильно понимать многие моменты, которые Майкл Хадсон смягчает - behaviorist-socialist)
«Этот текст - переработка моего второго доклада на конференции по Современной теории денег (MMT) в Римини, Италия.
Представьте себе, что якобы вы живёте всё ещё в 1945 году, и вам рассказали бы о всех тех новых технологиях, которые будут изобретены с тех пор по настоящий момент: компьютеры и Интернет, мобильные телефоны и другая бытовая электроника, быстрые и дешевые полёты на самолётах, супербыстрые поезда и даже исследования дальнего космоса, а на Земле - большой пробег автомобиля на литр горючего, пластмассы, открытия в медицине и вообще в науке. И тогда вы, конечно, вообразили бы себе то же самое, чего тогда ожидали почти все футуристы: что к нынешнему времени люди будут жить в обществе всеобщей беззаботности. Рост производительности труда увеличил бы заработною плату и уровень жизни населения, позволив людям работать меньше, в более спокойных и менее угнетающих условиях труда.
Но почему же этого не произошло за прошедшие годы? Принимая во внимание огромный рост производительности труда после окончания Второй мировой войны, и особенно начиная с 1980 года, - почему обещанные зажиточность и удовольствие от полученного свободного времени так и не стали уделом каждого? Если 99% населения не получило плоды более высокой производительности труда, то кто же их получил? Куда это всё исчезло?
В советской системе прибавочный продукт шел государству, которое использовало его для увеличения капиталовложений в материальные активы - в заводы, в производство электроэнергии, транспорт и другие главные отрасли производства и инфраструктуры. Но куда он уходит в нынешнюю эпоху финансового капитализма? Большая часть его пошла в промышленность, строительство и инфраструктуру, как и при любом ином укладе политической экономии. И ещё много его пошло на военные расходы, на производство роскоши для богатых, и на инвестиции за границей. Однако самая большая часть прибыли пошла в финансовый сектор - в более высокие ипотеки и в скупку акций и облигаций.
Долги приходится возвращать, а на акции и облигации выплачивать дивиденды и проценты. От этого в экономике в целом людям приходится работать больше уже просто для того, чтобы поддержать свой жизненный уровень, который зажимают этими тисками. За последние полвека в беспрецедентных размерах выросла работа женщин по найму, хоть от этого и поднялся статус женщин. Механизация труда домохозяек и других их бытовых обязанностей освободила их для профессиональной карьеры вне дома. Но в целом объём их труда возрос.
Параллельно увеличились и долги. Когда закончилась Вторая мировая война, Джон Мейнард Кейнс и другие экономисты были обеспокоены тем, что по мере того, как страны становятся богаче, люди начинают копить больше денег. Для них проблема была в том, как поддержать спрос на рынке достаточно высоким для того, чтобы скупалась вся выпускаемая продукция.
И действительно, в настоящее время спрос на рынке падает во многих странах. Но это не оттого, что люди якобы копят вследствие благополучия. Резкий скачок статистических «накоплений» в Национальном отчёте по доходам и производству США (NIPA) произошел в последние годы в результате погашения долгов. Это -отрицание отрицания, дающее, так сказать, статистический «плюс».
Но погашение долгов - это вовсе не то же самое, что накопление ликвидных сбережений в банке. Оно - индикатор проблемы, которой в прошлом веке были обеспокоены лишь очень немногие экономисты: той тенденции, что долги растут быстрее, чем доходы, что приводит к финансовым крахам, которые отдают имущество должников кредиторам и поляризуют общество на те 1% имущих и 99% неимущих, как их окрестило движение «Оккупируй Уолл-стрит».
Кроме того, пятьдесят лет назад, и даже примерно до 1980 года, все ожидали того, что правительства будут играть все более важную роль в экономике, причём не только в долгосрочном планировании, но и в прямых капиталовложениях в инфраструктуру. Для последователей Кейнса государственные расходы служили для закачки денег в экономику, поддерживая спрос и занятость во время периодических спадов. И на протяжении сотен лет правительства несли главные затраты на инфраструктуру для того, чтобы частники не могли использовать монопольные привилегии для извлечения из неё экономической ренты.
Почти все наблюдатели ожидали, что плоды технического прогресса «просочатся вниз», а не будут выкачаны на самый верх, в банковский сектор, чьи «финансовые технологии» не играли непосредственной технологической роли в процессе производства. Модельки в учебниках описывают или, скорее, фантазируют, что рост производительности труда дойдёт до рабочего люда в виде более низких цен (отражающих снижение производственных затрат, что позволит купить больше товаров на зарплату) или, если цены «удержатся», то в виде повышения заработной платы.
Согласно тому, что учебники называют «законом Сэя», существует круговой поток между производителями и потребителями. Трудящиеся должны быть в состоянии покупать ту продукцию, которую они производят. Это соответствие производства и потребления восходит к школе физиократов, которая до Французской революции создала экономику и счетоводство. Её основатель - Франсуа Кенэ - был врачом и хирургом. Он создал основную схему исчисления национального дохода по аналогии с циркуляцией крови в организме. Рост производства должен был найти выход в росте потребления, создающего спрос на рынке путём оплаты рабочих, которые тратили заработную плату на покупку товаров, которые они произвели.
Работаем больше, производим больше товаров, но залезаем в долги, чтобы их купить
После Второй мировой войны многие женщины сидели по-семейственному дома. Но с 1950-х годов их стали всё сильнее привлекать на работу по найму, так что заработок семей начал составлять две ставки, а теперь - даже три ставки (на двух членов семьи). Если Вы проследите тенденцию развития наёмного труда, то к 2020 году или каждой женщине придется работать по 18 часов в день, или эта экономическая тенденция сойдет на нет.
То, что восхвалялось как постиндустриальная экономика, оказалось экономикой под пятой финансового капитала. Причина, по которой вам приходится работать гораздо больше, чем раньше, даже если заработная плата растёт - это необходимость нести расходы по выплате долгов. Вы более не в состоянии купить производимый вами товар потому, что вы должны платить долги банкирам. И единственный способ, которым вы можете сохранять свой уровень потребления - это делая еще больше долгов. А это означает, что вам придется уплачивать еще больше долгов в последующие годы.
Таково, вкратце, экономическое будущее, запланированное для Еврозоны. Таков план финансистов - план вытеснения промышленного капитализма финансовым капитализмом.
Основой промышленного капитализма был рост производства и расширение рынков сбыта. Полагалось, что промышленники используют свою прибыль, чтобы строить новые заводы, покупать больше машин и нанимать больше рабочих. Но это совсем не то, что происходит при финансовом капитализме. Банки выдают все полученные деньги - проценты, комиссионные и штрафы (которые теперь приносят компаниям кредитных карточек столько же дохода, сколько и проценты) в виде новых кредитов.
Проблема в том, что доходы, идущие на уплату долгов, невозможно одновременно использовать для покупки товаров и услуг, которые производит наёмный труд. Поэтому если заработная плата и уровень жизни не повышаются, то кому же промышленники продадут товар, если только не найдут новые рынки сбыта за рубежом? Ведь все доходы выкачали в свои карманы финансисты. Поэтому финансово-кредитная динамика заканчивается «затягиванием поясов».
Хуже всего то, что этим «затягиванием» вовсе не сбрасывается жир. Ведь жир - это финансовый сектор. Он душит основу экономики: промышленный сектор. Поэтому те, кто расхваливают «постиндустриальную экономику, возглавляемую банками», подразумевают под этим деиндустриализацию. А для народа это означает безработицу и уменьшение заработной платы.
Динамика финансового капитала в сравнении с динамикой промышленного капитала
Аккумуляция платежей по ростовщическим кредитам заставляет банки искать новые рынки для кредита, точно так же, как и промышленники ищут новые рынки для своего расширенного производства. А это означает поиск активов, которые могут служить в качестве залога. Крупнейший актив в любой экономике - это недвижимость, в основном - стоимость земельных участков. Таким образом, около 80 процентов банковских кредитов представляют собой ипотечные кредиты. Но к 1980 году цены на недвижимость стали падать, поскольку в эпоху войны против Вьетнама и общего нагнетания холодной войны по всему миру росли процентные ставки. Военные расходы за рубежом принудили ФРС США повысить процентные ставки, чтобы размещать займы за рубежом в целях предотвращения падения курс доллара.
Тогда в 1980-х годах банки нашли новый рынок: рейдеров, рассматривавших фирмы как нечто вроде недвижимости, и покупавших их в кредит с намерением извлечь прибыль из их капитального имущества. Повышение процентных ставок до 20 процентов к 1980 году принудило большинство стран отменить законы об ограничении ростовщического процента, и фирмы-эмитенты кредитных карточек стали принуждать государства «конкурировать» друг против друга в гонке уничтожения защиты прав потребителей. Таким образом создавались приносящие высокие проценты бросовые облигации, в основном - руками банды Майкла Милкена в фирме “Drexel Burnham”.
Началась финансиализация (и,соответственно, криминализация) американской промышленности. Но управление фирмой с целью извлечения из неё финансовой выгоды - совсем иное дело, чем управление промышленной фирмой с целью расширения производства. Та ликвидность, которая не была уплачена банкирам и держателям облигаций за кредит, использованный для выкупа акций у других владельцев фирмы при её захвате, использовалась вовсе не для прямых капиталовложений, а прежде всего на спекулятивную скупку акций, чтобы поддержать их курс, а также для слияний и поглощений, чтобы захватить еще больше фирм.
Целью было не увеличение производства, а увеличение формального капитала на балансе - путём выкачивания из фирм прибыли подобно тому, как спекулянты высасывают её из недвижимости. А временные рамки финансового капитала, в отличие от промышленного капитала - близорукие, без долгосрочной перспективы. Именно поэтому он хищнический, а не производительный. Получаемые им доходы основаны не на новых прямых инвестициях в выпуск продукции, а в увеличении долгового бремени, извлекающего растущий объем процентных платежей из экономики.
«Создание богатства» использованием капитала, полученного в долг - то есть инфляция цен на активы - всячески восхвалялось в постиндустриальной экономике, как если бы это было каким-то положительным и естественным развитием. Но на самом деле это было регрессом в сторону экономики рантье, даже в своеобразный неофеодализм. Спасение банков после кризиса 2008 г. наделило новую элиту рантье господством над 21-м веком, благодаря тому, что большая часть доходов с 1980 года шла 1% богатых, в основном - финансовому сектору, а не 99% населения.
В итоге это обескровливает экономику, приводя к тому, что все больше и больше долгов не будет уплачено, до той кризисной ситуации, когда кредиторы понимают, что ростовщических прибылей больше не извлечь, и прекращают выдачу кредитов. Но ведь в отсутствие дефицита государственного бюджета банковский кредит остаётся единственной поддержкой спроса, а тут они выдёргивают этот финансовый ковер из-под ног экономики. И наступает момент, когда банки вопиют о спасении - чтобы деньги дали им, а не давали реальной экономике доход, который она сможет потратить и тем вытащить себя из депрессии. Таким образом, государственный долг увеличивается за счёт подарков банкам, а вовсе не затрат на реальную экономику.
Учебники экономики объясняют кривые спроса и предложения. Каждое минимальное увеличение предложения снижает цену предлагаемого товара. Для рынка товара рабочая сила это означает, что чем выше уровень безработицы, тем ниже падает заработная плата для всех. Наоборот, чем больше вы нанимаете рабочих, тем больше вы должны платить, чтобы привлечь каждого рабочего. Правительственные чиновники и банкиры загипнотизированы этими учебниками и сделали вывод, что меньше будет рабочих мест, то тем ниже упадет заработная плата - тем самым, казалось бы, оставляя более жирную маржу прибыли, при условии, если товары будут проданы по стабильной цене. Таким путём эксплуататоры труда стремятся заграбастать больше, сводя к минимуму занятость для предотвращения роста заработной платы. Этим они увеличивают власть богатства над трудом.
Экономисты делают вывод, что для того, чтобы сделать экономику более конкурентоспособной, надо стремиться к понижению заработной платы, чтобы продавать дешевле, чем другие страны. Таким образом устраивается гонка на её понижение. Но то, что якобы помогает странам конкурировать, на самом деле разрушает их внутренний рынок.
Еще в 19 веке это называлось резервной армией безработных. Безработица - инструмент угнетения трудящихся. И еще более важно то, что если их доходы вдруг возрастут, то они пойдут на уплату долгов. Тут функционирует механизм, благодаря которому бремя долгов усиливает угнетение труда - не только съедая заработную плату долговыми платежами, но и подвергая рабочих страданиям от резких повышений процентных ставок, когда им приходится платить или же потерять свой дом, если задержат выплату очередного взноса в случае забастовки или увольнения. Алан Гринспен объяснял, что в наши дни в безработице нет необходимости для удержания рабочих в покорности. Все, что для этого нужно - это при помощи кнута долгов их погонять и делать политически недееспособными. (Цитирую из его показаний перед Сенатом США).
Вот почему, вопреки тому, что так резко выросла производительность труда, реальная экономика и её уровень заработной платы пошли вниз по S-образной кривой. Магия сложного процента увеличила долги (и капиталы 1% богачей) куда больше, чем мог дать поглощаемый ею рост производительности. И все эти финансовые накопления захапал 1% богачей, остальным 99% населения не досталось ничего.
Современная капиталистическая экономика отличается от таковой 1945 года именно финансовым сектором. Мы теперь находимся в конце длинного цикла. Тогда, в 1945 году, негосударственный сектор в каждой стране был сравнительно свободен от долгов. В военное время выпускалось мало гражданской продукции, которую могли бы купить потребители. Фирмам не имело смысла делать капиталовложения, кроме как в расчёте на прибыли от военных заказов правительства. Поэтому у населения было мало долгов и много сбережений, а также хорошие шансы получить работу по возвращении к мирной жизни. Но сегодня экономика катится в обратном направлении. Сбережения были исчерпаны и потребители, сектор недвижимости и промышленность погрязли в долгах.
Земельная и монопольная рента были освобождены от налогов, чтобы они достались банкирам, а не государству
Чтобы остановить этот регресс, необходимо понять его причины. А они - не только финансовые. Банковские интересы приобрели громадную власть, позволяющую им извращать налоговую политику, создавая двойную налогово-финансовую проблему. Бремя налогов было переложено с крупных клиентов банков - сектора недвижимости и монополистических корпораций - на трудящихся и потребителей. В США в 1930 году две трети налогов штатам и муниципалитетам поступали от налога на имущество. Сегодня его доля упала до одной шестой части. Штаты и города заменили налоги на собственность на налоги с доходов и продаж. А Европа и постсоветские страны установили самое антитрудовое налогообложение - налогом на добавленную стоимость.
Объясняют это тем, что его якобы легче собирать. Но он обременяет потребителей, а не тот нетрудовой доход экономической ренты, против которого боролись классические сторонники свободного рынка. Налог на добавленную стоимость добавляется к потребительским ценам и суживает рынок, препятствуя трудящимся купить те товары, которые они производят. На самом деле это сделано для того, чтобы освободить от налогообложения максимум ренты с земли, природных ресурсов и монопольных привилегий для того, чтобы она досталась банкирам в виде ростовщических процентов.
Там, где избиратели угрожают избрать политиков, которые будут проводить политику против привилегий банков, ЕС заявляет, что этой стране нужно «технократическое правительство», которое возложит на население больше налогов, чтобы выкупить у банков по номиналу их безнадёжные кредиты. Но это всё напрасные старания, если не изменить всю систему, поскольку нынешние затеи финансистов предельно близоруки. Будучи хищническими, а не производительными, они оставляют за собой след банкротств от своей «деятельности». Эти так называемые технократы спасают от краха именно банки, а не трудящихся и производство, не занятость в реальной экономике, не расходы на социальные нужды и не общественное благосостояние.
Перенос финансирования социального страхования с прогрессивного налогообложения на регрессивное налогообложение наёмного труда
В 1982 году лоббист банков Алан Гринспен был назначен главой комиссии США по переносу расходов на социальное обеспечение из государственного бюджета (где они финансировались в основном прогрессивным налогообложением) на финансирование за счет платежей пользователей, то есть рабочих и работонанимателей. Целью была приватизация в чилийско-Пиночетовском стиле. Мечта Уолл-стрита - это отдать отчисления от заработной платы заправилам-финансистам, чтобы на них скупать акции и устроить бум фондового рынка (и в итоге снять сливки комиссионных и поставить фонды отчислений под удар в рискованных спекуляциях на заведомо проигрышной стороне - против крупных финансовых концернов, в стиле мошенничеств фирмы Гольдман-Сакс). По сути, точка зрения г-на Гринспена такова, что социальное обеспечение не должно быть делом государства. Его надо, мол, финансировать платой за пользование, так что потенциальные пенсионеры должны оплатить пенсию заранее. Их сбережения надо одолжить правительству для того, чтобы казначейство могло сократить налогообложение богачей - их доходов и собственности. Так была повёрнута вспять давняя тенденция прогрессивного налогообложения.
Результатом увеличенных Гринспеном налогов (только на трудящихся, а не на богачей) было создание профицита бюджета Администрации социального обеспечения, что дало правительству повод сократить налоги на недвижимость, на финансовый сектор и вообще на богачей. В частности, налог на прирост капитала был урезан наполовину. А инвесторам в недвижимость (отсутствующим собственникам, но не жильцам-домовладельцам) было разрешено устраивать фиктивное обесценивание их недвижимости вопреки росту цен, благодаря мошеннической бухгалтерии, основанной на псевдонаучной экономике.
Финал этой игры наступил тогда, когда администрации Буша и Обамы объявили по сути: «Мы обанкротились. Поэтому теперь надо сбалансировать бюджет за счет сокращения социальных расходов и дальнейшего повышения налога на социальное обеспечение. Мы сократили налогообложение богатых настолько, что рабочие не смогли заплатить достаточно для того, чтобы покрыть эти подарки богачам, не говоря уже о расходах на войну Буша и Чейни в Ираке и войну Обамы в Афганистане» - или, по сути, объявили классовую войну против трудящихся.
В системе капитализма пенсионных фондов работающим по найму вдалбливают, что они - якобы мелкие капиталисты и должны обеспечить себе пенсию с помощью программ владения акциями, а не откладывать самостоятельно часть заработной платы или иметь пенсию, финансируемую государством по принципу «договора поколений». Идея буржуев состоит в том, чтобы делать на этом деньги прямиком из денег (Д®Д'), а не производством товаров (Д®Т®Д'). В США половина фондов акционерной собственности сотрудников фирм (ESOP) обанкротилась, в основном вследствие рейдерских захватов корпораций-нанимателей. Рейдеры корпораций берут кредиты у банков и инвесторов в облигации, чтобы финансировать выкуп фирмы менеджментом. План таков: выкупить у акционеров контрольный пакет акций, заложив доходы фирмы для выплаты процентов по займам. Но они не только хапают доходы, они грабят и фонды пенсионного обеспечения сотрудников. Джордж Акерлоф получил Нобелевскую премия за описание этого мошенничества. Но писатели поняли это куда лучше, чем экономисты. Именно Бальзак заявил, что за каждым крупным семейным состоянием прячется громадное воровство, конечно, зачастую уже давно забытое.
Нынешняя экономика основана на воровстве, прикрывающемся брехнёй о «свободном предпринимательстве». Это иногда называют «социализмом для богатых», поскольку они получают большинство государственных субсидий. Но это вовсе не социализм, о котором шла речь сто лет назад. Это - извращение социал-демократии и социализма. Одним словом, это олигархия. Но мы живем в мире Оруэлла. Ни одна из нынешних политических партий не называет себя фашистской, ни даже анти-рабочей. Они называют себя социал-демократией. Но их суть противоположна тому, что социал-демократия означала в 19-м и начале 20-го века.
Социальное обеспечение всё ещё не приватизовано, но вот образование уже не только приватизовано, но и финансиализовано. Студенты больше не получают образование бесплатно или по низкой цене. Для того, чтобы получить квалификацию для работы специалистом, в США они вынуждены брать кредиты, которые засаживают их глубоко в долги. А потом, когда приходит время создавать семью, им приходится брать на всю жизнь 30-летний ипотечный кредит. Им приходится брать кредит и на покупку автомобиля, чтобы просто добираться до работы, особенно там, где общественный транспорт был ликвидирован, как в Лос-Анджелесе. И когда их зарплату ещё сильнее урезают, они могут поддерживать свой жизненный уровень и социальный статус, лишь наделав долгов по кредитным карточкам.
Оплата процентных расходов по долгам отвлекает средства от покупки товаров и услуг, которые производят трудящиеся. В результате наступает долговая дефляция. Трудящиеся получают все меньше и меньше возможностей купить то, что сами производят - если только не залезают ещё глубже в долги. Вот почему банкам и держателям облигаций - т.е. тому самому 1% богачей - досталась вся прибыль от роста производительности труда. Они - это в основном сектор финансирования, страхования и недвижимости (FIRE), который в настоящее время поглощает подавляющую часть экономического прибавочного продукта в форме различных видов экономической ренты: ренты на землю и природные ресурсы, монопольных привилегий и ростовщических поборов.
Извращение классической свободы рынка в её диаметральную противоположность
Классическая политическая экономия пыталась побудить демократическое правительство обложить налогом рантье: земельных собственников, монополистов и банкиров. Её цель состояла в создании излишков в промышленности и на их основе повысить производительность труда, уровень заработной платы и уровень жизни. Чтобы поддерживать цены на низком уровне и, следовательно, экономику страны конкурентоспособной, государство должно было взять на себя расходы на самые крупные программы капиталовложений: в базовую инфраструктуру, в транспорт, энергетику, средства связи - а все они представляют собой естественные монополии. Таким образом, целью было не только создать базовую инфраструктуру для пользования бесплатно или по льготным ценам, но и предотвратить то, чтобы частные собственники устанавливали на дорогах будки для взимания пошлин и взимали монопольные цены на энергию, телефонные сети и т.д. (как Telmex в Мексике или аналогичные телефонные монополии в послесоветских клептократических режимах).
Нынешняя пост-классическая экономика (мошеннически называемая неоклассической) стремится снять налогообложение с рантье и полностью переложить государственные расходы на трудящихся и даже на производственный сектор. Для достижения этой цели демократию подменяют на олигархию. Но теперь олигархия - это господство не помещиков во времена земельной аристократии Европы, а банкиров и финансистов. А их цель - приватизовать общественный сектор с его монополиями. Банкиры выдают кредиты приватизаторам, которые устраивают извлечение ренты из основных нужд населения, повышая цены за пользование. Распределяя свои доходы в свободной от налогообложения форме - как проценты по кредитам, они держат свои доходы в недосягаемости от государства, заставляя национальные казначейства облагать налогами трудящихся и промышленность, потребителей и производителей, а не банки, страхование и недвижимость. Правительства таким образом становятся защитниками монополий и их финансирования.
Но это - близорукая политика. Повышая уровень внутренних цен, страны с финансиализованной экономикой теряют конкурентоспособность на мировых рынках - если только им не удастся создать новый мировой порядок, в котором экономика всех стран будет повсеместно обременена долгами. Для этого тут вступают в игру МВФ, Всемирный банк и ВТО - для финансиализирования глобализации, третируя как париев те страны, которые не хотят присоединиться к этой саморазрушительной и самоубийственной системе.
Наглядным примером перехода от классической демократии в пост-классической олигархии является страна, которую вам расхваливают, как образец успеха: Латвия, где неолибералы имели полную свободу действий - прямо как в России. То, что они воспевают как рай неолиберализма, оказалось долговой ямой клептократии. В стране существует множество налогов на труд с единой ставкой, отнимающих 59 процентов трудового дохода ... но только однопроцентный налог на недвижимость.
Легко представить себе, что происходит, если недвижимостью облагается налогом так низко, а труд облагается налогом так высоко. Тогда труд имеет высокую себестоимость, а на рынке недвижимости раздувается пузырь спекуляций. Когда я был зам. директора по науке в Рижской Высшей Юридической Школе, я посетил государственное учреждение, занимающееся оценкой недвижимости, и спросил, как у них получился 1 %-ный налог. Мне ответили, что они вычислили его по последней оценке недвижимости, которую имели. Её сделали еще в 1917 году, до революции в России. (Ведущий эксперт написал себе докторскую диссертацию по этой «оценке»).
Все нетрудовые доходы с недвижимости, которые сборщик налогов не взимает, банки могут хапнуть как проценты за кредит. Таким образом, цены на жилье взвинчиваются при помощи ипотек, в то время как вместо несобранных с земельной ренты налогов сборщик налогов обирает трудящихся и промышленность. Вместо того, чтобы платить налоги, новые покупатели жилья выплачивают ипотечные проценты банкирам. В результате получается, что банки прикарманивают ренту, которая раньше доставалась землевладельческой аристократии Европы. Это делает банкиров новой аристократией.
Когда я в 2010 году возглавлял международную группу экономистов-расследователей, мы посетили агентство банковского страхования Латвии, где нам сказали, что они ожидали крах спекулятивного пузыря. Их ответной мерой было советовать банкам для укрепления их ипотечных кредитов не только получать закладные на имущество, но и заставлять как можно больше членов семьи совместно подписывать кредитный договор. Таким образом, всякий раз, когда долг невозможно было уплатить, личная ответственность за его уплату возлагалась и на родителей, братьев, сестёр и других родственников.
Но те, чьё дело - регулировать деятельность банков, не призывали правительство к более эффективному налогообложению недвижимости. Это бы урезало средства, которые домовладельцы могли бы тратить на банковские ипотеки - и оставили меньше доходов от земельной ренты, которые стали бы капиталом в виде новых банковских кредитов. Однако это позволило бы государству сократить его тяжкое бремя налогов на трудовую деятельность. Но это не интересовало тех, кто должен был регулировать банки, а сами банкиры видели, что их главное дело - кредитовать до отвала недвижимость, а не промышленность - в согласии с тем, что неолибералы делали с экономикой Латвии и других стран Прибалтики!
Что, это несправедливо? Это ведёт к экономической поляризации и кризису? - Разумеется! Но агентство банковского страхования заявило, что его задачей было защитить платежеспособность банков, а не создавать оптимальную структуру экономики.
Одним из результатов стало то, что недавний опрос ЕС показал, что треть населения Латвии в возрасте от 20 до 35 лет либо эмигрировала, либо намерена это сделать. За последнее время к 2012 году население страны сократилась на 15 процентов. Заключение браков и уровень рождаемости падают, так же как во всех после-советских странах. Вы представьте себе, кто же в состоянии жениться и купить дом, если его заработная плата облагается налогом по ставке 59 процентов, и приходится залезать в долги?
Исландия - вот еще один наглядный пример. Она даже больше, чем Латвия, стала раем для банкиров-мошенников, а также для банков-стервятников. Там кредиты привязаны к индексу потребительских цен, то есть практически к курсу валюты. Курс исландской кроны упал после банковского краха в 2008 году. В результате долг, составлявший, скажем, 1000 крон, вырос до примерно 1800 крон - а он был получен для приобретения собственности, цена которой упала с эквивалента 1000 крон до примерно 400 крон. Так многие семьи получили отрицательный баланс собственного капитала. И ещё несут личную ответственность за долги.
Когда в Исландии обанкротились мошеннические банки (аресты некоторых из преступников начались лишь недавно), правительство взяло их долги на себя и по рекомендации ЕС продало их инвесторам-стервятникам, по цене около десяти центов за доллар номинала. Несмотря на то, что согласно Конституции Исландии им не позволено увеличивать долги при помощи индексации, именно это стервятники и сделали в действительности. Если бы государство держало кредиты на своём балансе, то оно списало бы долги соразмерно платежеспособности должников. Но новые банки-стервятники не сделали этого. И социал-демократическое правительство поддержало их притязания на то, чтобы по выколотить из народа максимально возможную прибыль, а не отдало приоритет благополучию исландского народа.
Что меня прямо-таки ошеломляет, так это то, как далеко в правую часть политического спектра сместились социал-демократическая и лейбористская партии. Руководство социал-демократов Исландии заявляет, что оно хотело бы быть частью Европы. Но это значит действовать в интересах британских и голландских банкиров, а вовсе не демократически в интересах Исландии. Вот они и действуют в интересах возникшей финансовой олигархии.
Я с детства знал многих социал-демократических лидеров США и всего мира. Мой отец был социалистическим рабочим лидером и политическим заключенным в Миннеаполисе во время высшей точки истории борьбы трудящихся в США - великой Генеральной стачки 1930-х годов. А в начале 1960-х годов лидер социалистической партии (Теренс Маккарти) расказал мне, что дорожные и гостиничные расходы почти всех членов Социалистического Интернационала (II Интернационала, президент которого по состоянию на осень 2011 года - Дмитрий Папандреу из Греции) оплачивались ЦРУ или его подставными организациями. Я видел, как социалистическая партия США стала поддерживать войну во Вьетнаме, а Майкл Харрингтон запретил критику войны в её молодежном журнале - что быстро привело к потере ею большей части своих членов.
Харрингтон и его покровитель Макс Шахтман заняли эту позицию, потому что они считали, что, мол, не удастся убедить Запад стать марксистским до тех пор, пока мир не будет освобожден от сталинской пародии на марксизм. Так социал-демократическая партия США присоединились к истерии холодной войны. Политику перевернули с ног на голову компромиссными расчётами между социализмом, сталинизмом и способностью США поддерживать и финансировать европейских социал-демократов, которые в свою очередь поддерживали банки и политиков-«центристов». В этом была трагедия старых не-сталинских «левых» в США и других странах. Социал-демократическое руководство, видать, воображало (или лишь делало вид, что верит), что «свободные финансовые рынки» поведут мир к экономическому прогрессу.
Это стало как раз полной противоположностью Прогрессивной эры и, разумеется, всего того, что обещал промышленный капитализм. Социал-демократические партии Исландии, Великобритании, Греции, Скандинавии и других европейских стран приняли тезис о том, что для того, чтобы снова увеличить трудоустройство, надо устроить трудящимся затягивание поясов. Бюджеты, мол, надо сбалансировать за счет снижения заработной платы на 30 процентов, а налоги с сектора финансов, страхования и недвижимости переложить на потребителей.
Но ведь налогообложение труда повышает его себестоимость. Это значит, что конкурентоспособность можно повысить избавлением от налогов труда и товаров народного потребления, в частности, ликвидацией налога на добавленную стоимость. Однако не все налоги плохи. Классические свободнорыночные экономисты одобряли налогообложение нетрудовых доходов: земельной ренты и ренты, получаемой от эксплуатации природных ресурсов, монопольной ренты и финансовых привилегий. По этим видам доходов нет соответствующих производственных затрат, которые бы нёс получатель ренты. И чем более государство переложит налоговое бремя на землю и недвижимость, тем ниже будут цены на жилье - и тем менее государству придется облагать налогами трудовые доходы и потребление.
Банкиры поддерживают анти-государственную идеологию, потому что они хотят получать все не обложенные налогом доходы от ренты в виде процентов по займам. Таким образом средства, которые иначе получило бы государство в виде налогов, будут уплачены банкирам. В результате происходит то, что мы видим сейчас в Европе и Северной Америке - экономический грабёж, во многом подобный тому, который породил европейский феодализм. Но теперь это не военный, а финансовый грабёж.»
Комментариев нет:
Отправить комментарий